Между нами море (СИ) - Алешкина Ольга (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Скрипнула дверь беседки, я вздрогнула — вернулся! — и резко обернулась. Гамлет осторожно просочился, встал спиной у плиты, потрогал чайник.
— Чай попью, — зачем-то сообщил он и повернулся: — Тебе налить?
— Подслушивал? — спросила я, уверенная, так и было.
Этот четыре дня знакомый мне мужчина, почему-то решил, что я нуждаюсь в опеке. В добром совете, подсказке и просто в правильном курсе. Я не против, когда это касается гостевого дома, ничуть, тут некоторые советы уместны и любую помощь приму с благодарностью, но, когда эта забота распространяется конкретно на меня, увольте, здесь сама разберусь.
«Там этот пришел, который ночью орал», — вошел он в дом ранее. И не дожидаясь моего ответа, предложил: «Прогнать?» Небрежное «этот», уверенное «прогнать» … и не вопрос это был, хотя интонация вопросительная, а принятое за меня решение. Я понимаю, у тетки он выполнял, помимо прочих функции, и обязанности охранника, но и это ему не дает повода для самостоятельных выводов. Эта уверенность, что я нуждаюсь в защите, это непременное желание гнать со двора… Может я преувеличиваю, может мне чудится его вторжение в личное, а Гамлет всего лишь хочет быть полезным?
— Зачем подслушивал? — оскорбился он и нахмурился. — Этот парень так орал — слух напрягать не нужно. Только чего кричит, непонятно. Кто он такой? Он тебе муж что ли? Нет. — Сам спрашивал и сам отвечал он. Горячась, размахивая руками. — Кто он вообще такой, чтобы орать на тебя? Какое он имеет право?
Я поднялась, вежливо отказалась от чая и сказала:
— Он имеет больше прав орать на меня, чем ты задавать мне все эти вопросы.
Ушла не разбираясь, обидела или нет, сейчас гораздо важнее вернуться к работе. И не потому что, первое заселение гостей не за горами, на майские праздники, а потому что она отвлекает от душевных терзаний.
В этот раз работа спасала не особо. Я отмывала кафель в так называемом «люксе», мысленно, то и дело, возвращаясь к встрече в беседке.
Можно было оговорить себя, выдумать какую-то нелепую историю, пусть бы позлился сильнее, яростнее, возможно, взбесился даже, зато наконец вычеркнул меня из своей жизни и отпустил. Странно только одно — почему он до сих пор не сделал этого.
А ты сделала? Не ты ли вспоминаешь его каждым тоскливым вечером, не ты ли всякий раз фантазируешь, как бы сложилось, не задумай ты дурацкое свидание на этом чертовом пляже?
И врать ты не захотела.
— Я не осмелилась, — шепнула вслух. Тут нужна уверенность, глаза в глаза, а я поднять их на него не в состоянии, смотрела украдкой, подобно вору, наметившему добычу и переживающему за выказанный интерес.
Гордей зол, чертовски зол и он имеет на это право. И злиться, и требовать. В глубине темных глаз, в намеренно расслабленной позе, в каждом движении мне виделся упрек, жажда знать. Только кому они нужны, эти знания, кому от них станет легче? Никому. Будет только хуже, ничего уже не вернёшь и не исправишь. И когда он ушел, я почувствовала что-то вроде облегчения. Отмалчиваться ведь гораздо легче, чем обманывать.
Я закончила с кафелем, собрала губки и вышла в номер, осмотр занял пару минут. Можно смело заселять гостей, пришла я к выводу, осталось лишь привести в должный вид спальное место. Но тут я пас, этим завтра займется Наташка, возня с постельным бельем мне осточертела ещё в юности.
Гамлет возился с площадкой для бассейна, я незаметно прошмыгнула в теткин дом и плотнее прикрыла дверь — до самого ужина не выйду. Первый раз я накрыла стол на веранде в тот вечер, когда мы вернулись из магазина, сознательно отсекая себя от одиночества. На следующий день я накормила своего теперешнего работника обедом, зародив негласное правило совместных приемов пищи. Сегодня я впервые об этом сожалела, из-за необходимости побыть в тишине.
Абсолютной она не была, тишина эта — разве возможно? Звук есть у всего: предметов вокруг, чувств, кипящих внутри, даже умиротворение звучит, что уж говорить о взбаламученных во мне воспоминаниях. О… у них целая палитра звуков! И все в темных тонах.
«Кш-ш-м… кш-ш-м…», слышу я скребущие о берег волны и удивляюсь — море же не под окном, да и окно выходит в сад. Или то растревоженное сознание подсовывает мне это навязчивое шипение? Я поднялась со своей полуторки, закрыть окно, рассчитывая разом всё это прекратить, в этот момент в комнату проник огромный шмель. Облетел круг почета по комнате, жужжа, как реактивный двигатель, и забился в стекло — тунц, тунц. Я распахнула одну створку на полную мощь, авось вылетит, и направилась к выходу, осуществлять спонтанную мысль.
Розалия возилась в саду. Мы немного поболтали о насущном, если точнее о предстоящем сезоне, я посчитала, что приличия соблюдены и спросила:
— Розалия Гавриловна, вы про Гордея Казакова что-нибудь слышали?
Роза посмотрела на меня с прищуром и задумалась. Думала недолго, а потом многозначительно покачала головой:
— Что-нибудь да слышала. Делами «Казаков» разве что ленивый не интересуется.
Хитрая соседка не спешила облегчать мою участь. Признаться, я и без этого чувствовала неловкость, а ты поди ж, ведьма, добивается конкретики. Начинать издалека я уже не видела смысла.
— Он женился?
Она снисходительно улыбнулась, ясно, мол, и ответила:
— Нет. Такого не слыхала, а эту весть уж непременно не пропустила бы.
— Ну, а подружка-то у него есть? — не сдавалась я. Мне важно услышать, что она непременно имеется, так лучше. Так мне гораздо проще.
— А как же, конечно. Он парень молодой, видный чего ему в светёлке томиться. Миланка Мещерякова у него в подружках числится, — с потаенной гордостью сказала она, будто Гордей её сын или племянник и со значением добавила: — дочка Мещерякова.
Тут хочешь не хочешь, а пришлось спрашивать, что за зверь такой этот Мещеряков.
— Глава администрации он, — сообщила Розалия и неожиданно для меня спросила: — Он-то ладно, а ты чего выведывать прискакала, сама же его бросила?
— Гордей приходил к вам? — удивилась я.
— Как же, пойдет он, — ухмыльнулась она. — Парнишку давеча подослал. Но я же не дура, смекнула каким ветром его сюда надуло. А за телефон твой и вовсе денег предлагали, но ты не переживай, не дала я. Пускай идут и сами спрашивают, нечего важничать, устроили тут детектив. Кино и немцы прям, курам на смех.
Отец Гордея может гордится сыном, думала я, возвращаясь от соседки. И бизнес семейный развил, да и дочка главы — хорошая партия.
Меня он всегда недолюбливал и даже не затруднялся скрывать данный факт. Первый раз я увидела его в винограднике. Гордей привел меня на прогулку, мы носились, смеясь, ели недозрелый виноград и вероломно пуляли ягодами друг в дружку. Приближение отца пропустили и заметили слишком поздно, несмотря на то, что передвигался тот, в пределах своих владений, исключительно на коне. Тот остановился за виноградными рядами, напротив нас, пришпорил коня.
— Гордей! — гаркнул он. Мы оба замерли и враз посерьезнели, улыбки сползли с наших лиц. Прямой, как Александрийский столп, выражение лица — монолит, глыба. В тот момент я подумала: прозвище «казак» прилипло бы к нему, независимо от его фамилии. Брови седока были сведены и смотрел он на меня, не на сына, а мне хотелось провалиться сквозь землю от этого взгляда. Или как минимум присесть, чтобы укрыться в зарослях виноградника, но и этого сделать я бы не рискнула — заросли-то его. Гордей растерялся, настолько неожиданной стала эта встреча, а отец, продолжая смотреть на меня, скомандовал в его сторону: — Быстро домой. У тебя дел других нет? Так я найду.
Он вздернул узды и развернул коня. Гордей перечить в тот день не осмелился. Никто бы не осмелился. Кажется, прикажи этот человек кому угодно землю жрать — станут. Не задумываясь. А уж виноград собирать или подвязывать за счастье, что легко отделались посчитают.
