Ласковые имена - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗

– Я и сам доктор, так что знаю, – шутил он. Эмма с этим соглашалась, так как это было нужно мальчикам. Милэни воспринимала это все как праздник с гостями. Приедут бабушка с Рози. – И Вернон, – настаивала она. – Пусть Вернон тоже приедет.

Труднее всего было с Ричардом, намного труднее. Эмма еще не знала, умирает она или нет, но холодный инстинкт подсказывал ей, что он не должен к ней привязываться сильнее. Она не хотела портить его жизнь, неважно, смерть или жизнь отберет ее у него. Но не желая этого, она была не в силах холодно отвергнуть его. Ричард был в отчаянии, он хотел вылечить ее своей любовью, он сделал из этого испытание для себя самого. Эмма была тронута, но радовалась, что у них мало возможностей для встреч. Ей нужно было слишком много сделать и обдумать. И лишь моментами под влиянием Ричарда, с его горячностью, ей начинало казаться, что все это ерунда, заблуждение врачей. Пока еще она не чувствовала сильных болей.

Они пришли в Омахе, где, как оказалось, ей предстояло лежать в больнице. У доктора Баджа не было необходимого оборудования; он не мог вводить радий, как ей сказали, это было необходимо.

– Хорошо, но от него что-нибудь остановится?

– Конечно, он заблокирует опухоль, – сказал новый молодой доктор. – Иначе мы не стали бы его применять.

В Омаху она приехала с матерью. У Флэпа были его обязанности, а Рози как раз могла справиться с детьми. Вернон собирался приехать, как только сможет. Ни Эмме, ни Авроре не понравился молодой доктор по фамилии Флеминг. Он был маленький, аккуратный и чересчур разговорчивый. Он очень много рассказывал им обеим о проявлениях различных форм рака; его метод заключался в предоставлении больным такого количества информации, чтобы они были не в силах ее переварить. Разумеется, большая часть сведений не относилась к их собственной болезни.

– Этот человечек слишком самодоволен, – заметила Аврора. – Надо ли нам оставаться здесь и терпеть его? Почему бы тебе не переехать в Хьюстон?

– Я не знаю, – сказала Эмма.

По ночам она и сама об этом думала, ей казалось заманчивым вернуться в мягкую влажность Хьюстона. Но она не хотела ехать. То, что происходило, могло затянуться на месяцы, ей пришлось бы перенести всю свою жизнь в другую местность, а это было неприемлемо. Хоть она и начинена, ничего не известно наверняка. Ей пробовали давать новые лекарства, и даже доктор Флеминг не мог предсказать результат. Все было очень неопределенно, но она поняла, что эти новые лекарства – ее надежда. В некоторых случаях они не просто останавливают процесс, но могут и вылечить.

Если ничего не поможет, она рассчитывала поехать домой. Ей нужны были своя спальня и запахи своей кухни.

Но она об этом мечтала только, пока не начались серьезные боли. После лечения радием и неудачи с применением новых лекарств желание возвращаться домой ослабло. Она прежде не испытывала болей и не сознавала, как они могут целиком овладеть ею. Однажды ночью, вскоре после того, как ее стали лечить радием, она потеряла таблетку – она упала с тумбочки – и обнаружила, что звонок испортился. Она не могла позвать сестру, оставалось только неподвижно лежать. В сочетании с ужасной болью это вызвало у нее убеждение в своей абсолютной беспомощности – никто не придет, чтобы ее выручить. Впервые в жизни то, что она ощущала, оказалось неподвластно любви; все, кто ее любил, не могли бы ей так помочь, как таблетка, закатившаяся под кровать.

Лежа на спине, Эмма плакала. Когда спустя час к ней заглянула ночная сестра, подушка Эммы была влажная от слез.

На следующее утро, когда воспоминание о боли все еще не отпускало ее, она попросила доктора Флеминга, чтобы ей давали лишние таблетки – на случай, если она снова уронит.

– Я не могу справляться с такой болью, – искренне призналась она.

Доктор Флеминг изучал ее карту. Затем он профессиональным движением взял ее запястье.

– Миссис Гортон, боль – это ничто, она лишь показатель.

Эмме показалось, что она ослышалась.

– Что вы сказали? – переспросила она. Доктор Флеминг повторил. Эмма отвернулась. Она рассказала об этом матери, и та постаралась осложнить жизнь доктору Флемингу, как могла; но Эмма знала, что даже мать не может ее понять. У нее ни разу в жизни ничего не болело.

Месяц промучившись от болей, она уже потеряла то, что здоровый человек назвал бы жизнью, то есть само здоровье. Ночь беспомощности отвратила ее не только от доктора Флеминга. С тех пор вся ее энергия была направлена на поддержание равновесия между наркотиками, болями и слабостью. Мысль о возвращении домой больше не привлекала ее. Она сознавала, что глупо притворяться, будто она сможет там жить. Она не сможет справляться с детьми, мужем или любовником; возможности вскоре сократились до ежедневного часового разговора с матерью и встрече с детьми в выходной. Потом у нее стали выпадать волосы, это было последствие лечения радием – она рассмеялась, когда начала расчесываться, ослабевшей рукой держа перед собой зеркальце.

– Вот и нашлось средство против этих волос, которые никому не нравились. Радий!

Аврору это так поразило, что она не нашлась, что сказать.

– Я шучу, – поспешно добавила Эмма.

– О, Эмма, – сказала Аврора.

Существовала иная проблема: иногда, когда Эмма оставалась одна, ее начинала забавлять мысль о тех вещах в жизни, которые складывались не так, как ожидалось. В ее случае старая детская фантазия – как она будет умирать, и окружающие станут сожалеть о том, как плохо к ней относились, – воплощалась в жизнь. Вскоре лишь Милэни не испытывала ужаса от ее угасания. Вдруг все, кроме Милэни, стали ее жалеть. Томми не позволял себе обнаружить жалость, но он чувствовал ее. Милэни предпочитала воспринимать переезд Эммы в больницу как некий каприз, и Эмму это радовало. Устав от сострадания, она предпочла бы, чтобы все ее критиковали, как раньше.

Она стремительно слабела, и окружающие стали легче воспринимать ее уход. Пережив первый ужас, Аврора стала бороться с растущей пассивностью Эммы. Несколько дней она пыталась оживить ее, но это не вышло.

– Эта комната слишком безликая, – горько сказала Аврора. Комната действительно была безликой. В ту ночь Аврора позвонила Генералу, который и сам болел.

– Гектор, я хочу, чтобы ты привез Ренуара. Не спорь, и сделай так, чтобы с ним ничего не случилось. Вернон пришлет самолет.

Иногда Вернон приезжал в больницу, хотя обычно он оставался с Рози, помогая ей с детьми. Его песочные волосы сильно подернулись сединой, но он был все такой же подтянутый и энергичный и по-прежнему относился к Авроре с совершенным почтением.

Эмме было с ним спокойнее, чем с матерью, так как Вернон принимал ее усталость и слабость как должное. Он не требовал от нее, чтобы она жила. Однажды к ней явились все трое: Аврора, Вернон и Генерал, постаревший, но все такой же прямой. Вернон нес Ренуара, завернутого во много слоев бумаги. Следуя инструкции Авроры, он развернул картину и повесил ее на стену прямо напротив Эммы. Вновь увидев ее, да еще и в Небраске, Аврора не удержалась от слез. Две веселые молодые женщины улыбались в печальной комнате.

– Я отдаю это тебе, – сказала Аврора. – Это твой Ренуар.

Она чувствовала, что это последнее и лучшее, что она может принести в жертву.

Эмме казалось, что ее слишком часто навещают. Однажды приехала Мелба, которая добиралась из Кирни в бурю. Ей на это потребовалось два дня. Она купила Эмме «Илиаду» в мягкой обложке, она слышала, что это серьезная книга, а Эмма, она знала это, читает именно такие книги. К тому же это была поэзия. Она нахмурилась, увидев, что стало с ее подругой, оставила «Илиаду» и поехала обратно в Кирни.

Также приехал и Ричард. Эмма так надеялась, что он не придет. Они и без того разговаривали немного, а на этот раз Эмма совсем не знала, что ему сказать. К счастью, ему хотелось лишь подержать ее руку. Сжимая ее, он делал вид, что она должна поправиться. Эмма погладила его шею и спросила об оценках. После его ухода она видела о нем тревожные сны; плохо, что она дала ему так влюбиться, но эта ошибка была лишь одна из многих.