Мэгги по книжке - Майклз Кейси (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗

— Ну да, были, — Мэгги вставила сигарету в маленький никотиновый ингалятор, глубоко затянулась, задержала воздух и выдохнула, снова скорчив рожу. — Это совсем другое. Мне все равно, что там говорят, но это совсем другое.

— Слушай, могла бы уже и бросить, — сказала Табби. — Скоро в Нью-Йорке не останется ни одного места, где разрешается курить. Рестораны, бары и так далее.

— Знаю, — ответила Мэгги, снова затягиваясь. — Поэтому я и купила эти штуки. Доктор Боб думает, что с их помощью я бросаю курить. Этот человек порой бывает таким наивным. Но пока что они удерживают меня от того, чтобы с воплем ринуться в ночь, не дожидаясь десерта.

— Это не слишком полезно для здоровья, — нахмурилась Табби.

— Жить под мостом тоже вредно. Я, знаешь ли, не могу писать без сигареты. Как мой агент, ты вообще должна их мне покупать.

— Или железные легкие, — добавила Табби, но очень тихо.

Мэгги ткнула в открытое меню.

— Весенний салат? Нравится ли мне весенний салат? Ладно, пусть будет, — она захлопнула меню. — И, если говорить о Сисястой, мы никогда не были друзьями, даже когда она была обычной плоскогрудой Верой Симмонс. Я думала, что она моя подруга. Наверное, у доброй половины ГиТЛЭРа следы на спине от того, как Вера по ним карабкалась.

— Опять поносишь моего автора, Мэгги? — Верни скользнула на свободное кресло. За ней шел Колин (или Дункан?), он принес маленький серебряный поднос с двумя двойными скотчами, которые поставил перед ней. — Спасибо, дорогуша. Не забывай доливать.

— Видишь? — пожаловалась Мэгги. — Она может напиваться где угодно. А могу я курить где угодно? Нет.

— От выпивки еще ни у кого не бывало рака, — заявила Табби и прикусила язык, поскольку Верни стрельнула в нее взглядом, в котором читалось паническое «заткнись».

Но было поздно.

— Конечно. Курение — причина всего на свете, начиная от рака и кончая псориазной депрессией. Медики твердят, что все от курения, конечно же, от курения, и удивляются, почему мы им больше не верим, — Мэгги яростно уставилась на свой пластиковый мундштук. — А вождение в пьяном виде никого не убило. Ожирение никого не убило. У пьяниц есть бары, у обжор — фастфуды, но никто не позволит держать бар или ресторан только для курящих. Это дискриминация, и я готова носить футболку с такой надписью. Могу я отдыхать, как хочу?

— Бог мой, да на здоровье, — Берни взялась за голову. — Тебе это надо было, Табби? Никогда не спорь с курильщиками. Она считает, что рассуждает логично. — Она посмотрела на Мэгги. — Хотя псориазная депрессия — это сильно.

— Спасибо, я тоже так подумала, — самодовольно заявила Мэгги и нахмурилась. — А теперь, если позволите, сменю тему — мне нужно ехать на конференцию ГиТЛЭРа. Это будет полезно для моей самооценки.

Табби и Берни переглянулись и хором произнесли:

— Доктор Боб.

— Доктор уже сидит у меня в печенках, — сказала Мэгги. — Но будет приятно повидаться с Вирджинией.

— С кем? — спросила Табби, глядя в меню и показывая три пальца Колину — или Дункану. В любом случае не Мэри. Хотя кто их знает…

— Вирджиния Нойендорф. Мы старые подруги.

— Нет, не припоминаю. Мэгги закатила глаза:

— Ну-у, Табби. Это ведь одна из твоих авторов.

— А-а-а, точно, прости. Вспомнила. Романы об эпохе Регентства. Годились только для продажи вразнос и маленькими тиражами.

— Она так ничего и не продала? Я не очень следила последние несколько месяцев, — Мэгги тыкала вилкой в скатерть, продавливая узоры, лишь бы занять руки.

— Я не знаю. Я передала ее Миранде год назад или около того. Сбыла с рук в числе самых неудачных авторов.

— Бедная Вирджиния. Она так старается. Хотя я могла бы и догадаться, что она ничего не продала. Она опять беременна. Кажется, это пятый. Если она больше года ничего не продает, то беременеет. Видимо, ей нужно родить хоть что-нибудь.

— На рынке с Регентством всегда так. Она может дойти до девяти и переплюнуть «Осмондов» [8], — Берни опрокинула второй стакан скотча, и официант тут же подскочил с добавкой. — Надо бы и Венере кого-нибудь родить. Почему женщины, которые никогда не рожали, думают, что умеют описывать роды, а потом отправляют их редакторам, которые тоже никогда не имели детей? Леди Шпилька распяла нас за новую книгу. Там у Венеры героиня родила ребеночка весом в десять фунтов и уже через пару дней скакала по пустыне на неоседланной лошади.

— Десять фунтов? Я тоже не рожала, но все равно удивлюсь, если через пару дней женщина вообще сможет ходить, особенно если она типичная тощая Венерина героиня. Наверняка так и есть, поскольку от Венеры не приходится ожидать новых идей. — Мэгги потрясла головой. — Помните «Молодого турка» Рода Стюарта? Кажется, именно так называется эта песня. Там про девчонку с десятифунтовым младенчиком. Я всегда считала, что он загнул, но это все же для рифмы или в таком духе. Значит, Леди Шпилька на самом деле ее раскритиковала? Молодец.

— Целиком и полностью. Начиная с десяти — ерундового младенца, и пошло-поехало. Мол, на коробках с овсяными хлопьями и то лучше написано, «нажмите здесь и поднимите» — гораздо более вдохновенная и берущая за душу проза, чем любая из Венериных любовных сцен. И так далее, и тому подобное. Восхищаюсь, как пишет эта Шпилька. Я даже кое-где посмеялась. Но она раскритиковала нас, Мэгги. Я редактировала ту книгу. Кстати, раз уж мы обсуждаем книги, то пусть это будет деловой ужин. Дамы, кушайте вволю, «Книги Толанда» платят.

— А у меня есть куча цитат про обозревателей и критиков, — сказала Мэгги, посасывая свой никотиновый умиротворитель. — Хотите одну? Конечно, хотите. Это из Сэмюэля Кольриджа. Старый добрый Сэмюэль. Короче, слушайте. — Она прикрыла глаза, сосредоточившись, чтобы вспомнить дословно. — «Критиками обычно становятся люди, которые могли бы быть поэтами, историками, биографами, но у них ничего не вышло, и они стали критиками». Кто не умеет писать, тот критикует. Между прочим, хороший обзор или разнос — это ведь личное мнение одного человека. Вот вам и Леди Шпилька, да?

Табби сделала вид, что внимательно оглядывается, потом склонилась к подругам и притянула их к себе.

— Ну ладно, вы меня уломали. Я знаю один секрет, но вы должны поклясться, что никому не расскажете.

— Обещаем? — спросила Мэгги у Верни.

— Почему нет? Ты же слышала, как Сен-Жюст однажды сказал: «Если она поверит мне, то поверит любому».

— Очень смешно, — Табби придвинула их еще ближе. — Но я помню, что вы обещали. Поклянитесь, что даже под страхом смерти…

— Табби, — предупредила Верни, — не тяни резину.

— Ладно, все равно я не могу молчать. Леди Шпилька прислала мне рукопись.

— Да ну? — Мэгги откинулась назад. — Откуда ты узнала, что это ее?

— Его, — Табби улыбалась (если бы Мэгги описывала эту сцену в духе Регентства), словно кошка, на морде которой остались канареечные перья.

— Кого — его? — спросила Верни. Все-таки она уже здорово нагрузилась скотчем. — Я что-то не пойму.

— Леди Шпилька — это мужчина, — вздохнула Табби. — Будь внимательнее, Верни.

— Откуда ты знаешь? — спросила Мэгги, стараясь переварить эту информацию. Ей никогда не приходило на ум, что Леди Шпилька могла быть мужчиной. Для мужчины он — она — уж слишком ехидная. И время от времени упоминался некий муж. А также долгая страсть к Пирсу Броснану.

— Все просто. Я читала рукопись одного автора — опубликованного, — который хотел, чтобы я стала его агентом, и там примерно посредине был вставлен первый абзац из обзора Леди Шпильки. На колонтитуле — или как его — стояло ее имя. Обзор попал в рукопись по ошибке. Такое часто бывает, сами знаете. Я иногда нахожу в рукописях списки продуктов. Кому придет в голову покупать кумкваты [9]? Я и написать-то это слово не смогу.

— Ты продолжай, продолжай, — махнула рукой Берни, призывая Табби вернуться к теме.