Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня (читаемые книги читать .txt) 📗
Замять неудобную ситуацию мне пришлось отвлекающим маневром — станцевать благодарственный танец на высокой деревянной скамье, громко заявив о любви к собравшимся, даже тем, кого я совсем не знаю. Сорвав шквал одобрительных аплодисментов и радостного свиста, в толпе я, наконец, увидела Вадима Робертовича. Призывно помахав ему рукой, я попыталась поклониться достопочтенной публике, но потеряла равновесие и точно свалилась бы со скамейки, если бы учитель, мгновенно оказавшийся рядом, не подхватил меня, положив тем самым конец представлению.
— Ну все, — с легким оттенком шутливой строгости урезонил меня он. — Кому-то пора освежиться. Пойдем, посидим возле речки. Ты! — скомандовал он первому попавшемуся под руку гостю. — Сделай имениннице кофе, живо! А мне принеси еще вина и коробку из-под стола, рядом с большим черным рюкзаком! Все понял?
— На кресле, рядом с большим рюкзаком! — испуганно пролепетал случайный курьер и стремглав ускакал исполнять поручение.
— Черным! — крикнул вслед Вадим Робертович, провожая гонца взглядом, в котором ясно читалось, что его ждет в случае путаницы или невыполнения задания. — Пойдем, пойдем, маленькая гордая птичка! Сейчас главное следить, чтобы ты не свалилась куда-нибудь спьяну да не переломала свои тощие крылышки, — с тихим смешком добавил он, потешаясь над моей возмущенной физиономией.
— Я не пьяна! Я просто счастли…ва! Ой! — и, снова потеряв равновесие, уже не стесняясь, я повисла на руке у Вадима Робертовича, пока он вел меня к помосту.
Вечерняя прохлада, поднимавшаяся от реки, приятно освежала. Очень быстро вернулся наш посыльный со стаканчиком кофе, вином, конфетами и объемным свертком. Вручив все это все Вадиму Робертовичу, он, стремглав, не задавая лишних вопросов, ринулся обратно на поляну, видимо, опасаясь очередных поручений. Я же, сидя на небольшом деревянном помосте рядом с учителем, болтала ногами в воде и заинтересованно смотрела на него, попивая крепкий кофе, способный приглушить градус моего активного веселья.
— А ты мне ничего не подарил, — наконец, нарушила я умиротворенную тишину.
Вадим Робертович снова рассмеялся.
— Так вот ты какое, маленькое корыстное существо! Не трусь, вот он, подарок, — учитель указал на сверток в рюкзаке. — Просто не хотел вручать при всех, во избежание чрезмерного кудахтанья. А ты уже решила, что я хам и жлоб, да? И совсем ничего святого у меня нет, даже на дни рождения без подарков прихожу? — поддел он меня, с ироничной улыбкой наблюдая, как краска смущения, заливает мои щеки.
— Нет! Нет, конечно! Наоборот, я думала о том, какой ты… хороший! — попыталась невнятно возразить я. — И все вокруг тоже — так хорошо! Даже слишком хорошо… А завтра все будет плохо… У меня так точно. Вот я проснусь с жутким похмельем… И пойму, что это был сон, всего лишь сон, — тут я опять нетрезво икнула, мгновенно сведя на нет всю проникновенность речи.
— Не думай об этом, — расслабленно откидываясь на локти и жмурясь в лучах заходящего солнца, заявил Вадим Робертович. — Весь сегодняшний день — самая настоящая правда. Почему ты считаешь, что в жизни тебе не положено хоть немного банального человеческого счастья?
— Потому что, Вадим Робр-р-р…Робр-р-ртович …
— Что ты как не в себе, — еле сдерживая смех, прервал он меня. — Мы уже на ты, давно пора и просто по имени, без отчества. Так почему ты считаешь, что все хорошее рано или поздно должно обернуться ужастиком?
— Потому что так уже было. И не раз. Иногда я просто уверена, что это… закон жизни такой. За все хорошее, а особенно за счастье надо платить. Чем-то очень дорогим… — я замолчала, залюбовавшись закатом в приступе нетрезвой меланхолии. — А иногда так не хочется верить в это жестокое правило! — под воздействием шампанского и особо лирического настроения я сложила руки на груди и посмотрела на Вадима Робертовича меланхолично-возвышенным взглядом.
— Ну и не верь! — чувствовалось, что он пытается сменить тему, философско-обреченный настрой которой начал его тяготить. — В чем проблема-то, я не понял?
— Я не могу не верить, — горестно продолжила я, не обращая внимания на его попытки отвлечь меня от заунывного страдальчества. — Потому что все мы — лишь щепки в бурном водвр…водовороте этой жизни… — на этом месте из моей груди вырвался неподдельно тягостный вздох, полный боли за судьбу человечества.
— Ну, началось! Опять твое философское блеяние! — вдруг огрызнулся нетерпимый к моим поэтическим стенаниям Вадим Робертович. — Послушай, Алексия, давай-ка ты не будешь меня злить этой идиотской позицией щепки! Даже с учетом того, что ты конкретно перебрала, я не могу этого слушать. В последний раз повторяю: ты — хозяйка своей жизни! Только ты! И никакая судьба, или рок, или… какое еще слово тебе нравится?
— Фатум! — важно вращая глазами, подсказала я.
— Да-да, и это тоже! И это тоже тебе не грозит. Кого я вижу перед собой? Молодую, красивую, талантливую девчонку, которая вместо того, чтобы смело шагать вперед, продолжает трястись над какими-то выдуманными проблемами из прошлого!
— Ой, а я красивая, да? — вдруг захихикала я, выхватив из всего монолога только самое заветное слово-комплимент.
— Ну, твою мать, — протянул Вадим Робертович, устало вздыхая. — Пообщались, ничего не скажешь. Сто раз давал себе слово не доказывать ничего пьяному человеку. Мало того, что он все время несет какую-то ахинею, так еще на утро даже половины не вспомнит. Хотя… Для того, что я собираюсь сделать, мне твоя хорошая память как раз и не нужна вовсе, — и он, резко выпрямившись, щедро отхлебнул вина прямо из открытой бутылки, пытаясь скрыть накатившее волнение. — М-да, чувствую себя полным идиотом. В тридцать три года пить из горла — как-то слишком некошерно.
Я, узрев новую порцию гарантированного источника веселья, внезапно оживилась и, выхватив бутылку из рук учителя, сделала несколько больших глотков. Вино попало мне не в то горло, я закашлялась, давясь спиртным и нетрезвыми хихоньками.
— Эй-эй, птичка, полегче! — отобрав веселящий напиток обратно, прикрикнул на меня Вадим Робертович, не ожидавший подобной прыти. — Не хватало, чтобы ты здесь еще захлебнулась или вырубилась! А ну цыц! Я тут подарок дарить, наконец, собрался! Думаю, он тебе понравится. А не понравится — так один хрен. Все равно заставлю тебя с ним работать, — пробурчал он, извлекая из рюкзака увесистую коробку. — Держи, Алексия. Держи и не забывай, что это, — он указал пальцем на нераспечатанный еще сверток, — твой лепший друг, муж-сват-брат и таблетка счастья одновременно. И, что бы ни случилось, иди сразу к нему, может, даже первее, чем ко мне. Видишь, какой я сегодня добрый, даже признаю, что эта штуковина важнее меня. Ну, открывай уже, чего уставилась? Все нужные слова я уже сказал, на пожелания счастья-здоровья можешь не рассчитывать — я их не перевариваю.
Я опять едва не расплакалась нетрезвыми слезами от такого своеобразного и очень искреннего поздравления, но чувство любопытства оказалось сильнее. Мне не терпелось увидеть, что же там за таблетка счастья такая, которую Вадим Робертович поставил даже выше себя по статусу. Несколько туманных догадок скользнули в голове, но ни одна из них не была близка к истине.
Учитель подарил мне печатную машинку.
Настоящую, современную, красивую и легкую печатную машинку с восхитительно мягким ходом клавиш и автоматической кареткой. Потрясенно глядя на нее, я почувствовала самый настоящий зуд в пальцах, до такой степени захотелось прикоснуться к ней, будто пианист к роялю и, сначала легко, а потом все быстрее, забыв обо всем, играть и играть, извлекая из нее музыку слов. Ведь эта волшебная вещь действительно была панацеей от всех бед и тяжелых мыслей.
Чувствуя, что счастье от такого подарка слишком велико, чтобы выразить его словами, я отреагировала только так, могла, как хотела в ту самую секунду. Резко подавшись вперед, я от души, крепко, насколько позволяли силы, обняла Вадима — человека, который был для меня больше, чем учитель, больше, чем друг.
