Лихо ветреное - Волчок Ирина (читаем книги .txt) 📗
Зоя подхватила невесомое тельце, прижала к груди и закружилась по комнате, во все горло распевая на мотив ламбады:
— У-у-умница моя, ты же раскрасавица моя-а-а!
Аленка обнимала ее за шею тощенькими слабыми ручками, зажмуривалась, тихонько смеялась и повизгивала. Это была ее любимая утренняя зарядка, еще с тех пор, когда она едва держалась на ногах, почти не говорила и совсем не умела смеяться. Зоя старалась не пропускать ни одного утра, даже если работала ночью, даже если спала не больше часа, даже если надо было срочно бежать куда-нибудь ни свет ни заря. Эта утренняя зарядка была и ее любимой тоже. Вон как Аленушка порозовела, рыбка моя золотая.
Потом они еще немножко потанцевали, попрыгали на кровати, хором спели песню «Ах вы, дети мои, дети, распрекрасные мои» на мотив «Ах вы, сени мои, сени» — и пошли наводить порядок в танковых войсках, потому что со стороны кухни уже доносились звуки дежурного утреннего скандала, и если вовремя не навести порядок, дело опять закончится взаимными доносами ее красавцев и судебным разбирательством с участием присяжных — Маньки и Аленушки. Присяжные всегда были кровожадны до невероятности, требовали высшей меры, но при этом давали понять, что неподкупность и принципиальность — понятия абстрактные и лично им, присяжным, глубоко чуждые. Зоя их позицию горячо одобряла, потому что ее красавицы вымогали в качестве взятки у ее красавцев всегда что-нибудь в высшей степени полезное — внеочередной поход в зоопарк, урок игры на гитаре, предоставление компьютера в полное распоряжение аж на целый час, чтение сказки перед сном… Манька иногда требовала пирожное с кремом, но без всякой надежды на успех — Зоя раз и навсегда запретила подобные взятки, и подсудимые никогда в жизни ее не ослушались бы.
Сегодняшний утренний скандал имел, похоже, какую-то очень серьезную причину. Просто чрезвычайную причину! Потому что Федор и Сережа, только что оравшие друг на друга, при появлении в кухне Зои и Аленки мгновенно заткнулись, отвернулись в разные стороны и дружно сделали вид, что целиком поглощены домашним хозяйством — чай заваривают, чашки вынимают, то, се… Зоя насторожилась.
— Ну, давайте, колитесь уже, — минутку выждав, поторопила она. — Быстро, быстро… Некогда мне тут с вами в партизанов играть.
Ее красавцы изобразили искреннее непонимание, но тут откуда-то из-под стола вынырнула Манька, внимательно посмотрела на обоих, прикинула что-то в уме, расплылась в довольной улыбке и заявила:
— Мы с Сережей в бассейн пойдем. А потом в магазин. В игрушечный. А потом в парк. На карусели кататься. Или даже на чер-р-ртовом колесе.
Это была такая запредельная взятка, что Зоя почти испугалась: что же такое Сережа натворил? Если согласится — дело серьезное…
— Ага, размечталась! — заорал Сережа пронзительным мальчишеским фальцетом, забыв от возмущения, что уже пару месяцев умеет говорить солидным взрослым баритоном. — Сама лезет куда попало, в потом в бассейн ее веди! Маленькая, а наглая, как… Клавдия Степановна!
— Заткнись! — тут же заорал и Федор. — Ты с кем разговариваешь? Мария хоть маленькая — вот и лезет! А ты взрослый, да? А кто в дом всякую дрянь тащит? И оставляет где попало, а?
Манька опять нырнула под стол, затихла и только посверкивала из-под края пластиковой скатерти любопытными бесстрашными глазами.
— Всем молчать, — приказала Зоя, усаживаясь на свое любимое место в уголке за холодильником и устраивая Аленку у себя на коленях. — Всем сесть за стол и немедленно приступить к завтраку. Мария, я кому сказала? Так. Теперь все едят, сохраняют спокойствие и отвечают на мои вопросы. Проводится предварительное следствие.
В ходе предварительного следствия выяснилось, что сегодняшний дежурный утренний скандал начался еще вчера вечером, когда Федор обнаружил спрятанную за монитором пивную бутылку — причем не совсем пустую! В ярости он уже готовил для Сережи физическую расправу, но оказалось, что никакого пива никто и не думал пить, просто Сережа попросил у соседки Елены Васильевны ложку спирта, чтобы почистить клавиатуру и мышку, а то все хватаются грязными руками, а потом пальцы к буквам прилипают. Можно так жить? Ну вот, Елена Васильевна и плеснула пару ложек спирта в единственную тару, которая под рукой оказалась. А Федор, не разобравшись, сразу: что это такое, что это такое! Ничего такого, обыкновенный спирт. Он, Сережа, не такой дебил, как Федору кажется. В общем, вчера немножко покричали — и забыли. А сегодня, пока Федор мучил Сережу этими своими дурацкими гантелями, Манька добралась до бутылки и, кажется, попробовала содержимое. Между прочим, бутылка почему-то на подоконнике оказалась! А он, Сережа, ее за монитором прятал! Некоторые сами переставляют бутылку куда попало, а потом других обвиняют…
— Мария, — строго спросила Зоя, стараясь не засмеяться. — Ты что, правда спирт попробовала?
— Ага, — охотно созналась Манька, тараща невинные глаза. — Но я совсем немножко.
— Немножко — это как?
Манька повертела головой, отыскивая наглядное пособие, ухватила с подоконника мелкий узкогорлый графинчик из-под виноградного уксуса и, скосив глаза к носу, осторожно понюхала и слегка лизнула край пробки. Сморщилась, сделала вид, что плюет, поставила графинчик на прежнее место и опять уставилась на всех с явным интересом и ожиданием.
— Ну и как, понравилось?
Сохранять строгость было уже совсем трудно — Федор с Сережей откровенно ржали, и даже Аленка потихоньку хихикала, прижимаясь личиком к Зонному плечу.
— Ужасная гадость! — выразительно сказала Манька. — Прям как твой яд для ног.
— Господи помилуй! — испугалась Зоя. — Ты что, мой яд для ног тоже пробовала? Когда?
— Ну, когда ты ноги мазала, а я тебе коленку лизнула… — Манька с недоумением оглядела всех по очереди и недовольно засопела. — Чего это вы смеетесь? Сережа, так мы в бассейн не пойдем, да?
Теперь оба ее красавца насыпались на Маньку с упреками, обвинениями и нравоучениями, но Маньке все это было как об стенку горох, и Зоя в воспитательный процесс не вмешивалась. Пусть их. Мальчики таким способом проявляют заботу и ответственность, а до Маньки, может быть, когда-нибудь все-таки дойдет, что она не пуп земли. Хотя, надо признаться, никаких таких маний величия за ребенком не замечено, зря Сережа палку перегибает. У Маньки просто нормальный детский эгоцентризм… Ну, почти нормальный. Она очень самостоятельная и независимая. Решительная и отважная. Сильная девочка. Вот Аленка — слабенькая, поэтому такая зависимая. Но Аленка редкая умница-разумница, и за нее тоже не страшно. И за Сережу не страшно, и, тем более, за Федора. Ни за кого из своей большой семьи Зоя давно уже не боялась, и это было самое прекрасное и удивительное, что только могло случиться в жизни. Ах, как хорошо. Как хорошо быть дома. Как хорошо одновременно слушать тихий стук Аленкиного сердечка рядом со своим сердцем, сердитый Сережин баритон, время от времени срывающийся на октаву вверх, Манькины гор-р-рячие пр-р-ротесты и сдержанные реплики Федора. Когда-нибудь она освободит три дня подряд, и все эти три дня проведет дома. Целых три дня, с утра до вечера и с вечера до утра, будет возиться с детьми и варить обед, и мыть, и стирать — в общем, целых три дня подряд будет жить в свое удовольствие. Ну, сегодня тоже можно немножко пожить в свое удовольствие, часа два у нее есть, правильно девочки сделали, что ее разбудили…
— Все, не будем терять времени, — остановила она очередную Сережину воспитательную сентенцию. — Манька и половины не понимает, а ты только расстраиваешься. Зачем? Все равно ты ее любишь.
— Да, — подумав, подтвердил Сережа. — Но это нелегко.
Манька загалдела что-то в том смысле, что если кому-то нелегко, то она всегда готова помочь, Аленка тихо смеялась Зое в шею, Федор позвякивал посудой, убирая со стола, а Зоя сидела и жила в свое удовольствие. Вот еще хорошо бы борщ сварить — и можно будет считать, что жизнь удалась.
Жизнь удалась. Очень, очень. Борщ ей помогала варить вся семья — кроме Сережи, его отправили за хлебом и сметаной, — и борщ получился совершенно необыкновенный, темно-бордовый от свеклы, с тонко шинкованной свежей капустой, со звездочками молодой морковки, душистый от всяких травок, заправленный кисленьким яблочком, густой до невозможности — в пятилитровой кастрюле ложка стояла как вкопанная. Именно такой борщ просто обожала вся ее семья, и Елена Васильевна такой борщ обожала, надо ее обязательно пригласить к обеду, очень жаль, что самой Зое придется уйти до обеда, ну, ничего, сегодня она вернется пораньше — тогда и поест, как все нормальные люди. А пока время еще есть, она успеет и навести порядок в шкафу, и выбросить мусор, и погладить костюмчик — имеет она право раз в жизни выйти из дому в приличном виде? И почему ей никто не сказал, что она до сих пор ходит по дому в ночной рубашке? А Манька — вообще без рубашки ходит, сверкает голым пузом. Ну и что такого, что Федор тоже без рубашки? Это совсем другое дело, мальчикам можно. Давайте брать пример не с мальчиков, а с девочек — таких, например, как Аленка. Она с самого утра в платьице и, между прочим, как-то ухитрилась это платьице ничем не заляпать, а ведь тоже борщ варить помогала! Федор джинсы вчера постирал, где они? А, вот. Спасибо, Феденька. И пока она выносит мусор, пусть кто-нибудь разложит гладильную доску и включит утюг.
