Леди Генри - Стоун Джулия (список книг txt) 📗
На следующий день Ричард выбрал три комнаты в нижнем этаже, выходящих на обширную террасу, с которой можно было попасть в самую дикую часть сада, заросшую буйными кустами роз и акаций. Рука садовника не касалась этого места. Как потом выяснил Ричард, таково было желание Адели. Здесь можно было бродить в высокой траве, стряхивать на руки росу с кустов, можно было незаметно убежать в парк, а оттуда – в дубовую рощу, где прохлада особенная, где о темно-зеленые листья ударяются капли солнца, где внезапно открываются поля, равнина. Но сейчас эта краса дремала, окованная морозом.
Ричарду пришлось перебраться из башни. Он был взбешен такой переменой. Весь пыл ранней юности, ощущение несправедливости к себе копились в нем, накипали на душе, и это прорывалось во внезапной агрессии, капризах или слезах. Новый воспитатель внушал ему невольный страх.
– Вы не понимаете, что делаете, – говорил он Готфриду. – Кроме мамы со мной так не обращались. Просто выполняли мои желания, считаясь с графским титулом, наконец.
К счастью до открытого столкновения дело не доходило. И все же оно произошло. Спустя три недели по приезде Джона в замок Генри.
Они находились в классной комнате. Джон, с удобством расположившись в кресле с круглыми ручками, читал. Ричард же, сидевший за обширным столом, с досадой барабанил пальцами по бронзовому подсвечнику. Вдруг он захлопнул учебник и локтем отодвинул тетради.
– Да что же это за пытка, в самом деле! – воскликнул он. – Только и делают, что подсовывают мне всякий хлам, который я видеть не могу. Будто на свете нет других дел, как только зубрить всю эту чертовщину!
Он выбрался из-за стола, подошел к балкону и прижался лбом к стеклу, покрытому морозным узором.
– Как хорошо было с мамой во Франции! Так весело. Париж, Биарриц, Канн… Маму принимали в лучших домах. И никаких тебе книжонок!
Он в волнении заходил по комнате.
– Прочь этот хлам, прочь! – кричал он. – Шли бы вы к черту, мистер!
Он в бешенстве схватил учебник и стал колотить им по столу, расшвыривая все, что попадалось под руку. Пресс-папье упало на пол, пребольно стукнув его по ноге. Слезы ярости и боли брызнули из глаз мальчика.
– Я обречен пропадать в этой дыре, – воскликнул он. – Приехала бы мама, право. Уж тогда бы вы очутились у нее в кармане.
Джон, молча наблюдавший за этой сценой, отложил книгу и невозмутимо сказал:
– Вы непоследовательны, граф. Как же вы уверите окружающих в своей выдержке, если вам самому она поминутно изменяет? И потом, такое поведение недостойно титула, которым вы так гордитесь.
Готфрид позвонил. Вошел лакей.
– Стив, прошу вас ничего не трогать в этой комнате, – сказал он. – Беспорядок ликвидирует граф Генри.
– Каналья! Провалиться мне на этом месте, – срывающимся голосом закричал доведенный до крайнего раздражения воспитанник.
– Вы озлоблены, граф, – сказал Готфрид приглушенным голосом. – Это не добавит вам авторитета. Успокойтесь. И поразмыслите. Я не стану досаждать вам своим присутствием.
С этими словами Джон, поклонившись, удалился.
Уже в сумерках Джон вошел в классную. Все предметы на столе были аккуратно расставлены, но Ричарда в комнате не оказалось. Не было его и в смежных спальне и игровой. Джон отправился искать мальчика. Он не слишком-то беспокоился; замок был обширен, но большую часть комнат давно заперли и не отапливали. Он постучал к миссис Уиллис. Она предстала перед ним в коричневом капоре, с бумажками на голове. Ее тонкие брови округло вздымались, а глаза без макияжа казались блеклыми. Нет, Ричард не заходил. Что-то случилось? Нет, ничего особенного. Взгляд Готфрида упал на бюро, заваленное различными бумагами, поверх которых лежало явно неоконченное письмо. Вспомнив выходку Ричарда, Готфрид покраснел, и поспешно вышел.
Его не было в столовой, не было в библиотеке. И тогда по винтовой лестнице Джон поднялся на второй этаж главной башни. Здесь, в тишине, во мраке он заметил узкую полоску света, выбивающуюся из-под двери. Он постучал. Свет исчез.
– Ричард, я знаю, что вы здесь, – примирительным тоном сказал Готфрид. – Откройте дверь. Все это, в конце концов, нелепо.
Через минуту световая полоска вновь появилась. Щелкнул замок, и шаги поспешно удалились. Сложив руки на груди, Готфрид остановился на пороге. В широкой постели Ричард рассматривал детский иллюстрированный журнал.
– Как вы вошли сюда, граф? Ваш ключ у меня. Ричард пожал плечами.
– А запасные на что?
– Понимаю, – сказал Готфрид, – вы хотите из этой комнаты сделать убежище. Неудачный выбор.
– Да уж, теперь я и сам вижу, – пробурчал мальчик.
– Не забывайте, у вашего воспитателя есть ключ. Хотите, чтобы я сопроводил вас в вашу комнату?
Ричард устало вздохнул и сказал:
– Ах, если бы мама знала, как я несчастлив! Даже здесь я не могу укрыться от тирана, которому отец поручил убивать меня.
– Вы преувеличиваете, Ричард. Впрочем, как хотите. Я сообщу миссис Уиллис. Она отведет вас к себе. Доброй ночи.
Джон спустился в каминный зал. Анри, только что, кончив говорить по телефону, широко ему улыбнулся.
– Нелегкая у вас обязанность, мистер Готфрид! Мне рассказали о новой выходке малыша. С ним нужно колоссальное терпение. Своих предыдущих воспитателей он доводил до белой горячки. Вообразите, однажды наблюдал такую сцену: его воспитательница, молодая малокровная особа, идет по посыпанной песком дорожке, а он скачет вокруг нее и горланит: «Стервоза мисс Хиум!».
Анри оскалил белые зубы.
– Конечно же, дорогой Готфрид, я вовсе не нахожу это смешным. Напротив, Ричард в своих забавах порой себя не помнит. Но надо было видеть лицо этой бедняжки! Ха-ха-ха!
– Положение ребенка печально в первую очередь для графа, – сказал Джон, поглаживая выбритый подбородок. – Он обожает сына, не так ли?
– Да. Ричард живой портрет графини. По-моему, отец до сих пор любит ее. Сказать по правде, я никогда ее не видел. После смерти матери я несколько лет провел на Аляске, потом в Сибири. Дивные страны! Первобытный мир. Отец написал, что полюбил некую юную особу и женится на ней. Ну что же мне оставалось делать! Не спорить же с отцом! Да я и не думал, знаете ли, возвращаться. Но пришлось. Я здесь всего лишь полгода, и пробуду столько, сколько потребуется отцу.
– Его здоровье внушает опасения? – спросил Джон.
– Как вам сказать? Доктора всегда врут почем зря! Уж если они говорят – дело плохо, будь уверен, проживешь еще лет сто! Ну, а уж…
Анри развел руками.
– Я видел ее портрет в будуаре, – продолжал молодой граф. – Надо сказать правду, мистер Готфрид, она настолько красива, что я не встречал ей подобной. Но, говорят, это сущая тигрица. Спаси Господи! Я даже рад, право, что она сейчас где-то во Франции, а может и еще где… Утонченная светская женщина. Она воспитывала Ричарда как девчонку, удовлетворяла свои прихоти. Он служил ей игрушкой. Но это представитель славного рода Генри, и, благодарение Богу, она одумалась и вернула отцу ребенка!
– Значит, приехав в родовый замок, вы уже нашли Ричарда здесь?
– Да, именно так. Вначале он принял меня без восторга, так же, как и вас! Но потом привык. Он умеет быть милым, когда ему это выгодно. По-моему, он обладает тем, что у женщин часто называют шармом. Ленив до невозможности, но при этом Ричард – светлая голова.
Снова зазвонил телефон. Анри извинился и подошел к аппарату. Лицо его странным образом смягчилось, а голос приобрел бархатистые нотки. У Джона не осталось сомнений в том, что звонила женщина. Он пересел в находившееся в дальнем углу зала кресло, копию XVI века, принадлежавшего Медичи, и взялся за том Брокгауза.
– Прошу прощения, мистер Готфрид, – громко сказал Анри, – вынужден покинуть вас.
Он стоял у секретера, улыбаясь, приглаживая волосы.
– Рад был с вами побеседовать, дорогой Анри, – ответил Джон.
– Доброй ночи!
– Доброй ночи.
Оставшись один, Джон уставился в белый портал камина, на котором возвышались четкие тени литых подсвечников. Слабое пламя еще лизало заднюю стенку камина; веяло теплом, в то время как за окнами задувал февральский ветер. Над порталом располагался второй уровень библиотеки, огражденный резной балюстрадой. Джон устремил задумчивый взгляд на массивные шкафы, занятые редкими изданиями. Граф Генри ценил две вещи: книги и оружие, и в его замке было вдоволь и того, и другого. Джон еще попытался сосредоточиться на сочинении Брокгауза, но вскоре понял, что это ему не удастся. Он подошел к камину и всыпал немного угля. Слева – атлант орехового дерева поддерживал балюстраду, а в медной корзине лежали сосновые поленья. Джон рассеянно коснулся пальцами предметов, потом погасил свет и долго глядел на разгоревшееся пламя. Зазвонил телефон. Он не сразу понял, откуда звук. С удивлением взглянул на часы. Было без пяти десять. Трубку снял Стив.
