Поскольку я живу (СИ) - Светлая et Jk (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
- Здравствуй, - тихо сказал Иван.
- Привет, - так же негромко ответила Полина и быстро добавила: - Чего мерзнешь?
- Тебя дома не было.
- Не было, - эхом отозвалась она. – Теперь есть. Ну в смысле почти…
- Есть, - повторил Иван. – Я решил дождаться.
Полина кивнула и все же отвела глаза, отыскивая взглядом свои окна.
- Пойдем? – спросила она, снова повернув к нему голову.
- Да, - ответил Ванька. И засуетился. Потушил сигарету – уже знакомым ей жестом о подошву ботинка. Выбросил окурок в урну. Подхватил здоровенный рюкзак, оставшийся валяться на скамье. Ёлка. Деревянная, из дощечек. Которая ей не померещилась, которая правда была, оказалась подхвачена его рукой.
- Я подумал, вдруг ты не ставила, - зачем-то добавил он, когда их взгляды опять пересеклись.
- Не ставила… - Полька смущенно улыбнулась, словно ее застукали за тасканием сладостей. – Было не надо.
- Но ты же не против?
- Не-а… - почти шепотом сказала она и отмерла, сделав решительный шаг к подъезду. – Идем.
Он пошел следом, не говоря больше ни слова.
Черты его лица стали немного резче, чем в юности. Но улыбка, даже как сейчас, нервная, оставалась по-прежнему обаятельной. Она начиналась в уголках глаз и только потом нисходила к губам. Его волосы были чуть влажными от растаявших снежинок, а кончики ушей – алели от холода. От него пахло табаком и парфюмом, которого Полина не знала.
Его плечи стали шире, но, судя по заострившемуся носу, он похудел. Его пальцы обхватили ремень рюкзака и ствол елки так, что побелели костяшки. И только в лифте она разглядела указатель: «Мне до тебя». И пустота вместо слова «близко».
Будто бы он предоставлял ей решить.
Но разве не он всю жизнь решал за нее?
И разве было здесь, что решать?
Полина кусала губы, пока поворачивала в замке ключ, потому что видела, как дрожат пальцы. Щелкнула выключателем в прихожей, когда они все же попали в квартиру, и судорожно металась мыслями в поисках того, о чем говорить. От их молчания у нее начинало звенеть в ушах.
- Проходи, - выдохнула она.
Иван послушно внес свои вещи. Позволил себе осмотреться, едва ли при этом замечая детали обстановки. Даже и в целом – что он мог разглядеть? Только Полину. Куда бы ни были направлены его глаза – только Полину.
Он стянул перчатки. Разулся, не наклоняясь. Шагнул к ней.
- Ты позволишь? – тихо спросил Ванька, имея в виду ее пальто, которое она до сих пор не сняла. – Где у тебя вешалка?
Полина неопределенно мотнула головой в ответ и спросила:
- Кофе будешь?
- Да. Очень хочу кофе.
- Я сейчас, - спохватилась она и, не раздеваясь, вместе со своими пакетами ринулась в кухню.
- Куда поставить ёлку? – донесся до нее его неуверенный оклик.
- Куда хочешь, - обернулась Полина и скрылась из поля его зрения.
Она суетливо двигалась по кухне. Зачем-то включила чайник и долго искала джезву в тумбочке, обнаружив ее, наконец, в шкафу – там, где она всегда и стояла. И замерла с ней в руках по дороге к плите, прислушиваясь к тому, что происходит где-то в глубине квартиры. Слышала доносящиеся оттуда какие-то невразумительные звуки и пыталась представить, что Ванька там делает.
Хотела быть рядом с ним, но оставалась здесь.
Потому что не знала, как себя вести, что делать, что говорить. Не понимала, что происходит. Собрав рассыпанный кофе и водрузив с горем пополам джезву на огонь, Полина прислушивалась теперь к его медленному ворчанию, избегая ловить каждый шорох со стороны комнаты.
Потом к запаху кофе присоединился аромат ванили. Едва потянув его носом, она замерла, понимая, вспоминая, что это значит. Но думать об этом себе запрещала. Иначе боялась не совладать с эмоциями, которых и без того было – через край. Она больше не остерегалась встреч с прошлым, но и не искала их. Ее, поставленную на паузу, запускали снова. И что бы ни происходило, пока она была в отключке, вернули в то же место, где все оборвалось. Только вот как с этим справиться.
Ответ.
Чашка кофе.
Снег за окном.
Канун Рождества.
И Ванин нос, зарывшийся в ее растрепанные шарфом волосы.
Он, тихо ступая, вошел на кухню. Оглядел ее тоненькую фигурку в зимнем пальто. И почти сошел с ума, чтобы найти спасение в робком объятии.
Его ладони легли на ее предплечья. Она пахла духами, морозом и ветром. Если она захочет, то услышит тяжелые и частые удары его сердца. Но, заглушая его, Иван прошептал:
- Боишься замерзнуть?
- Что? – спросила Полина, не оборачиваясь.
Ванины ладони медленно двинулись вверх по шерсти одежды к ее плечам. Коснулись шеи, выступавшей из воротника, лица, висков. Нежно, едва дотрагиваясь, будто бы боялся ее спугнуть. А потом, зажмурившись, он ответил:
- Ты пальто не сняла, Плюшка.
- А? Да… - задумчиво протянула она. И вдруг порывисто развернулась в его руках и глухо проговорила, уткнувшись лицом в его грудь: - Почему ты так долго не шел?
- Просто это ты шла. Я давно с тобой.
- Ванька! – выдохнула Полина с судорожным всхлипом, подняла голову и в то же мгновение прижалась к его губам своими – горячими и жадными.
Глава 25
Застывшее за окном темное небо мутным полотном нависало над городом, осыпая его белоснежными пепелинками будто выгоревших дотла звезд. Но даже когда ты на одиннадцать этажей ближе к облакам, все равно никогда не узнаешь, правда ли там пылало.
Сказки бывают и грустными. В этой – замерзшая речка и деревья под пышными снежными шапками, пустынные ввечеру улицы, на которых оранжевыми лампочками подмигивают космосу снегоуборочные машины, глаза домов, погасшие и горящие, – всё отпечатывается морозным узором на стекле, сложным и бесконечно прекрасным. На него можно смотреть до тех самых пор, пока не отогреешь дыханием. Или, и правда, как в сказке, – раскалить на печи медную монету, приложить к ледяной поверхности и дождаться, когда оттает чудесное круглое отверстие.
Свет торшера внутри, где тепло и уютно, достаточно ярок, чтобы осветить удивительную елку, собранную из деревянных дощечек, похожих на указатели. Из заброшенного в угол черного рюкзака на нее перекочевали большущие шары из золотистой проволоки. И на еловых «лапах», как на полках, расставлены были ароматические свечки с запахом ванили.
Одна из веток выглядела как настоящий указатель. Только вместо города назначения и количества километров было написано черным маркером «Мне до тебя». А далее следовала размашистая приписка, безжалостно сделанная посредством красной губной помады и слишком сильного, чтобы удержаться, порыва: «– близко». Больше ничего.
Странным образом этот самый указатель был направлен в сторону измятой, толком не разостланной постели, превратившейся в ворох простыней, подушек и одеял. Яркости лампочки в торшере не хватало, чтобы достигнуть и этого угла комнаты, потому там свет был тусклым и рассеянным. Но для двоих занявших позиции друг напротив друга обнаженных Кая и Снежной королевы освещение давно уже не играло роли.
Они узнавали один второго иначе. Проводя ладонями по коже. Касаясь кончиками пальцев шрамов и родинок. Находя новое, чего не было раньше, и втайне радуясь тому, что осталось прежним. Зрение при этом не играло главенствующей роли. Зрение – лишь часть познания.
- Что ты любишь? – спросила она шепотом в страхе спугнуть счастье, и ее рука дотянулась до его губ. Те вздрогнули, раскрылись. И он медленно произнес:
- Тебя. О чем ты мечтаешь больше всего?
- Мне проще сказать, чего я боюсь.
- Я знаю, чего ты боишься. Я хочу знать, о чем ты мечтаешь.
- И где ты потерял корону?
- Однажды самая лучшая девушка на свете влепила мне оплеуху и велела не приближаться.
- Лучше само?й, чем ты опять уйдешь.
- Я не уйду.
- Я знаю.
- Так о чем ты мечтаешь больше всего? Плюш?
Она медлила. Опустила глаза. Восхитительная мерцающая шелком нагота ее тела в его ладонях наполнялась жизнью. До предела и до конца. И это ее смущение делало белое розоватым.
