Цена измены (СИ) - Шолохова Елена (книги полностью txt, fb2) 📗
В тот день они стояли на автобусной остановке: сам Дементьев, Стас Климов, Юрка Самохин и девчонки, Юля, Даша и ещё одна… её имени он не помнил. Впрочем, по имени её вроде никто и не звал – у них в общежитии она была для всех просто Мышкой. Такая же маленькая, невзрачная, тихая, с куцым хвостиком и в очках. Она вечно была в тени своих подруг, ярких, веселых, раскомплексованных. Юлька с Дашкой наперебой кокетничали с парнями, хотя на самом деле – с ним. Громко и заливисто хохотали над каждым словом. И, стоя на месте, умудрялись источать призыв к сексу.
Девчонки всегда уделяли ему повышенное внимание, ещё со школы. В старших классах две даже как-то подрались из-за него.
В общежитии универа такого треша, конечно, уже не было, но все равно почти в каждой девчачьей комнате относились к нему очень благосклонно: подкармливали, зазывали на гулянки, пришивали ему пуговицы, гладили рубашки. Та же Мышка, например, его стригла. И всё это просто за спасибо.
А тогда Дементьев только-только порвал с очередной подружкой и с благодушием отзывался на заигрывания Даши и Юли. Ждал автобус, курил и раздумывал: замутить или не замутить с кем-нибудь из них? Если да, то с какой?
И тут появились они. Инна Немирецкая и её подруги. Блондинка и две шатенки. «Три грации». Кто-то так прозвал их в насмешку, и прилепилось. Климов же просто говорил о них, кривясь: "эти охреневшие мажорки".
Их знал, наверное, весь универ, хотя сами они держались так, словно никого не замечают, не знают и знать не хотят. И компания у них была своя – иногда к универу подъезжали парни на дорогих тачках. Увозили-привозили этих кукол.
Вышагивали «грации» как по подиуму, бесстрастно, изящно, надменно. Все три красивы. Но Дементьеву всегда больше нравились блондинки, особенно такие, с платиновым отливом. Хотя в то время он на Инну даже не смотрел. Какой смысл? Она ведь была не то что неприступная, а вообще недосягаемая. Да и не понравилась она ему сначала. И это если ещё мягко.
Эта троица направлялась к такси, когда Дашка с Юлькой над чем-то в очередной раз захохотали и привлекли внимание.
– Общажники, – бросила одна из «граций». Чётко и громко. С насмешкой и презрением. Как о чем-то позорном и отвратительном. Его тогда это страшно уязвило, даже не само слово, а то каким тоном оно было сказано.
Вспыхнув, он повернул голову и наткнулся на ледяной взгляд блондинки. Инны Немирецкой.
.
глава 9
Это потом уже Дементьев узнал, что Инна при всей своей внешней надменности никогда не стала бы вот так унижать кого-то, тем более без всяких причин. Но тогда он не понял, кто из трех подруг назвал их презрительно общажниками. Да и какая разница? Они все три друг друга стоили, считал он в то время. И именно её холодный отстраненный взгляд подлил масла в огонь.
Стас, придурок, вскинул сразу руку в неприличном жесте. И сквозь лед в её взгляде отчетливо проступила брезгливость.
Затем девушки сели в такси и уехали. А они остались. Только настроение почему-то резко испортилось. Девчонки по-прежнему хохотали, Стас похабно шутил в адрес «охреневших мажорок», Юрка Самохин подхватывал его шуточки, а Дементьеву всё это казалось тупым и безмерно раздражало.
Он даже сорвался на Стаса:
– Можешь заткнуться? Достал.
– Ты чего, Ник, перегрелся? – изумился Стас. – Или ты из-за этих сучек бесишься?
Они тогда чуть не разругались прямо на остановке. Девчонки вмешались, утихомирили обоих.
Второй раз Дементьев встретился лицом к лицу с Инной почти месяц спустя, в середине июня. В разгар летней сессии.
Накануне у него вышел конфликт с одним из преподов. Тот проехался по его внешнему виду – в ту пору Дементьев почитал гранж во всем: от музыкальных пристрастий до одежды. И на экзамен по политологии заявился в драных голубых джинсах и черной футболке с ликом Курта Кобейна. Ехидные замечания преподавателя он не оценил, сгоряча нагрубил и был выгнан вон. А на следующий день его вызвали в деканат.
Дементьев знал, что Шестакова, декан, славилась желчным нравом, но все равно не ожидал такой зверской выволочки. И как раз когда его там песочили, в дверях возникла она. Инна Немирецкая. Как староста она принесла в деканат зачетки своей группы. Шестакова сию секунду преобразилась. Стала почти ласковой. Приняла у Немирецкой стопку зачеток и спросила елейным голосом, всё ли у Инночки хорошо и как дела у папы-профессора. Потом отмахнулась от Дементьева, как от бестолковой мухи, бросив: «Всё, свободен».
Он развернулся к выходу, Инна посторонилась, давая пройти. И снова они встретились взглядом. Только он опалил её жгучим гневом, словно её в том вина, что его так при ней унизили. А она – окатила ушатом ледяного высокомерия.
Настроение после этой встречи опять было хуже некуда. Даже то, что он тут же без труда пересдал политологию, ничуть не приободрило.
И что самое странное – он так скис не из-за злобной деканши, а из-за этого мимолетного мгновения.
Дементьев сам себя не понимал: ну неприятная ситуация, да, но не конец же света. Кто она вообще такая, эта Немирецкая? Не плевать ли, что она там про него подумала? Инночка, блин… Надо выкинуть всё это из головы.
Но выкинуть не очень получалось.
Тем же вечером в общежитии закатили большую пьянку по случаю окончания сессии. Гуляли в комнате девчонок толпой, человек двенадцать, если не больше. И его постоянно дергали: ты чего такой? С тобой что? Кто-то умер? Он только отмахивался, чтоб отстали.
А утром его ждал шок.
Проснувшись с тяжелой похмельной головой, Дементьев не сразу сообразил, что с ним в кровати кто-то есть. Потом почувствовал чужое дыхание в спину, повернулся и обомлел. Рядом тихонько посапывала Мышка.
Их студенческие пьянки, бывало, заканчивались внезапной страстью. Со своей бывшей подругой Дементьев вот так и познакомился – после такой ночи. Но Мышка…
Ладно бы Дашка или Юлька. Да кто угодно… Но её Дементьев и как девушку едва ли воспринимал. Мышка с ним в постели – это анекдот какой-то. Тем не менее трусов на себе он не обнаружил. Хотя на ней белье углядел, когда приподнял одеяло. Это немного обнадеживало. Может, до секса у них и не дошло? Ведь это же Мышка! Ну какой с ней секс?
В то утро неловкого разговора удалось избежать – он ушел в душ, а когда вернулся, Мышки уже не было. Ну а потом все они разъехались на лето, а к осени он уже и забыл про это недоразумение.
Дипломную работу Дементьев писал у Гречман. Пожилая профессорша дипломников почти не брала, хотя к ней рвались многие. Но к нему она благоволила, вот и сделала исключение.
Как оказалось, не только ему. Но ещё и Инне Немирецкой. Темы дипломных работ у них перекликались, так что Гречман назначала обоим одновременно. Иногда в пустой аудитории после пар, а иногда вообще у себя дома.
Присутствие Инны его нервировало. Он едва мог сосредоточиться и с трудом отвечал на вопросы. Зато четко улавливал каждое ее движение, причем даже не глядя на нее. Вот она что-то пишет, вот накручивает на палец светлый локон, вот поворачивается к нему. Когда она на него смотрела, он вообще деревенел.
Аромат ее духов был приятным и ненавязчивым, но Дементьеву казалось, что ему нечем дышать.
Тяжелее всего было, когда профессорша оставляла их наедине. Тогда от напряжения в аудитории трещал воздух.
Как-то Гречман заставила их спорить между собой, отстаивать свою точку зрения. Сначала из этой затеи ничего не выходило. Оба, старательно не глядя друг на друга, что-то высказали без особой убежденности. Но слово за слово – и всё-таки они втянулись. И так в итоге увлеклись, что потом Дементьев переживал, не был ли в пылу слишком груб.
Однажды кто-то сунулся в аудиторию, распахнул дверь, и сквозняком смело со стола её записи. Он без всякой задней мысли свесился со стула, собрал её бумаги и положил перед ней на стол. Случайно поймал её взгляд и увидел, что она улыбнулась. Ему. Краешком губ, но от её улыбки повеяло не просто вежливостью, а теплом. И сердце ёкнуло. Сжалось в комок, замерло на несколько секунд, а потом понеслось галопом.
