Фенечка для фиолетовой феи - Лубенец Светлана (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
– А я не понимаю тебя! Я думаю, что ты была наказана за то, что поступила против совести. Ты же не хотела уходить с истории?
– Не хотела…
– Не хотела, а ушла! Вот и получила!
– Не знаю, Ксюха, может, ты и права… Только что мы с тобой будем делать на собрании?
Ксения пожала плечами.
Все собрание мама просидела с опущенной головой, будто только одна Ксения сбежала с истории, а весь класс остался. Инесса Аркадьевна, как и предсказывала Долли, размахивала незапятнанным именем Золотаревой, как знаменем, но родители ее одноклассников все равно смотрели на нее презрительно и осуждающе, как на больную нехорошей болезнью.
Витюша Тимофеев сидел рядом со своим отцом и никак не мог сообразить, почему с лица родителя не сползает радостная улыбка, абсолютно не соответствующая напряженности ситуации. Где ему было понять закосневшим умом отличника, что Тимофеев-старший наконец дождался от своего не по-детски серьезного сына обыкновенного мальчишеского поступка. Он посматривал на своего вновь обретенного ребенка с видом, как бы говорящим: «Слава богу, не все потеряно!» – и был в тот момент самым счастливым отцом из всего 9-го «В».
В конце собрания было принято решение, что все прогульщики напишут рефераты по пропущенной теме, а также будут лишены традиционной дискотеки по поводу близкого окончания первой четверти.
Глава 8
Я не трус, но я боюсь…
На следующий день Брошенкова смотрела на Ксению с плохо скрываемой ненавистью.
– Ну что, довольна? – спросила она.
– Неужели ты ждала, что на собрании вас похвалят? – Золотарева пыталась сохранить самообладание.
– Вы посмотрите на нее! – призвала одноклассников Овца Долли. – Она еще иронизировать пытается!
– Если бы она с нами сбежала, собрание все равно состоялось бы, – неожиданно подал голос Сережа Григорьев, тот самый парень, который очень пугался разреза на длинной юбке Ксении.
– А ты вообще молчи! – посоветовала ему Долли. – Не вовремя у тебя голос прорезался, Григорьев. Если бы эта… эта фиолетовая… не струсила, нас бы не так ругали. На ее благородном фоне мы очень бледно выглядели.
– Я не струсила! – выкрикнула Ксения. – И ты лучше, чем кто-нибудь другой, знаешь, что я ничего не боюсь. Хотите, я вам всем докажу? Я могу одна уйти с какого хотите урока!
– И кто это заметит? – усмехнулась Диана. – Одно дело, когда в классе – никого, и совсем другое, когда на одном уроке нет какой-то там Золотаревой!
– Детские игры! – согласилась с ней Долли.
– Так чего вы все-таки хотите от меня? – не понимала Ксения и нервничала все больше и больше.
– А ты сделай что-нибудь такое… необыкновенное. – Не такое, что могут все. Ты ведь, кажется, у нас именно этим отличаешься, – язвительно и наставительно одновременно заявила ей Овца Долли.
– Точно! – подкатилась к ним кругленькая – настоящий глазированный сырок – Сыромятникова. – Я предлагаю тебе совершить нечто совершенно необыкновенное!
– Например? – с опаской спросила Ксения, чувствуя, что от сладенькой Ирки ничего хорошего ждать не стоит.
– Например, подставь в журнале против своей фамилии парочку «лебедей» по нескольким предметам, а то там противное однообразие: «пять» да «пять», «четыре» да «четыре»…
– Но ведь учителя знают, что я их не получала! – попыталась сопротивляться Ксения.
– Ничего страшного! Инесса сначала в дневничок выставит, а потом разбираться начнет. Дома тебе головомойку устроят, а Инесса за порчу документа успеваемости поговорит с тобой с пристрастием. Вот мы и поквитаемся! Идет?
– Ну… если вы хотите…
– Хотим, хотим! – наступала на нее Сыромятникова. – И, главное, ты не будешь в стаде! Сделаешь это одна и тем будешь оригинальна!
Ксения перевела глаза на Германовича. Он смотрел на нее, закусив губу, будто проверял, оправдает ли она его ожидания. Она решила оправдать.
– Хорошо, – согласилась Ксения. – Если это вас успокоит…
На подоконнике Ксю давно не стоял цветок в приметном белом пластиковом горшке. На окружную дорогу она тоже больше не приходила. Мотоциклист который вечер подряд простаивал со своим верным железным конем возле «их» фонаря и нервничал. Что-то произошло, думал он. Уже в прошлый раз он понял, что она о чем-то догадалась. Ксю была не такой, как всегда, – скованной, настороженной, молчаливой. Она будто боялась сказать что-нибудь не то, опасалась невзначай проговориться. Она не прижималась с прежней доверчивостью к его спине, когда они неслись по дороге, а лишь цепко держалась за пояс. И не смеялась, не радовалась, как обычно, встречному ветру и бешеной скорости.
Пожалуй, пора снимать шлем. Хватит. Он побаловал ее романтической игрой в Ночного Мотоциклиста – и довольно. В конце концов, никакой он не «Ужас, летящий на крыльях ночи», а обыкновенный парень, которому очень нравится она, Ксю – Ксения Золотарева. Теперь вот еще эта идиотская история с прогулом, в котором она не участвовала и теперь должна за это поплатиться. Как ему не хотелось тогда уходить со всем классом! Но остаться с ней он не мог… Он бы разрушил то, о чем она мечтает. Он жалел ее и не был ни в чем уверен.
Мотоциклист очень надеялся, что сегодня она все-таки придет к нему на свидание, поскольку оказалась в тяжелом положении и совсем одна – против всего класса. Он собирался отговорить ее от того, на что ее толкала дура Сыромятникова – этот скисший Глазированный Сырок! Но Ксю не приходила.
Мотоциклист бросил взгляд на часы. Половина двенадцатого. Нет, теперь уж она точно не придет. Он ненавидел себя за то, что сегодня в классе не высказал Сырку все, что думает о ней и ее провокационной затее. Он ведь видел серое лицо отчаявшейся Ксю, но не вступился. И нечего сейчас оправдываться тем, что собирался поговорить с ней вечером. Догадывался ведь, что она не придет. Ладно, завтра утром он будет ждать ее у дома. Без шлема. Ей решать, как поступать дальше.
К сожалению, он не знал, что перед уроками ему встретить Ксю не удастся.
Ксении не спалось.
Она не знала, как ей лучше поступить: опять встать в независимую позу и отказаться от предложения Глазированного Сырка или все-таки совершить то, чего все от нее ждут. Если отказаться, то, пожалуй, придется уходить из школы. Здесь ей больше не вынести. А что? Это выход! Выказать им свое презрение и вернуться в старую школу! Но тогда придется вставать раньше почти на час и ездить через весь город на автобусе… Ну и что? Это лучше, чем целыми днями бороться с овцами и сырками! А как же Германович?..
У Ксении сладко заныло сердце. Как он смотрел на нее в классе!.. Как закусил губу!.. Похоже, он сочувствовал ей и, может быть, даже хотел вмешаться… но… Но она ведь сама запретила ему «снимать шлем». А может быть, он молчал, поскольку ему хотелось, чтобы она пошла до конца, утерла всем им нос? В самом деле, что случится, если она сама себе поставит в журнале «пары»? Себе ведь, а не кому-нибудь! Конечно, потом придется объяснять маме с отцом, как она докатилась до такого идиотизма, но, видимо, придется пожертвовать своим имиджем ради… Ради чего?
Ксения села на постели и прижала ладони к пылающим щекам. Она сделает это ради Германовича. Если ему этого хочется, то она – пожалуйста! А потом, вечером, она снимет с него шлем и назовет так, как ему нравится: Стасом, Стасиком, Станиславом Сергеевичем…
Ксения проспала и пришла в школу только к третьему уроку.
– Глядите, явилась! – сладко улыбнулась Сыромятникова. – А я уж было думала, что у тебя кишка тонка. Одна только фиолетовая форма… без содержания.
Класс дружно заржал, но для Ксении это уже было не страшно, поскольку ночью она приняла решение и даже поняла, ради чего пойдет на все. Они, хохочущие, думают, что для них, а она – только для него одного. Он оценит, и тогда… Тогда вообще все будет по-другому!
В перемену между двумя «трудами», когда журнал свободно лежал на учительском столе, Ксения демонстративно подошла к нему с набором фиолетовых и синих ручек разного оттенка. На глазах у одноклассниц она, подбирая подходящий к остальным отметкам тон пасты, поставила себе пять двоек: по русскому, по английскому, по физике и две – по алгебре. Девчонки смотрели на нее в полном молчании, в котором Ксения не почувствовала ни одобрения, ни осуждения. Похоже, им было всего лишь любопытно, чем ее выходка закончится. Одна Сыромятникова подняла вверх большой палец, что, вероятно, выражало похвалу действиям Ксении.
