Танец страсти - Поплавская Полина (чтение книг txt) 📗
— Мне пора, меня ждут, — и на негнущихся ногах вышла в коридор. Здесь она остановилась, но почувствовав, что не может вздохнуть, заторопилась на улицу.
Глотнув свежего воздуха, она, к своему удивлению, не разрыдалась. Скорее, она просто была поражена: так вот, кого он выбрал… Как говорили злые голоса, “тощая корова еще не газель”. Хельга все время сидела на диете, потому что иначе сразу бы потеряла форму. И эту невыразительную сонную куклу с вытянутым лицом и без единой мысли в голове Бьорн предпочел ей?!
Медленно она дошла до стоянки велосипедов, чувствуя, что двигаться быстрее просто не в силах. Она не села на велосипед, а осторожно повезла его рядом с собой, ощущая что это хрупкое равновесие между оцепенением и истерикой может нарушиться в любой момент.
Малин совершенно не удивилась тому, что вскоре Бьорн нагнал ее. Он спокойно спросил, что это вдруг с нею случилось. Она молчала, не зная, как ответить, и он начал раздражаться:
— Ты что, больше не хочешь разговаривать со мной?
— Ты и Хельга… Так это правда? — К удивлению Малин, ее голос не дрожал, только звучал слишком глухо.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что о вас говорят. То, что… — Малин сбилась, не зная как сказать. О таких вещах говорить, по ее мнению, не стоило вообще. Но она должна была узнать… — То, что Хельга твоя любовница? — с трудом договорила она.
— А что тебя удивляет? — Кажется, он даже обиделся. — Я никогда не скрывал от тебя своих увлечений.
— Да. Но я думала, что все это невинно, как чашка кофе в кафе…
— Нет. На этот раз ты ошибаешься. Это не слишком серьезно, но пойми, мы же не дети… — Он шел рядом с нею и говорил что-то, как будто это еще имело смысл.
— Пожалуйста, оставь меня. Я все поняла, и… — она уже почти просила его, — должна подумать, как мне быть дальше. Ты прав, мне следовало смотреть на вещи более трезво.
Теперь, когда Малин шепотом повторяла эти слова, лежа в кровати, каждое из них звучало сухим щелчком. А тогда, на шумной площади — усталым шелестом, на который Бьорн, похоже, не обращал никакого внимания.
— Ну, ты слышишь меня? — Он пытался ее в чем-то убедить, хоть Малин и не имела ни малейшего представления, в чем именно. — Ты — моя муза. Ты же знаешь. — Бьорн попытался снова приобнять ее, но мешал велосипед.
— С музами не спорят. А ты испортил все мои идеи. — Этот упрек сорвался у нее нечаянно, она вовсе не собиралась вспоминать сейчас нанесенные им обиды. Но она не могла допустить, чтобы их отношения он тоже перекроил на свой лад, как делал это с их спектаклями, из которых в последнее время стало исчезать что-то главное. Он часто следовал ее советам — получалось эффектно, но плоско. Как яркий фантик от конфеты.
Бьорн ухватился за ее последнюю фразу и принялся снова что-то доказывать. Малин поразило, как легко он забыл, что только что перевернул весь ее мир с ног на голову. “А ведь Кристин еще два года назад, когда уходила из театра, предупреждала меня, что так и будет”, — подумала девушка. Кристин говорила и о том, что Бьорн будет пользоваться ее способностью придумывать яркие и необычные решения, а она, Малин, всегда будет оставаться в тени. Ну, так что ж?.. Значит, у ее подруги завтра появится возможность лишний раз сказать “ведь я тебе говорила”.
Она уже испытывала полное безразличие к происходившему. И когда Бьорн предложил посидеть в уличном кафе, она пожав плечами, согласилась. Она никак не могла решить, что же делать дальше. Что значат эти его “свободные отношения”, если до сих пор она толковала их неверно? И почему именно эта дремучая клуша, Хельга? Пусть бы он увлекся действительно интересной девушкой, благо в театре их предостаточно, было бы не так обидно…
Когда они сели за столик, он заговорил опять:
— Ты пойми, — в голосе Бьорна появились доверительные нотки, — это как в музыке: есть основная тема — это, несомненно, мужчина — и есть дополнительные. Чем их больше, тем богаче звуковая палитра. И пока все они не будут сведены вместе посредством главной, гармония не наступит…
Оставив без внимания его спорное суждение относительно музыкальных тем, Малин мысленно перевела это туманное высказывание в термины грубой реальности. Получалось что-то вроде: “пока режиссер не затащит в постель весь кордебалет, в спектакле будет чего-то недоставать”.
“Господи, как примитивно, — устало подумала она, — как я могла не заметить этого раньше?”
Бьорн продолжал развивать свою теорию:
— В любви, как и в дружбе, все должно подогреваться взаимным интересом. Вот в театре ты, да и все, дружат с теми, с кем им выгодно. Так и в любви. Если зацепило только хорошенькое личико или аппетитное тело, то это ненадолго. А если есть еще и духовный интерес, обоюдная польза, то это — другое дело. Поэтому у нас с тобой надолго — я в этом абсолютно уверен. Мы слишком нужны друг другу, ведь польза наших отношений очевидна. Ты нужна мне так же, как и я тебе…
Он потянулся к ней через стол, но Малин отшатнулась. Стул под нею противно заскрипел на каменных плитах мостовой. Перед глазами у девушки поплыла мутная пелена, она вскочила и кинулась прочь с площади.
Только под утро Малин забылась неверным, странным сном.
Легкая, как бабочка, с огромными прозрачными крыльями плаща за спиной, она бежит, летит по воздуху. То высоко над землей, так что реки становятся тонкими нитями, а лес — ворсистым ковром с причудливым рисунком. То с замиранием сердца спускаясь вниз, так что ее ноги в ажурных башмаках касаются земли и легко отталкиваются от травинок и цветов, причем каждая мелочь видна так четко, как под микроскопом.
Но вот она приближается к опушке леса. Он такой дремучий и темный, из него пахнет сыростью. Деревья переплелись стволами и образовали такую густую сень, что под ними темно, как ночью. Малин вступает в этот мрак, и ее радость полета сразу исчезает, а на душе становится тревожно от предчувствия чего-то страшного и непоправимого. Но все же она идет дальше, с трудом продираясь через переплетения ветвей, идет до тех пор, пока не оказывается на сумрачной поляне. И что это здесь, такое огромное? Ее дневное видение, странное серое дерево. Она хочет подойти к нему, чтобы понять что-то очень важное, но спотыкается и летит в бесконечную черную бездну.
Вскрикнув от ужаса, она проснулась и села на постели, почувствовав холодную испарину, выступившую на лбу. В окно пробивался рассвет, но Малин казалось, что это воздух за окном странным образом сгущается и течет по стеклу. Дрожь пробежала по ее телу, Малин прижалась спиной к изголовью кровати и плотно укуталась в одеяло. Это просто еще не выветрился из головы кошмар, подумала она, сейчас все пройдет.
Но сердце по-прежнему стучало часто и тревожно, его стук отдавался в голове, в ушах. И вдруг Малин услышала в прихожей шаги… Показалось? Но нет же, их звук был таким отчетливым. Нет, нет, этого не может быть… Дрожа от страха, она оглянулась на дверной проем и… в предутреннем полумраке прихожей увидела силуэт человека. Словно образовавшись из сгустившегося воздуха, человек сделал несколько шагов по направлению к ней… Малин в ужасе зажмурилась, шаги стихли, и, когда она решилась снова открыть глаза, в прихожей уже никого не было. Но за те несколько секунд, пока она видела его, Малин узнала этого человека! Венок на голове… И то непередаваемое чувство тоски, которое он распространял вокруг себя…
Бесконечная тоска, как змея, впилась в нее прежде, чем Малин успела убедить себя, что все еще видит сон. Но отчего, отчего это происходит с нею? Она сидела на кровати, боясь пошевелиться. Ей казалось, что прошла вечность, целая вечность оцепенения и страха. Но это не сон — вот, она же явственно чувствует металлические переплетения, в которые упирается ее спина!..
ГЛАВА 3
На сегодня был назначен очередной прогон “Наполеона и Жозефины”. Репетиция должна была начаться в три часа, но уже в час Малин появилась в театре: надо было хорошо разогреться и еще раз обсудить с костюмером детали платья.
