Искусство проклинать (СИ) - Аристова Наталья Петровна (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
— Как странно! Может быть, какая — то наследственная болезнь…. Ведь у священников всегда много детей!
— Ау нас в семье их было мало. И особенно хилых, пожалуй, не было, но новорожденные часто погибали, да и взрослые подолгу не жили. Моя Баба Саня — долгожитель — рекордсмен. Ей никогда не дашь её шестидесяти, — такая она крепкая и моложавая. Кстати, группа крови у нас редкая, четвёртая, с отрицательным резусом, при необходимости трудновато сразу найти.
— Вам же нашли, надеюсь — разговор о группе крови я посчитала тоже довольно странным, но решила: пусть! Раз ему нужно, пусть расскажет о себе всё, что хочет. Придёт время, и станет ясно, зачем всё это было нужно. Пока я могу только запоминать всё, что он собирается мне поведать, да строить догадки. Буду воспринимать это как развлечение… Такой вот, детективный досуг… Мало ли у меня бывало подобных развлечений!
— Госпиталь, это госпиталь, даже полевой, и в нём кровь для меня оказалась. А вот брату, Ярославу, не повезло. Он замёрз от переохлаждения в горах. И рана была средней тяжести, а кровопотеря большая — более полутора литров. Всего два — три градуса мороза, а не дотянул….
— Ярослав, это сын дяди — военного?
— Да, он был старше меня, воевал в Афгане, потом остался на границе.
— Зачем же выбирать себе такую профессию, когда в семье мало детей? Разве семью с подобными традициями не нужно оберегать, умножать, холить и лелеять?
— Нужно. Но Родину защищать тоже кто — то должен — извиняющимся голосом сообщает Дан.
— Ага, защищать…. В Афгане и Чечне. Хорошая защита! — наверное, я приняла последние обстоятельства его семейной истории чуть ближе к сердцу, чем надо, потому, что он снова награждает меня внимательным взглядом.
— Тина, поймите, не очень честно отсиживаться дома, когда другие погибают.
Он что — то ещё говорит, но потом умолкает, заметив, что я углубилась в свои мысли. А я и не хочу слушать о том, что мне полагается понимать. Я никогда этого не пойму! Мне, когда я одна — одинёшенька на белом свете, невозможно доказать, что во всех этих войнах есть хоть какой-нибудь смысл кроме корыстных имперских интересов. Если война нужна государству, это не значит, что она нужна обычным государственным гражданам. Она нужна только тем, кто наживется на ней, посылая на смерть «пушечное мясо» и идейных дурачков. Дан на такого дурачка не похож, зачем тогда говорить о чести и совести? «Похвальна доблесть, но когда уместна»!
Я замолкаю и не собираюсь ничего ему доказывать, — сам не мальчик!
Глава 5
Мы распростились у моего подъезда, и в четверг, слава Богу, я его не видела. Я закончила кое — что из предыдущих заказов, помудрила над крестом. Со сплавом, как это и ожидалось, возникли проблемы, но падать духом ещё рановато, — решила я. Нужно порыться в справочниках, своей картотеке, связаться с бывшими коллегами. Ашот — волшебник, и выльет мне заплатки хоть из лунного света, главное, определить хотя бы приблизительный состав.
У меня есть немного старинного золотого лома на такие случаи и несколько собственных реликтовых резцов. Всё — таки, реставрация — моя главная специальность, и я в своё время, совершила ради неё несколько «семейных преступлений», утаив часть заработанных денег от всевидящего ока «мамочки Ивиной».
Вечером я поджарила себе отбивную и полюбовалась из окна кухни на свою охрану на Пятачке. Они сидели в тёмной хонде, и сверху мне были видны только их руки с бутылками минеральной воды. Может, покормить их? Не стоит, пожалуй, — могут неправильно понять… Ничего, перебьются, мальчики крепкие.
Я вымыла тарелку и пошла наверх, в «сердце своих владений». Когда затевалась перестройка квартиры, я не шиковала и устроила на нижнем уровне просторную гостиную с большой кухней — столовой, внушительную бытовую — кладовую около санузла, а наверху — только три комнаты и душ. Самой большой роскошью, которую я себе тогда могла позволить, и стал этот душ, если не считать двух туалетов и автономного отопительного котла. Отделка квартиры и мебель — импортные, естественно, но неброские, слегка консервативные, дополнялись и совершенствовались позднее.
Теперь эта традиционно — скучноватая обстановка «под классику» очень удачно создавала ощущения домашнего уюта. Поднимаясь по лестнице, я с удовольствием предвкушаю вид длинного полупустого холла с окнами во всю стену и выходящими в него дверями спальни и кабинета, а так же замаскированные зеркалами узкие дверцы душа и «удобств». Спокойные приглушённые цвета, минимум украшений, тяжёлые портьеры и толстые добротные ковры на полу.
Настоящих ценностей у меня и сейчас мало: старинные иконы в гостиной, неплохая подборка книг, да вот эти антикварные ковры. Ну, и стол с оборудованием — совсем не дешёвый, выписанный по каталогу из Германии, с прекрасной оптикой и массой оригинальных приспособлений. Я частенько работаю дома и он мне очень кстати. Основная часть работы, конечно, осуществляется в мастерской, на дом я беру только то, что требует кропотливой тонкой отделки руками, терпения и любви.
Мой архив по специальности, кстати, вполне может претендовать на статус предмета зависти какого-нибудь профессионального музея. Я собираю его почти пятнадцать лет и кроме учебников, справочников, каталогов и компакт — дисков, в нём есть рукописи и личная картотека, где за разделом «Технологии», в рубрике «Сплавы», я надеюсь отыскать то, что мне требуется.
Но сначала — крест! Я укладываю его на кожаный экран для работы и долго любуюсь, безо всяких мыслей и расчётов, просто смотрю. Потом осторожно, как к живому, прикасаюсь пальцем к самой большой царапине. Края повреждения уже обработаны, но это всё равно выглядит как рана. Теперь — изумруд…. Он тоже удивительно хорош, этот глаз, похожий на мои собственные.
Я улыбаюсь, и, пользуясь полной свободой одиночества, тихо шепчу: А теперь — в своё гнёздышко! Слово напоминает мне старика Гаецкого и улыбка снова согревает сердце.
— Гнёздышко! Зубчики! Камешки! Нежная ты моя, студенточка, у тебя золотце в формочке не перестоит?
Святая простота, добрейший покойный Ефим Ильич! Моё погружение в бездны высшего образования было намного стремительнее, чем освоение азов детдомовской жизни, и мой русский и могучий лексикон не соответствовал новой среде обитания. Чтобы заполнить обозначившуюся пустоту, я изощрялась в применении суффиксов и окончаний, пока не научилась по-человечески говорить…
Я тихонько фыркаю, а потом смеюсь. Со стороны, это, наверное, похоже на острый приступ идиотизма. Какое счастье, что меня никто не видит, что я смогла позволить себе быть невидимой окружающим, запираясь в «своей берлоге»!
Мобильник глухо проиграл мотивчик обычного вызова, и я не сразу вспомнила, что оставила его в кресле, где он завалился между подушек. Чужие меня так поздно не беспокоили, и я подумала, что это Дан выпытал мой номер у Маринки…
— Алло, Тина, это я Дан. Здравствуй! Я хотел тебя спросить….
Вот мы уже и на «ты», без взаимной договорённости сторон и брудершафтов. Не заметила…. Ну да ладно, это мы переживём. Какая многозначительность в голосе…. Хотел спросить! Может быть, его интересует моё мнение о международном положении в пол — одиннадцатого ночи? Только никуда я сегодня не собираюсь, ни в Иран, ни в ресторан, ни просто на улицу прогуляться перед сном. Почему, интересно, в Иран? Чего бы он мне вспомнился….
— Я тебя не разбудил? Время позднее…
— Нет, я ещё не спала — без малейшего намёка на удивление или недовольство бесцеремонным «тебя» отвечать непросто: Как раз занимаюсь твоим крестом. Села за эскизы, пытаюсь реконструировать узор центральной части…. Так что ты хотел узнать?
— Я тебя отрываю от работы, извини…. Скажи, пожалуйста, Тина…. Ты крещёная?
Час от часу не легче! Неисповедимы пути твои, Господи, а так же, — чад твоих! А так же, слова их и мысли…. Кому рассказать, — со смеху помрут!
— Да, крещёная, по русскому православному обряду, в православной церкви. А что, если бы я была некрещёной, мне не стоило бы доверять работу с твоим крестом? — раздражения в моём голосе всё ещё нет, но иронии я избежать не могу.
