Ты (СИ) - Инош Алана (мир книг txt, fb2) 📗
Увлекательный рассказ Воробьихи был прерван звонком в дверь.
— Обожди, посиди тут.
В прихожей послышался женский голос — жеманно-приторный и противный, как несвежий корж с лёгкой алкогольной пропиткой:
— Ма-ань... А я к тебе... И не с пустыми рука-а-ами, хи-хи!
— Чего там у тя? — ворчливо спросила Воробьиха.
— Как чего? Фуфырик! — ответила гостья.
— Фуфырик — это хорошо. Тока, Тонь, ты не обижайся, но в плане любви сегодня ты пролетаешь, как трусы над Магаданом... У меня принцесса в гостях... И огненной воды у нас — до хрена! Но и твой подарок сгодится. Водки мало не бывает!
— Ка-а-акая ещё такая принцесса?! — В голосе гостьи зазвенела истеричная нотка. — Это чё, Зинка из соседнего подъезда, чё ли? Ну, я этой лахудре щас её три волосинки-то повыдергаю...
— Э-э, притормози, мать! — В прихожей слышались звуки возни. — Какая Зинка? Это жар-птица самая настоящая ко мне залетела!
— Птичка? — психовала гостья. — Ну, щас она у меня пёрышек в хвосте недосчитается...
Решив, что с меня хватит этих "свинцовых мерзостей", я встала и пошла к выходу. В прихожей в свете грязной лампочки можно было увидеть картину маслом: Воробьиха пыталась дотянуться до бутылки водки, которую держала на отлёте дама постбальзаковского возраста, в пёстром домашнем халате и чёрных колготках, вульгарно и аляповато накрашенная, с обесцвеченными волосами, стянутыми на затылке в жидкий хвостик. Она была не такой сморщенной, как Манька, но следы злоупотребления на её лице тоже проступали весьма явственно. Упираясь Воробьихе в грудь, она не позволяла ей достать заветный "фуфырик", отводя руку с ним как можно дальше. Увидев меня, она несколько опешила и пробормотала:
— Здрасьте...
Весь драчливый пыл у неё куда-то пропал, и она растерянно заморгала, а Воробьиха с гордостью объявила:
— Во, гляди, какая царевна ко мне заглянула! Не тебе, мымре крашеной, чета!
Дама в халате скуксилась, плаксиво скривив рот.
— У-у-у... И чем ты после этого лучше мужика? — бросила она Воробьихе слезливый упрёк. — Все они ищут кого помоложе, покрасивше, да побогаче... И ты туда же...
— Я так понимаю, я здесь третья-лишняя? — сказала я. — Не беспокойтесь, мне уже пора идти.
Воробьиха, забыв и о бутылке, и о своей расстроенной даме, бросилась ко мне и принялась снова водворять меня на место.
— Ты, лапушка моя, куда собралась? — вкрадчиво уговаривала она. — Гляди — ночь на дворе уже, куда ж ты пойдёшь? Да и погода — собачья... Лучше тут, в тепле, с нами... Тонька, хватит выть, подь сюды! Фуфырь на стол ставь. Третьей будешь.
Дама не отказалась, присела к столу и опрокинула стопку водки, бросая на меня косые взгляды. Ещё через пару стопок она подобрела и стала интересоваться, кто я, как живу, чем занимаюсь. Я заверила её, что никаких видов на её подругу не имею, и это окончательно расположило Антонину ко мне. Поскольку я больше ничего горячительного не пила, она услужливо сбегала к себе домой за пачкой чая, заварочным чайником и чистой чашкой: ничего этого в безалаберном хозяйстве Воробьихи не обнаружилось. Пока она хлопотала у плиты, Воробьиха, уже порядком окосевшая, вещала мне:
— Принцесса, ты не уходи, а? Когда ж ещё мне доведётся вот так, вживую, на такую красивую жар-птицу полюбоваться? Ты если не хочешь, я тебя пальцем не трону... Мне для этого дела и Тонька сойдёт. А на тебя — хоть посмотреть...
— Вот, пейте чаёк свеженький, — поднесла мне Антонина чашку с крепко заваренным чаем.
Я отпила глоток и поморщилась: это был почти чифирь. И сахара подруга Воробьихи бухнула ложки четыре, не меньше... Впрочем, и в этом большого смысла не было, как и в буране за окном, и в осколках моего сердца на полу этого бомжатника, и в одиноко светящемся окне напротив...
После этого чая на меня навалилась такая усталость, что я уронила голову на руки, уплывая в мучительный транс. Стукнул раздвигаемый диван, меня взяли под руки, проводили к нему и уложили — не раздевая, прямо в пальто, только сапоги сняли. Диван вонял старой мочой, подушка — чем-то кислым...
Серый дневной свет прорезался мне в глаза. Во рту стояла пустынная сушь, а правую сторону поясницы разрывала адская боль. Рука занемела до мурашек и не слушалась... Вытащить её из-под головы удалось с трудом. Вот дряни, наверняка что-нибудь подсыпали в чай...
Я села. От слабости потемнело в глазах, а голову пронзил резкий, неприятный звон — будто тончайшая проволока воткнулась в мозг.
Сапоги удалось найти не сразу: кто-то добрый засунул их под диван, а без обуви на здешний пол вставать было не только неприятно, но и опасно для здоровья: его покрывала грязь, везде валялись какие-то ошмётки, колбасные шкурки, бумажки, бычки... Виднелись засохшие следы от плевков и блевотина. К горлу поступил рвотный позыв. Боль усиливалась при движениях, а при переходе в вертикальное положение тут же захотелось снова согнуться пополам. Крови я не обнаружила — значит, это не рана... Ад разрывал меня изнутри. Домой, домой, скорее домой...
Но не тут-то было. Я оказалась запертой в пустой квартире, а в моей сумочке не обнаружилось ни мобильника, ни денег. Хотя, впрочем, я не могла припомнить, брала ли я с собой телефон вообще, когда выходила из дома... А стационарного телефона здесь не было и в помине. Розетка для подключения аппарата в прихожей имелась, и даже полочка на стене была прибита... увы, пустая.
Что же такое на меня нашло? Что за затмение разума? Александра сказала: "Ты меня не любишь". По-моему, всё это время я только и делала, что доказывала ей свою любовь, но, видимо, получалось неубедительно. Что сделать ещё, чтоб она поверила? Не знаю...
Захотелось в туалет. Даже страшно было представить, какой он здесь... Предчувствия не обманули: он был воистину постапокалипсичен. Даже на вокзале, наверно, и то чище. Пришлось исхитряться с подстилкой из туалетной бумаги... Смыть не вышло: сливной бачок не работал.
В моче обнаружилась примесь крови.
Я упала на вонючий диван и свернулась в позе эмбриона, поджав ноги к животу... Запах? Плевать... Больше прилечь было просто негде. Я постанывала и скулила от боли, сгибаясь в бараний рог. Что-то с почкой, видимо. Где же эти сволочи?
"Ангел мой, хранитель мой, спаси меня..." — только и оставалось молиться.
Сушняк мучил, не отступая. На кухне не нашлось даже чистой питьевой воды, а водопроводную пить я не рискнула. Запах гнили и разложения от мусорного ведра вывернул меня наизнанку, и меня вырвало в кухонную мойку — прямо на сваленную там немытую посуду.
Время шло... Нет, тянулось, издеваясь надо мной. Ни Воробьихи, ни её подружки... Меня начало знобить. Боль не стихала.
"Господи, помоги мне. Саша, найди меня".
...В замке повернулся ключ. Попытка приподняться отозвалась болью. Пьяно пошатываясь, в комнату ввалилась Воробьиха.
— Вызовите скорую, — простонала я. Губы совсем пересохли, стали шершавыми. — Который час? Сколько я уже здесь?..
Икнув и фыркнув, Воробьиха усмехнулась:
— Чё, хреново, принцесса? Может, пивасика тебе дать?
В пояснице у меня словно поселился зубастый монстр: грыз и грыз...
— Какое, к чёрту, пиво... Что вы мне подсыпали?
