Палитра счастья (СИ) - Сергеева Оксана (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
«А в Майами ещё совсем тепло…», — с тоской подумала она. — «Можно загорать… А в Нью-Йорке холодная унылая осень…»
Эва не любила осень, хоть она и была в ярких красках. Закат природы не для неё, для неё только рассвет. Она любила солнце и тепло; любила яркие цвета; любила жизнь…
Даниэлл не стал задерживаться. Он только поднял в квартиру тяжёлый пакет и поинтересовался нужно ли ей что-нибудь ещё. Ей ничего не было нужно.
— Дэнни, — она смущённо окликнула его у двери.
— Что?
— Я… — она хотела сказать ему очередное «спасибо», но он остановил её.
— Не надо… — улыбнулся ей. — Не надо, Эви… — тронул указательном пальцем кончик её носа. Она поморщилась и тоже улыбнулась.
— Я позвоню, — пообещала она и закрыла за ним дверь.
На этот раз она не стала стоять в раздумьях, а бросилась в ванную комнату. Уставилась в своё отражение.
— Н-даа, малыш… Может папа у тебя и нормальный… хотя бы иногда, то мама точно спятила… — она смотрела на своё усталое лицо и не узнавала себя. Она не узнала собственные глаза и лицо, забывшее, что такое косметика. И дело не в беременности, что бесспорно отразилось на ней. Не только постоянная тошнота, недомогание и практически полное отсутствие аппетита не лучшим образом сказались на коже и волосах, но и эмоциональное состояние тоже, а вполне возможно это и была первопричина. Не будь она в положении, вряд ли бы и в этом случае обладала большим аппетитом.
Подумав о еде, Эва вспомнила, что сегодня почти ничего не ела. Желания не было, и только урчащий желудок известил её о том, что организму требуется подзарядка. От запаха жареного выворачивало наизнанку, поэтому она сварила курицу на овощном бульоне и попила сок. От зелёного чая тошнило неимоверно, поэтому она давно выбросила даже неоткрытые пачки, чтобы и запаха не чувствовать вовсе. Поковырявшись в белом мясе, потому что иначе не назовёшь её трапезу, она отодвинула тарелку. Потом помыла посуду и убрала всё за собой. Протёрла все шкафчики, и помыла пол на большой кухне, после почувствовав себя как никогда усталой. Всё это она проделывала с одной мыслью, с одной единственной мыслью об этом магазине для мам, какой собралась посетить. Она настраивала себя, но в душе было некое чувство, сродни кощунству, потому что её отношение к своему собственному ребёнку было далеко от того, что испытывали те мамочки, кого она видела выходящими из этого магазинчика. Все они были такие разные, но с одинаковыми счастливыми улыбками и мечтательным выражением на лице. Эва вздохнула. Вздохнула и пошла приводить себя в порядок. Нашла косметичку, давно заброшенную и забытую.
Косметика всё-таки самое чудесное изобретение! И видок ничего и настроение гораздо улучшилось. Порывшись в гардеробе, Эва нашла приличные вещи. Приличные, значит не мрачные, и не то, что попалось под руку, а то, что она выбрала с особой тщательностью. Придирчиво осмотрев себя в зеркало и оставшись весьма довольной своим видом, Эва в очередной раз покинула квартиру, направившись в известном ей направлении.
Наверное, если бы она посетила элитный отдел какого-нибудь огромного торгового комплекса, это не произвело бы на неё такого ошеломляющего действия. Возможно она бы не почувствовала той удивительной нежности, что загорелась в её уставшем сердце. Она даже опешила. Застыла, пока кто-то случайно не толкнул её.
— Извините, — услышала она и обернулась на голос. Маленького роста женщина, вернее девушка, протиснулась к витрине. Невысокого ростика, ещё меньше чем Эва, но с огромным животом. Она стояла и рассматривала детские вещички, вероятно уже зная пол ребёнка, потому что бралась она только за розовое и красное, очевидно, ожидая девочку.
— Ничего… — прошептала Эва.
Она смотрела на людей вокруг. Смотрела на мамочек усталых и счастливых, одних и с мужьями, с подругами или без; и не только мамочек, просто прохожих. Кто-то что-то покупал, выбирал и щупал, кто-то, бросив пару взглядов, уходил. А она стояла и не могла оторваться от этих детских вещичек. Остановилась у витрины для самых маленьких.
«Господи…» — прошептала она и женщина, стоявшая рядом, улыбнулась. По-другому и быть не могло. Глядя на эти крошечные вещички можно было только улыбаться. Но Эва не улыбалась. Она была слегка шокирована. Такие крошечные… трогательные… и такие красивые… Такие малюсенькие… Носочки… Да это и носочками не назвать… пара сантиметров ткани.
Неужели у них такие маленькие ножки?
Ползуночки… кофточки и маечки… Маечка…
Как такую крохотулю вообще можно надеть?
Она выбрала несколько вещичек и тоже пощупала ткань. Такая приятная на ощупь, как раз для маленькой нежной попки. Там было ещё несметное количество всего, что и не перетрогать и не пересмотреть, а она взяла две распашонки, и замерла, разглядывая их, словно открыла для себя целый мир. Да это и был для неё другой мир. Волшебный и незнакомый, но который ей предстояло узнать. И другого не дано. Ей тоже суждено ходить с таким вот огромным животом, как у той маленькой мамы. Только её некому поддержать за локоть и открыть дверь.
Видимо сегодня день особых открытий. Эва уже задыхалась от собственных ощущений, которые нагрянули так внезапно. Они душили её и раздирали на части. Всё в ней смешалось. Она уже и не понимала толком, что чувствует. Смятение. Волнение. Страх.
— Вы уже знаете пол малыша? — с улыбкой спросила женщина продавец, будто у Эвы было на лице написано, что она хочет купить эту вещичку для себя.
— Нет, рано ещё, — ответила Эва. В её свободного покроя пальто было не видно живота, а вернее, непонятно есть ли он у неё вообще. — Но я возьму вот эту.
Она выбрала розовенькую распашонку с кружавчиками, крошечную и безумно трогательную. Маленькая распашонка и такая же маленькая для неё коробочка, куда её упаковали. Да в её небольшой сумке поместился бы целый гардероб для её маленького малыша. Эва вышла на улицу. Ветер, действительно был пронзительный. Резким порывом взметнуло её кудри, которые она впервые распустила с того времени, как приехала в Нью-Йорк. Сегодня впервые она уложила волосы, а не просто вымыла их и заколола, не имея желания возиться с непослушными кудрями. Она остановилась и глубоко вдохнула. Чуть отошла в сторону, поняв, что стоит, как истукан не в силах сдвинуться с места. А она просто стояла посреди тротуара и осознавала реальность… просто жизнь… вокруг… и в себе. В себе ту маленькую кроху, что росла в ней. Она дышала и, кажется, не могла надышаться и просто чувствовала. Чувствовала свежий ветер на своём лице… запах ванили из кондитерской, что находилась на этой же улочке в нескольких метрах от магазина… чувствовала, как, наконец, выглянувшее осеннее солнце греет её макушку, золотя волосы, играя бликами на кудрях… и внутри оно тоже грело… и сияло… Она пошла медленно, не торопясь. Словно боялась поторопиться и спугнуть собственные чувства.
Зайдя в квартиру, она остановилась на пороге, а потом прошлась по всем комнатам. Заглянула в каждую из них. Осмотрела, будто видела впервые. А так и было. Впервые за эти дни она заметила, что на светлом полу в гостиной лежит ковёр насыщенного шоколадного цвета; что удобный и уже любимый диван бежевый… и такие же стены… а шторы на окнах фисташковые из лёгкого струящегося материала… и вообще квартира светлая и уютная. А она и не замечала этого, словно всё вокруг было чёрно-белым.
Раздевшись Эва осторожно достала маленькую, только что приобретённую вещь. Села на диван развернула крошечную распашонку.
Словно волной накрыли воспоминания… то, с каким чувством в душе она ждала те заветные две полоски… и собственное равнодушие в последующие дни…
Она закрыла лицо руками и слёзы заструились по лицу. Слезы осознания собственной вины и неправоты по отношению к ни в чём неповинному крохе, что уже живёт в ней… и не нужен ей… потому что она занята только собой… своими переживаниями… она погрузилась в них и забыла обо всём на свете… забыла зачем должна жить сейчас… она забыла про всё…
Она ещё не знает кто там, но ведь он уже живёт и растёт… и так нуждается в ней… Эва и не знала, почему выбрала розовое… просто выбрала… она или он… не важно, но ведь этот малыш так нуждается в ней, в её любви, а она только и делает, что оплакивает себя. И сейчас она плакала, только это были не те слёзы. Это были горькие слёзы сожаления, будто её совесть плакала, вымаливая прощение у собственного дитя.
