Латинист и его женщины (СИ) - Полуботко Владимир Юрьевич (читать книги без TXT) 📗
Часть II
ПРЕДЫСТОРИЯ
Глава 17. МОИ САМЫЕ ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Пожалуй, я слегка поторопился, начав свой рассказ обо мне и о моей соседке Зинаиде с событий 14-го апреля 1998-го года. Генеральская семейка, человек в сером костюме, вопли за стеною и рыженькая Люся — в общем-то ничего особенного в этом нет. Вот разве только Зинаидин сон. Видимо, это из-за него я так неловко поспешил… Но, как бы там ни было, а я раскаиваюсь в этой своей поспешности, заявляю о своей приверженности обстоятельному и упорядоченному изложению событий, и сейчас я должен пока оставить день, которому я невольно приписал какое-то особое значение, и вернуться к истокам всех событий — года на полтора назад.
Последние несколько дней августа 1996-го года были для меня наполнены ожиданием: кто же наконец станет моим соседом по коммунальной квартире, вместо съехавшей недавно моей мучительницы — старой карги и скандалистки? Обе комнаты, которые прежде занимала ветеранша партии, теперь пустовали и были заперты, и мне было лишь доподлинно известно, что обмен уже состоялся и новые жильцы вот-вот въедут.
И вот однажды это случилось: въехали! И именно этот момент и есть истинное начало всей моей истории.
Это были женщина, её сын и маленький собачонок. Последнее я отметил с тревогой, так как очень не люблю собак. Кроме того, было ещё и пианино, а это — музицирование, и кто его знает, приятное ли на слух или невыносимое!..
Какие-то люди занесли вещи, посидели в гостях, пошумели, отмечая новоселье, и разошлись. И остались только женщина и мальчик. Не считая собачонка. И никаких мужчин. И это притом, что я холостяк.
Так-так…
Женщина была очень привлекательна: красивая фигура, ярко-голубые глаза, светлые волосы; на вид ей было лет тридцать. Мальчику же, тоже очень симпатичному, белобрысенькому, можно было дать лет четырнадцать. И я тогда долго ломал голову над тем, во сколько же лет она его умудрилась родить, если, конечно, он доводится ей родным сыном, а не пасынком или каким-нибудь племянником.
Разумеется, познакомились мы в первые же минуты. А после ухода шумной компании так даже и очень мило и спокойно побеседовали. Я кое в чём помог — что-то прибил гвоздями, что-то подвинул, взял дрель и кое-что посверлил. Но идти в активное наступление не спешил ни в первый день, ни во второй, ни в третий… Так и жил бок о бок с прекрасною незнакомкой, даже и не зная, чем она занимается и что у неё на уме, откуда она переселилась и почему. Пианино же её при этом загадочно и многозначительно помалкивало.
Присматривался я целый месяц. С тревогой отметил, что женщина, во всём обладая очень даже неплохими данными, упорно ходит только в длинных платьях — и дома, и на улице. Или в брюках. Естественно, я заподозрил некое скрытое уродство: у бедняги что-то с ногами, вот она и стесняется их показать. Жаль. А ведь такая симпатичная с виду! И пианино — с ним то же самое: притащила с собой, и — не трогает. С чего бы это? Играет слабо или вовсе не умеет — вот единственный ответ.
Глава 18. ВЫЧИСЛЕНИЯ
Через месяц (был уже конец сентября) тайны стали раскрываться: моя соседка появилась в короткой юбке, и с ногами у неё при этом всё обстояло великолепно. Тогда же я впервые услышал и её игру на пианино и негромкое пение. Приятно поражали манера исполнения и выбор музыкального произведения — это была классика. Охотно допуская, что это всё был лишь некий психологический приём, я всё же немедленно ринулся в наступление. Оживился, разговорился, сразу перешёл на ты и — слово за слово — сделал ещё одно открытие: оказывается, моей соседке совсем не тридцать лет. Незадолго до переезда ей исполнилось тридцать семь — она мне сама честно и добровольно в этом призналась!
С одной стороны — открытие неприятное: женщина намного старше, чем я думал прежде. А с другой стороны, это просто здорово: женщине — тридцать семь, а выглядит на тридцать.
Что ещё? Сама сказала, не дожидаясь вопросов и намёков: не замужем. Разведена. По профессии инженер-технолог в области сельскохозяйственного машиностроения, того самого, что сейчас остановилось во всей России и особенно в городе Ростове-на-Дону. Любит животных и классическую музыку — ну это я и так уже понял… А сюда переехала из очень приличной и просторной квартиры, а вовсе даже и не из коммунальной. Нужно было окончательно и бесповоротно размежеваться с бывшим мужем, вот она и совершила этот ужасный обмен с ухудшением жилищных условий.
Тогда же и я рассказал о себе: тоже, мол, разведён; раньше жил с женою в квартире её родственников, а теперь вот попал сюда, в коммуналку… Моя бывшая жена теперь живёт в Испании, на Балеарских островах. Замужем за испанцем — черноволосые испанцы страсть как обожают русских блондинок. Испанец очень богат — на его деньги бывшая жена и купила мне эту комнату в коммуналке, чтобы мне не так обидно было… Пожалела… Да, живут богато… Там, на островах, у этого испанца — собственная гостиница (и, кажется, не одна), и в этом есть своя прелесть: с одной стороны, бывшая супруга не имеет ко мне никаких претензий и не просит алиментов, а с другой стороны, я могу быть спокойным за судьбу дочери — с голоду не помрёт на чужбине. Хотя и то плохо: неизвестно, когда её удастся увидеть вновь — ведь денег для поездки на Балеарские острова у меня нет, а сама бывшая жена заявила, что сюда, в эту нищую, богом забытую Россию — она больше уже ни ногой. И дочку никогда не пустит… А я очень люблю свою дочку и вообще — детей. Вот такие у меня дела… Классическую музыку люблю, а вот кошек и собак ненавижу… А где работаю? Да в мединституте. Преподаю там латынь.
За этим моим сообщением последовала реплика:
— Мединститут! Это, должно быть, денежное место!
— Ничуть, — ответил я. — Конечно, у нас там учатся только отпрыски богатых и влиятельных родителей — это правда, но мне мало что перепадает от этого ихнего богатства. Натаскиваю по-латыни отстающих, да ещё даю уроки английского языка, иногда — немецкого или французского; клиентура у меня никогда не переводится… Вот и весь боковой заработок. Кое-как живу. Выживаю. И уж во всяком случае на заграничные поездки заработать себе не могу. Я ни разу не был за границей.
— Ты любишь свою работу?
— «Работу» — это означает язык и его преподавание?
— Ну да, я в этом смысле и спрашиваю.
— Трудно сказать… По-настоящему я знаю и люблю только два языка — латинский и свой родной русский. Английский ненавижу за то, что он как раковая опухоль расползается по Земному шару; к французскому — равнодушен. Более-менее уважаю немецкий — это язык очень богатый, почти утончённый, но он сейчас никаким спросом не пользуется, и мои знания мало кому нужны.
— У тебя есть машина?
— Нет, — решительно ответил я, всем своим нутром отчётливо понимая: это очень плохая рекомендация моей персоне. Почти приговор. Ну да и пусть.
Наступило молчание.
— Это очень плохо, что у меня нет машины? Или не очень?
— Очень, — честно и просто ответила Зинаида. — Все мои мужчины всегда были с машинами. И по заграницам всегда ездили. И английский язык — они его если и не знали, то по крайней мере очень уважали. Я просто поражаюсь тебе: как это можно не любить английский язык! Ведь это такой прекрасный язык!
Я усмехнулся.
— А сколько у тебя в жизни было мужчин?
— Я на такие вопросы не отвечаю.
— Почему?
— Потому!
— А ты возьми и ответь!
— Давай договоримся так: никогда больше этой темы не касаться — о том, что было, с кем и сколько раз.
— Давай, — охотно и весело согласился я. — Мне так даже и интересней будет. Но предупреждаю: я человек наблюдательный. И — хороший психолог. А ещё — у меня очень сильная память. Так вот: ни единого слова, сказанного тобою, я никогда не забуду, ни единого твоего жеста, ни единого наблюдения над тобою не упущу. Через некоторое время я и сам определю все интересующие меня подробности.
