Блестящая девочка - Филлипс Сьюзен Элизабет (читаем книги TXT) 📗
Она посмотрела через зал на репортершу из журнала «Повседневная одежда для женщин» и заметила, какое злое у нее лицо. Флер вдруг поняла, что имела в виду Кисеи, когда говорила про грифов.
Зазвучала печальная музыка в ритме блюза, и Флер снова заволновалась, но уже о другом. Сложные театральные постановки, вроде той, которую она придумала для показа моделей Майкла, вышли из моды; теперь демонстрации проходили просто: подиум, манекенщицы, платья.
Снова они как бы плыли против течения. На этот раз по ее вине. Это была ее идея. Она уговорила Майкла согласиться.
Понемногу разговоры стихли, музыка зазвучала громче. Свет в зале потускнел, на сцене за подиумом зажглись огни. За прозрачным сероватым занавесом, похожим на дымку, был экран. На сцене стоял уличный фонарь, торчали пальмовые ветки, валялись сломанные жалюзи и металлические перила. Глядя на все это, зрители должны были мысленно перенестись в новоорлеанский дворец во влажную летнюю ночь.
Появились модели в дымчатых платьях. Тонкая ткань облегала грудь, локти, колени; они казались утрированно острыми, как на рисунках Томаса Харта Бентона. Они принимали невероятные позы: откидывали назад голову, тянули руку к пальмовым листьям-веерам и замирали, наклоняясь, словно ветви плакучей ивы так, что волосы спускались до пола. Зрители зашептались, украдкой оглядываясь по сторонам, желая увидеть реакцию других. Но было совершенно ясно, что никто не решится обнародовать собственное впечатление, пока не станет ясно, к чему все это.
Вдруг одна фигура отделилась от остальных и вышла в лужицу голубого света. Моргая, она смотрела на зрителей, будто пытаясь понять, можно ли довериться этим людям, потом заговорила. Она говорила о потерянной плантации, о Стэнли Ковальски, этом недоноске, за которого ее дорогая сестра вышла замуж. Голос звучал взволнованно и устало, лицо казалось измученным. Наконец девушка умолкла и протянула к собравшимся руку, словно умоляя понять ее. В зале наступила звенящая тишина, потом снова зазвучал блюз, как бы прогоняя девушку назад, к теням.
После ошарашенного молчания раздались робкие аплодисменты, потом все более энергичные. Зрители узнали монолог Бланш Дюбуа [31] , Кисеи прекрасно исполнила его. Флер почувствовала, как Чарльз с облегчением расслабился.
— Она понравилась им, да? — прошептал он.
Флер кивнула и задержала дыхание. Если бы им так же понравились работы Майкла! Как бы хорошо Кисеи ни исполнила свою роль, в конце концов не это главное. Здесь важнее всего мода.
Музыка стала более быстрой. Модели одна за другой разрушали свои статичные позы, оживали и выходили из-за прозрачного занавеса на подиум. Все были одеты в легчайшие летние платья, вызывавшие в памяти ароматы цветов, южные жаркие вечера, старые трамваи под названием «Желание». Линии платьев мягкие, женственные, без всякой вычурности, специально скроенные для женщин, уставших походить на мужчин. Ничего подобного Нью-Йорк не видел уже много лет.
Флер прислушивалась к бормотанию вокруг себя, к скрипу перьев в блокнотах, шепоту. Аплодисменты за первые несколько вещей были вежливыми, потом, по мере того как одно платье сменяло другое, они становились увереннее. Красота, придуманная и воплощенная Майклом, постепенно доходила до людей; аплодисменты становились громче, энергичнее, пока наконец не переросли в общий гул, охвативший большой зал. Флер почувствовала, как ее пальцы свело судорогой, и догадалась, что впилась ими в колено Чарли.
Когда последняя модель удалилась с подиума, Чарли длинно выдохнул.
— За эти пятнадцать Минут, кажется, я прожил целую жизнь.
Флер надела на лицо холодную уверенную улыбку и присоединилась к аплодисментам.
— Только одну, — прошептала она ему.
Были показаны еще две живые картины; вторая имела даже больший успех, чем первая. Дождливый влажный лес из «Ночи Игуаны» послужил декорацией для второго монолога Кисеи. Потом на подиум высыпали девушки в разноцветных ярких ситцевых повседневных платьицах. И наконец Кисеи изобразила потрясающую кошку Мэгги на фоне силуэта обширного изголовья медной кровати. Эта сцена стала прологом для показа экзотической коллекции платьев, украшенных перьями и бисером, вечерних туалетов, пробуждавших сладкие декадентские воспоминания. На сей раз зрители не просто аплодировали, они делали это стоя.
Показ закончился. Флер, глядя, как Майкл и Кисеи кланяются, думала, что отныне для брата и подруги начнется совершенно другая жизнь. Обнимая Чарли Кинкэннона, она поняла, что и у нее уже не будет прежней жизни. Теперь можно не волноваться о приближающемся феврале. Что ж, она сделала доброе дело, она помогла Кисеи и Майклу продемонстрировать свой талант обществу. Кисеи — в благодарность за искреннюю дружбу, а Майклу — как извинение за многолетнюю и, по большому счету, беспричинную ненависть. Совершенно неоправданную.
Зрители покидали свои места, подходили к Флер. Непонятно почему, она вдруг обернулась и увидела Джейка Коранду, стоявшего у самой двери. Он восхищенно поднял оба больших пальца.
Следующие несколько дней телефон в офисе Флер разрывался.
«Повседневная одежда для женщин» поместил материал о коллекции Майкла под названием «Новая женственность».
Журналисты, пишущие на темы моды, выстраивались в очередь, чтобы узнать о его планах на будущее. Майкл спокойно перенес пресс-конференцию, организованную Флер, а потом увез сестру на ужин в таверну. Они сидели у стеклянной стены Хрустального зала и улыбались друг другу, глядя поверх меню.
— У этих Савагаров не так уж плохо идут дела, так ведь, старшая сестричка?
— Совсем неплохо, младший братик.
Они смущенно улыбнулись, а потом Майкл принялся изучать меню.
— Я думаю, мы закажем заливную индейку, — сказал он.
— Ничего не стану есть с крыльями.
— Тогда холодную осетрину.
— А теплое филе?
— Ну правда, Флер, у тебя вкус как у коккер-спаниэля. — Он драматично вздохнул. — Я думаю, мы пойдем на компромисс и остановимся на телятине.
С того вечера, когда они ели устриц с жареной картошкой в придорожном ресторане, у них вошло в привычку заказывать одинаковую еду. Но перед этим минут десять они спорили, выбирая блюда, хотя вкусы их не слишком разнились. Однажды, когда Флер по рассеянности сразу согласилась на закуску, предложенную Майклом, он показался таким обиженным, что она поклялась никогда больше не совершать подобной ошибки. Не желая его разочаровывать, она продолжила спор:
— Я не буду есть корову, так что забудь о телятине. А как насчет каплуна?
Майкл покачал головой и заметил:
— Чересчур утонченно. Может, мясо молодого барашка?
— Ой, они такие хорошенькие! — воскликнула она. — Свиные отбивные!
Майкл содрогнулся.
— Каплун, — заявила Флер. И со смехом коснулась рукава его поплиновой куртки-сафари, которую он надел с рубашкой цвета бургундского вина, с французским военным свитером и галстуком швейцарской армии. — Я люблю тебя, Майкл. Очень. Все забываю тебе сказать.
— Я тоже. Даже еще больше. — Он умолк, потом наклонил голову набок так, что волосы коснулись плеча. — А тебя не раздражает, что я гомик?
— Надеюсь, ты спрашиваешь не потому, что я предложила каплуна.
Он улыбнулся.
— Нет, просто совпадение.
— Будь у меня волшебная палочка, — сказала она, — я с ее помощью кое-что изменила бы. Как бы я хотела видеть тебя счастливым с кем-то, кто мог бы подарить мне целую армию племянниц и племянников. Но поскольку это не грозит, я хочу, чтобы ты был в надежных отношениях с человеком, достойным тебя.
— С кем-то вроде Саймона Кэйла?
— Ну раз уж ты упомянул…
Майкл опустил меню и печально посмотрел на Флер.
— Ничего не выйдет, Флер. Я знаю, ты бы хотела, но не получится.
Она смутилась.
— Слушай, Майкл, давай забудем об этом. Я переступила черту. Это не мое дело.
Он улыбнулся.
— Да, не твое. Но ты меня любишь, ты обо мне заботишься.
31
Героиня пьесы Теннесси Уильямса «Трамвай „Желание“».