Держи меня крепче (СИ) - "Душка Sucre" (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
– И персональная скалка, – хмуро вставила я.
Шер спалил меня взглядом ледяных глаз (как бы сумбурно это не звучало, но я явственно ощущала, как в его глазах плескается жидкий азот).
– Молчи, женщина!
Я в свое оправдание подняла руки вверх, типа «молчу-молчу».
В этот момент в кармане необъятных брюк затрепыхался мобильник, я отметила в уме, что забыла сменить мелодию и сделаю это сразу же, как только приду домой. Звонил Егор.
– Привет, Ленк, где шляешься? – невозмутимо вещал он в трубу.
– Приветик, а я уже почти дома.
– Это я дома. На дворе глухая ночь, а тебя нет, – он что, решил в папочку поиграть?
– Сейчас-сейчас. Уже почти в подъезде, – заверила я его.
– Ну-ну, – прозвучало чересчур скептично.
Я скинула и сообщила Артему, что меня дома заждались и даже потеряли, так что «Прощай-гудбай».
– А, это твой брат-гей? – мгновенно выдал Шер.
Я сконфузилась, припоминая, что у этого парня не глаза, а рентген. И всех он видит насквозь, кроме меня. Но не могу же я сдать Егора. Это совсем не по-сестрински, так что придется соврать.
– Сам ты… – на моем рту очутилась его ладонь, не дав закончить предложение.
– Только попробуй так меня назвать! – громкие яростные слова плюс мечущие молнии глаза а-ля «сейчас прольется чья-то кровь» выглядели более чем убедительно.
Я собрала всю волю в кулак и прямо в руку ему пробубнила:
– Опфусти.
Он мою просьбу выполнил.
Не сразу, конечно. Для начала еще с минуту меня глазами пепелил, а потом отстранился и глухо напомнил, что «пати у мэра будет в субботу» и чтобы я «оделась прилично, а не как бомжара с вокзала».
Мы попрощались, я покинула машину и задержалась немного, глядя вслед удаляющейся на реактивной скорости тачке. Мне почему-то стало очень жаль его. Не Шерхана, не танчика Шеридана, не Артема, не Тёмыча, не Охренчика, а маленького мальчика Тёмочку, скрывающегося под слоем все этих личин, наложенных друг друга аккуратными добротными слоями художника-авангардиста, решившего изначально изобразить на холсте хрупкого ребенка, но посчитав свою работу банальной и скучной, он наложил поверх маленького человека людскую зависть, ведь малыш был очень красив и невинен, лупая окружающую действительность своими голубыми, как небесный свод, глазками-озерцами; зависть породила гордыню, так что художник не оставил это без внимания – щедро нанеся новый слой, сделав малыша несусветным гордецом, плюющим на всех и смотрящим сверху вниз на лобызающих у его ног скрюченных тел льстивых «убожеств», коими он стал их считать, ведь в нем проснулся адский гнев на них, также изображенный всевидящей кистью художника; вместе с гневом появилась потребность удовлетворять его местью или плотскими утехами, что дарило ему радость, но ненадолго; или же набиванием желудка пищей, которой он ни в коем разе не посмел бы поделиться с нуждающимися, ведь той же кистью стал до непотребства жаден и алчен; но в целом всё это было крайне скучно для получившегося чудовища, так что следующим слоем была лень – всеобъемлющая и делающая его вальяжным. Последним штрихом в устрашающей картине была черная краска, скрывающая в себе море лжи – прямой и скрытой, колючей и мягкой, разрывающей сердце и дарующей успокоение… Мальчуган, некогда светлый ангел, купался во лжи и уплывал все дальше от берега, где воды были глубже и глубже.
К слову, он довольно успешно скрывался. Но я его раскрыла, даже сама того не заметив. Скорее всего, толчком к этому стало его напоминание об этих злосчастных грехах, но теперь его душа была у меня как на ладони. Мысли накрыли меня неожиданно, так что я стояла в ступоре довольно долго, пока меня не вывела из состояния транса пришедшая от нарушителя моего спокойствия Артема смска: «можешь спокойно пенсионерить до субботы».
Что-о-о? Я не пенсионерка. Пальцы быстро набрали пакостный ответ, но тут же стерли, устыдившись. Я еще немного попыхтела над пустым полем для ввода букв, спустила пар и пошла домой, оставив гадёныша без ответа.
У припудренного тюлем кухонного окна, опершись обеими руками о подоконник, стоял Егор. На его шее вздувались вены, а мысли четко работали, вырабатывая план действий по спасению сестренки. Как назло – умные мысли обходили его стороной, уступая дорогу своим братьям Иванам-дуракам – идиотским коллегам, которые только и рады были, чтобы заселиться в чьей-нибудь недалекой черепушке, активно мигая вегасовскими транспарантами с дебильными идейками. Егор был недоволен и теперь бессильно клял свой последний план – прикинуться геем. Всю идиотичность идеи он осознал только сейчас – после звонка одной девушки по имени Вики, являющейся по совместительству его одногруппницей и стопроцентной англичанкой и генетически, и этикетом – ему она представлялась чуть ли не внучкой самой королевы, настолько безупречны были ее манеры и такое чуткое сердце, как у самой настоящей повелительницы. О ее красоте даже говорить не стоило – молча смотреть хватило бы с головой. Так вот эта девушка знала кое-что такое об Оливере Бассе, что скомпрометировало бы его в глазах всех поклонников, а главное, в глазах Лены.
И вот Вики позвонила и предупредила о том, что купила билеты и прилетит завтра. Из его дурной головы вылетело, что две недели с его отъезда как раз прошли, а он-то предполагал ее приезд чуть позже. Поэтому и поспешил с водворением в жизнь идеи о своей якобы гомосексуальной наклонности, думая, что до ее приезда еще ого-го, а значит шансы спасти сестренку крайне низки. Вот и приступил к экстренным мерам. Но девушка приедет завтра.
Вики же откажется принимать участие в акции против Оливера, если хоть какая-то чушь, порочащая доброе имя Егора Матвеева, встанет между ними. Она не потерпит в партнерах парня нетрадиционной ориентации и не станет помогать.
Но рассказанная ею правда о всеобщем любимце Олли – верный способ смести его в общественную корзину с мусором.
А сестру-то надо спасать…
Ситуация изображалась ему тупиковой, что единственный выход в ней – схватиться за голову и убиться об стену. Но тогда выход будет представлять собой вынос тела ногами вперед. Что совсем не катит.
Его взгляд привлек знакомый темный «Кадиллак Эскалейд», который въехав во двор, осветил его светом своих фар.
– Значит, козел Оливер Твист все-таки удосужился привезти ее домой, – прошипел он колыхающейся тюли. – Ну, давай, сестренка, выходи. Или ты там ночевать останешься? Ну да, салон вместительный, но ты же благоразумная! Систер! Вылезай, кому говорю!
– Ты с кем болтаешь? Сам с собой? – вклинился в его яростный шепот бодрый голос дяди Макса, невесть зачем вылезшего из своей берлоги в полночь, раздавшийся прямо над ухом, а в стекле стала отражена его довольная мордаха.
– Нет, – отмахнулся Егор от дяди.
– А я вот часто сам с собой веду беседы, – заметил ему Максим, не обращая внимания на недовольный тон племянника.
– Не, Макс, я этим не страдаю.
– И я не страдаю! Я наслаждаюсь! – возвестил он с видом клинического идиота.
Макс присел на диванчик, возложил одну ногу на другую и всем своим видом давал понять, что сейчас был бы крайне счастлив предаться беседе со своим племянничком.
Егор нехотя отлепился от окна и предложил дяде чаю, чтобы и самому немного остыть. Тот согласился, а по ходу того, как племянник заваривал чай, Макс давай свои ценные указания, будто Егор не просто чай заваривал, а устраивал целую чайную церемонию в провинции Китая Фуцзянь, заваривая не обычный индийский байховый черный чай, а Тегуаньинь. Егор старался быстрее расправиться с возложенной на себя им самим же миссией и обрывал свои попытки прорваться к окну, останавливая себя, что там и без него все обойдется.
Дядя, наконец-то, получил свою пузатую чашку, вдохнул аромат, пригубил и сморщился.
– Гадость, зачем ты мне чай сделал? Я же не пью чай!
Опешивший племянник сам чуть чашку из рук не выронил, ведь Макс же только что сам его заваривать учил не кофе, а чай. Свои оправдания он тут же выдал дяде, но тот имел свою точку зрения:
