Бесконечность любви, бесконечность печали - Батракова Наталья Николаевна (читать книги онлайн .TXT) 📗
- Любил. Первую - очень давно. Вторую... Вторую люблю и сейчас... Несколько месяцев назад я встретил женщину, с который хотел бы прожить всю жизнь. Но не судьба, - произнес он едва слышно.
И столько неприкрытой боли прозвучало в его словах, что Хиль да даже растерялась. Встав с кресла, она опустилась на пол рядом с Вадимом, обняла, склонила его голову себе на плечо, погладила, по коротко стриженным волосам, посмотрела на озаренное яркими сполохами лицо и вспомнила, как когда-то в минуты душевных травм точно так же жалела и успокаивала сына.
«Бедный мой мальчик! - Хильда не в силах была справиться с поистине материнской жалостью. - Плачь, родной, плачь, - заметила она слезу на его сомкнутых ресницах. - Слезы очищают и смывают боль. Мы все, мальчики и девочки, приходим в этот мир с открытым сердцем, с нежной, беззащитной душой. Вот только нам, девочкам, плакать позволено, а мальчикам - нет. Воспитываем сыновей под лозунгами «мужчина должен быть сильным», «плакать нельзя», «надо учиться терпеть боль, скрывать чувства», - размышляла она, продолжая поглаживать его по голове. - Оттого и покрываются наши сыночки толстой корой, как дерево... А ведь сломай неосторожно веточку, задень кору - там все нежное, беззащитное, живое... И плачет от боли...»
- Расскажи мне об этих женщинах, - вновь тихо повторила она спустя время. - Как их звали?
- Первую звали Валерия. Хотя почему звали? - сделав вид, будто что-то попало в глаза, Вадим коснулся ресниц тыльной стороной ладони. - Ее и сейчас так зовут. Вторая - Катя... - подняв голову, он подул на ресницы и вдруг...
Будто где-то внутри сорвалась прочная задвижка, не позволявшая ранее выплеснуть то, что не давало душе покоя. И если поначалу он говорил короткими, отрывистыми фразами, то постепенно его исповедь наполнилась отступлениями: что чувствовал, на что надеялся, как жил и живет, когда понял, что потерял любовь навсегда, и возврата к прошлому нет. Как нет и будущего: все мечты и фантазии - не про него.
Ни с кем и никогда в жизни Вадим так не откровенничал. Родным и близким ведь не все можно рассказать. Особенно матери: гут же спроецирует его боль на себя, и столько будет волнений и переживаний, что только добавит страданий ему. Именно такой мамой и была Нина Георгиевна, будто связанная с сыном невидимой пуповиной. Этот энергетический поток никем пока не доками, не измерен, но все знают: он существует.
С Хильдой же у Вадима при всей душевной и духовной близости никакой фантомной пуповины не было, ничто не накладывало обостренной ответственности за последствия. По сути, он нуждался в доверенном человеке, под наблюдением которого мог сам вскрыть истязающий его нарыв и выдавить по капельке из души боль. Под наблюдением, но без стороннего вмешательства - он сам проговаривает боль вслух, а доверитель слушает, не вмешиваясь. Лишь иногда корректирует процесс короткими уточняющими вопросами, чтобы исцеляющийся не пропустил инфицированный участок, копнул глубже, промыл, забинтовал рану.
Иповедь закончилась глубоко за полночь. И отнюдь не на печальной ноте. Почувствовав облегчение, Вадим коснулся ближайших планов и незаметно для себя полностью переключился на другую тему. Он хочет заняться полноценным производством медицинской техники. Давно об этом подумывал, и Мартин в свое время подталкивал, но чего-то недоставало для принятия решения. И вот созрел. И даже нащупал не занятую конкурентами нишу.
Хильда сразу его поддержала: правильно, надо двигаться вперед. Она со своей стороны окажет любую посильную помощь. И еще будет им гордиться. На том и разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.
Но сон к Вадиму все не шел. Сказывалось то ли перевозбуждение, то ли, наоборот, исцеляющее действие душевного «хирургического вмешательства». Мысли долго бессистемно перескакивали с одного на другое, как вдруг споткнулись. Он понял: если прямо сейчас не обрубит прошлое, никакого полного исцеления не получится. Неиссеченный нарыв, как спящий вулкан, будет исподволь нагнаиваться, отнимать силы, травить душу малыми дозами яда, мешать любому новому делу.
Печальный опыт такого существования у него уже был, и ждать, пока рано или поздно прошлое утратит свою силу, он не хотел. В его ситуации это непозволительная роскошь. Он не станет тратить несколько лет жизни на бессмысленное, депрессивное состояние, ковыряя одну и ту же рану. Надо принять: Катя осталась в прошлом. Да, пока еще не в его власти избавиться от любви к ней, но и мешать своим планам, он ей не позволит. Придется чувства заточить в темницу.
На этой четкой мысли Вадим и уснул, вернее, забылся на несколько часов, а когда открыл глаза, понял: разговор с Хильдой сделал большое дело, можно сказать, главное в его нынешней жизни - подарил спокойствие. Все вернулось на круги своя, словно, как и несколько месяцев назад, не было никакой Кати. Любовь удалось закапсулировать и запрятать в душе настолько глубоко, что ее будет не отыскать, даже если ему когда-нибудь и захочется этого. Так что пора лететь домой и браться за работу, по которой истосковался...
Вспомнив о новом деле, Вадим улыбнулся тщательно выбритому отражению в зеркале, застегнул молнию на сумочке с санпри-надлежностями и, что-то мурлыча под нос, поспешил в комнату к раскрытому чемодану...
Катя вышла на крыльцо женской консультации и, подставив лицо лучам яркого весеннего солнышка, улыбнулась: встала на учет, анализы в норме, токсикоз отступил, чувствует себя хорошо, даже набрала вес. И самое главное - угроза выкидыша миновала.
В остальном все тоже складывалось неплохо. Отец восстанавливается, со дня на день вернется домой из Аксаковщины. На работе полный порядок. Возвращение в редакцию было воспринято как само собой разумеющееся, а обещанный Жоржсанд свободный график позволял и выспаться, и потрудиться в свое удовольствие. Никаких тебе авралов, экстренных поручений.
С разводом тоже начались подвижки. Виталик выздоравливает, брачный договор подписан. Кстати, пока еще действующие супруги так и не увиделись, хотя скрепляли его подписью одновременно, правда, в смежных комнатах. Адвокаты постарались: как выяснилось, желание не встречаться лицом к лицу обоюдно. Так что теперь перенесенная по срокам процедура развода представлялась сущей формальностью: их абсолютно ничего не связывает, и никаких претензий друг к другу они не имеют.
Радовало Катю и временно выпавшее из внимания дело Поло-винкиной: в магазине, где она работала, провели внеплановую проверку и обнаружили еще большие хищения. В результате директрису заключили под стражу. Благодаря адвокату и в связи с новыми и не принятыми во внимание старыми смягчающими обстоятельствами дело направили на повторное рассмотрение. Поскольку Половинкина уже отсидела определенный срок, можно рассчитывать на условно-досрочное освобождение. Вернется домой, заберет из детдома детей. И супруга Марии вместе с группой местных алкоголиков вовремя отправили к психотерапевту на кодирование: на носу посевная, работать некому. Все это, вместе взятое, добавляло Кате положительных эмоций: хорошо, что не прошла мимо, помогла человеку.
Так что жизнь налаживалась, и Катя могла жить только беременностью. Благостное, умиротворенное состояние... Как же в нем комфортно! Не удивительно, что все мешавшие этому мысли пресекались в самом зародыше. Стоило только замаячить на горизонте чему-то тоскливому, тотчас срабатывала установка: думать и хорошем! Никакой чернухи, никаких туч, никакой слякоти. Все плохое вторично, третично и вообще не заслуживает внимания.
