Мастер - Коул Кресли (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Это был пример того флоридского быдла, которого никогда не следовало бы выпускать из гаража. Он носил пропитанную потом майку-алкоголичку, не скрывавшую его дряблых рук и волосатых плеч. Пока я мучилась с замком, он даже не предложил мне помочь.
В последний раз я попросила его починить протекающую крышу. Он вновь подкатил ко мне с грязными намёками. Так что теперь по всей квартире я расставляла тазики.
Он уже ограбил меня на "страховочный залог". И необходимость соблюдать анонимность означала, что ничего с этим поделать я не могла. Строго говоря, я платила ему, чтобы он не распускал руки - как он поступал с матерями-одиночками, проститутками и нелегальными эмигрантками по всему комплексу, то есть с теми, кто никогда не обратится в полицию.
Именно из-за Шэдвела я до сих пор не скопила денег на переезд.
Именно поэтому я переспала с русским.
- Тяжёлая ночь? - Этот хмырь ухмыльнулся, сверкнув редкими зубами. Пристрастие к сигаретам без фильтра обесцветило те из них, что ещё держались во рту.
Я обдумала и отвергла возможные ответы: посиделки с подругами? девичник? Это насекомообразное не заставит меня соврать.
Замок начал поддаваться.
Прежде чем я смогла пройти внутрь, он потёр своё пузо, затем передвинул руку пониже.
Слишком низко.
- Мы очень скоро увидимся.
Я поняла, что только что получила предупреждение.
Плотно закрыв за собой дверь, я прислонилась к ней спиной. Контраст между Селтейном и этой квартирой был как пощёчина.
В кухонной зоне не работали ни плита, ни холодильник. Для консервированных обедов я использовала крошечную микроволновку. На большом блюде лежали яблоки, бананы и апельсины для перекуса "на бегу". Пол был уставлен стратегически размещёнными тазиками. Я передвинула промокшую кровать в центр комнаты под самый большой по площади кусок не протекающей крыши.
Зажав dinero в руках, я обогнула тазики, чтобы добраться до "сейфа" - оконного кондиционера, неработающего, конечно. С помощью швейцарского ножа я открутила фильтр, открыв небольшую щель. Купюры я присовокупила к своим скудным накоплениям: двумстам пятидесяти семи долларам. Ещё внутри хранился фальшивый паспорт и моя единственная драгоценность - мамины четки. В нашей семье они передавались из поколения в поколение, и только их я забрала, покидая дом.
Вид долларовой пачки Севастьянова рядом с четками вызвал у меня приступ тошноты.
Как он смог что-то хорошее сделать настолько грязным? Не думала, что буду ненавидеть кого-то сильнее мужа, но Максимилиан Севастьянов занял почётное второе место.
Что во мне мужчины находили таким... доступным? Три года назад Эдвард спланировал операцию по получению полного доступа.
Сбежав от него, я переезжала каждые три года, успев пожить в Аризоне, Техасе, Луизиане и Нью-Мексико. Полгода назад я осмелилась вернуться во Флориду, решив, что это будет последнее место, где Эдвард станет меня искать. Я направилась в Майями, оптимистично надеясь затеряться в огромном городе, и нелегально устроиться на работу.
А вдруг он всё ещё здесь? Вдруг я просчиталась?
Установив фильтр на старое место и закрутив все винтики, я опустилась на свою скрипучую кровать. Лёжа на грубых простынях из магазина подержанных товаров, я вновь подумала, действительно ли Эдварда я сегодня видела. Как только я проиграла в памяти эти воспоминания, тело напряглось, приготовившись бежать.
Если это был он, то прошедшие три года его изменили. Он похудел, а на лице застыла горечь. От его ангельской внешности не осталось и следа.
Мне было семнадцать, когда мы "случайно" встретились на каникулах. Он сказал, что работал юристом в Атланте, а сейчас переехал в Джексонвиль, чтобы начать собственную практику. Он также сообщил, что ему двадцать пять - слишком взрослый для меня. Запретный плод, подумала тогда я.
Он уже повидал мир; я никогда не уезжала далеко от дома. Он был утончённым джентльменом; я гордилась тем, сколько могу выпить пива. Он говорил на четырёх языках, хотя, как ни странно, испанский в их число не входил.
Несмотря на эти различия, в остальном мы совпадали практически полностью - нам нравились одни и те же фильмы, музыка, виды спорта, развлечения и блюда.
Мама видела его насквозь, утверждая, что это грешник с ангельской внешностью. Так что, разумеется, я должна была его заполучить.
С её смертью меня больше не ограничивали строгие правила. Внезапно оказалось, что моему упрямству нет никакого противовеса. Барахтаясь в неопределённости, я в поисках стабильности вцепилась в Эдварда. Будучи совершенно наивной во всём, что касалось мужчин, я ответила согласием на предложение выйти за него замуж, предоставив ему свободный доступ в мою жизнь, в мой дом и к моему телу.
Сквозь прорехи в шторах сверкали молнии, удары грома сотрясали весь дом. Ливни всегда напоминали мне о нашем последнем вечере. После полумарафона недалеко от Саванны я рано вернулась домой. Надвигался тропический циклон и забег отменили. Я торопилась домой, чтобы помочь мужу закрыть все ставни.
Я смотрела на потолок весь в потёках от воды, постепенно мой взгляд затуманился, меня захлестнули воспоминания...
За домом стояла незнакомая машина - "Ягуар". Я почти надеялась, что Эдвард завёл любовницу. Это так много бы объясняло, подтвердив все мои подозрения. Тогда мне было бы проще принять решение и идти дальше.
За один год брака мы из двух людей, имеющих так много общего, превратились практически в двух незнакомцев.
Я неслышно вошла и начала тихонько подниматься по лестнице, прислушиваясь к голосам, доносившимся из спальни. На лестничной площадке фойе я остановилась. При жизни моей матери стены были увешаны распятиями и мрачными старыми портретами наших предков. После её смерти Эдвард нанял дизайнера, объяснив: "Ты никогда не смиришься с её смертью, если всё вокруг будет тебе напоминать о ней. Давай начнём всё с чистого листа."
В тот момент я подумала, что если ему не нравится дом mi madre, то зачем мы вообще живём здесь, а не в собственном особняке? Который мне ещё предстояло увидеть.
Но этот вопрос я оставила при себе, потому что он бы повлёк за собой множество других - так, потянув за ниточку можно полностью распустить одеяло, с которым я всё ещё иногда спала.
Я согласилась на дизайнера, согласилась бы на что угодно, лишь бы сломать стену, неожиданно возникшую между нами сразу же после поспешной регистрации. Он перестал называть меня Люсия, упорно употребляя имя Анна-Люсия - так звала меня мать, когда у меня были неприятности. Перестал со мной флиртовать. Мы редко занимались сексом - и то, только после того, как я на этом настаивала.
Я подошла ближе к нашей комнате, не заботясь о скрипучих половицах. Я точно знала их местоположение на полу, потому что научилась бесшумно ускользать из дому ещё с двенадцати лет.
У двери я почувствовала запах духов и услышала, как мой муж говорил с другой женщиной.
- Это всё слишком затянулось, - сказала женщина.
- Наберись терпения и доверься мне, - голос принадлежал моему мужу, но теперь он звучал с британским акцентом.
Кто, чёрт возьми, был в моей спальне с моим мужем, и почему изменился его акцент? Кулаки сами собой сжались, мой необузданный нрав готов был вырваться наружу. Первым порывом было ворваться в комнату и начать орать, но я заставила себя прикусить язык и слушать.
- Обычно я терпелива, - женщина говорила также с британским акцентом. - Но нельзя отпускать её на эти забеги, Чарльз. - Чарльз? - Ты должен постоянно работать над ней.
Каким образом работать?
- Эти тренировки - идеальное прикрытие, дорогая, - продолжал мой муж. - Бедная Анна-Люсия потеряет сознание после одного из этих длительных забегов.
Ноги у меня подломились. Они собирались меня... убить? Эти ублюдки собирались меня убить.
