Неотразимая (Богатая и сильная, Новый Пигмалион) - Кауи Вера (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
— Тебе хорошо известно, что Ричард прекрасно умел улаживать такие дела. Вот что, Касс, тебе придется употребить все свое влияние. Узнай все, что можешь.
Пятница, 23 февраля. Хелен работала где-то в районе Бонд-стрит. Миссис Хокс сказала, что магазин назывался «Мезон Ребу». Попробуй разузнать об этом, Касс. Если она возвращалась домой, несчастный случай произошел скорей всего между пятью и семью вечера.
Касс поглядела на него с сомнением.
— Прошло ужасно много времени… Кто знает, сохранились ли протоколы…
— Во всяком случае, попробуй. И приступай немедленно.
— У меня, разумеется, есть связи, но… все зависит оттого, остались ли с тех пор какие-нибудь документы.
— Это твоя работа. Ты делаешь ее лучше всех.
Касс потянулась за шубой.
— Уже иду… — Она замешкалась. — Ты остаешься здесь?
— Да. Элизабет нельзя оставлять одну.
Возразить было нечего, но слова Дэва задели Касс за живое. С одной стороны, ей не терпелось действовать, сделать что-нибудь важное, а с другой…
— Погоди, — сказала она, — к чему все эти хлопоты? Ведь мы и так знаем, что Хелен мать Элизабет. В конце концов не так уж и важно, как Ричарду удалось ее сцапать.
— Это важно для Элизабет.
Касс хлопнула себя по лбу.
— Как это не пришло мне в голову! Тогда мы получим объяснение, почему Элизабет осталась одна.
— Верно. И объяснение очень важное.
Касс утвердительно кивнула. Но ее снова кольнула досада. Почему он всегда попадает в самую точку? Он заставил ее почувствовать собственное несовершенство.
Ну хорошо, она ему покажет, на что способна. Ее черная записная книжка лежала на письменном столе в кабинете на набережной Виктории. Остается снять трубку и сделать несколько звонков…
— Предоставь это мне, — решительно сказала она. — Если там хоть что-нибудь есть, я это раскопаю. — Она взглянула на часы. Половина пятого. Двух часов вполне достаточно. — До встречи, — сказала она и вышла.
Проснувшись, Элизабет не сразу поняла, что она в своей кровати, в своей спальне, но не в Мальборо, а в Лондоне. Взяв с тумбочки часы, она увидела, что скоро полночь. Она спала крепко, но видела странные сны…
И вдруг до нее дошло, что все это случилось наяву. Невероятная встреча, неожиданные откровения Амелии Хокс, новые для нее чувства. Все это было так странно.
Ей стало не по себе. Точнее, не ей, а той, что скрывалась в недостающей части ее «я» и теперь пыталась приладиться к тому, что уже имелось.
Перед ее глазами промелькнули картины прошлого, но самым удивительным было то, что они сопровождались отчетливыми физическими ощущениями.
Когда она, например, поднесла к губам чашку чая, его аромат, ударив ей в ноздри, вернул ее в прошлое.
Вот она маленькой девочкой сидит на могучих коленях мистера Хокса, а он пьет чай, время от времени дуя на кружку и давая ей отпить крепкий, горячий и очень сладкий напиток. И теперь она снова ощутила крепкие колени, мускулистую грудь, к которой она прильнула, надежную, сильную руку, державшую ее за плечи, запах толстой шерстяной рубашки — запах мыла «Лайфбой», трубочного табака и крепкого мужского пота. Она растерялась, ей сделалось не по себе.
Это повторилось, когда она откусила кусок торта с розовой глазурью: ей не хотелось сладкого, но она боялась обидеть миссис Хокс. Приторный клубничный запах опять унес ее в прошлое, когда она стояла на цыпочках у большого деревянного кухонного стола, следя, как миссис Хокс размазывает глазурь по пористому торту, и ожидая счастливого момента, когда ей дадут облизать миску.
Тогда под тяжестью воспоминаний ей пришлось облокотиться на стол. Теперь перед ее закрытыми глазами снова ожили картины детства. Она вспоминала. Вот маленький дом, крошечная прихожая, короткий лестничный пролет, квадратный витраж на площадке, изображающий галеон в открытом море, потертый красный ковер, выцветшие голубые обои. Она мысленно поднялась по ступенькам в их спальню. Увидела двуспальную латунную кровать, покрытую старым, но чистым шелковым покрывалом, умывальник с мраморным верхом, поцарапанный полированный трельяж красного дерева, кружевные занавески на окнах, репродукцию картины Холмана Ханта «Свет мира» над маленьким железным камином. Она увидела себя, встающую на цыпочки, чтобы дотянуться до маленького флакона с духами.
Она уселась в постели. Духи… Знакомый запах…
Вскочив с кровати, она бросилась к своему туалетному столику, схватила стоявшую на нем коробочку, вынула пузырек и, нажав на распылитель, брызнула духами в воздух. Затем внимательно принюхалась. Так вот почему она любит «Диориссимо»… Запах ландышей, духи ее матери. И снова запах, проникая в ее мозг, вызвал к жизни отрывочные видения. Вот ее мать душится за ушами и около ключиц, вот она сама вдыхает сладкий аромат, когда мать склоняется над ней, чтобы закрыть ее одеялом… целует ее на ночь. Сначала в лоб, потом в закрытые глаза, потом в губы. Последнее легкое прикосновение и ласковый шепот: «Спокойной ночи, мое сокровище».
Из груди Элизабет вырвался всхлип, губы задрожали. Она наклонилась вперед, обхватив себя руками.
«О Боже…» Что-то внутри нее прорвалось, и снова на нее нахлынули воспоминания. Она услышала собственный голос, тот голос, что звучал на пленке. Она дарила своей матери пряничного человечка, которого испекла под руководством миссис Хокс, а Хелен — да, Хелен Темпест ее мать, — стоя на коленях, радостно восклицала: «Это мне? Какая же ты у меня умница!» — и тут же съедала его до последнего изюмного глазка. А вот она бежит, бежит, выдернув руку из крепкой руки миссис Хокс, прямо к матери, сходящей с красного лондонского автобуса… та оборачивается и широко раскидывает руки…
— О, Господи! — Она снова всхлипнула.
А вот она стоит, всегда так смирно, а ее мать с полным булавок ртом примеряет ей платье из белого накрахмаленного органди с зеленой бархатной отделкой.
«Под цвет твоих глаз, дорогая».
— О Господи, Господи… — Рыдания рвались из груди, она скорчилась, ловя ртом воздух.
Дверь резко распахнулась, Дэв бросился к ней и прижал к груди.
— Все хорошо, дорогая…
— Я вспо-ми-наю… — Рыдания душили ее. — Я… столько всего… вспомнила… она моя мать… моя мать… я помню ее… запахи… я помню запахи.
Словно обезумев, Элизабет плакала и смеялась.
— Она моя мать… я помню, прекрасно помню… о, моя мамочка… моя бедная мамочка!
Как будто слова обрели для нее особый вкус. Она без конца повторяла их, плача и смеясь, стараясь передать Дэву то, что чувствовала и вспоминала.
Вдруг она стала вырываться у него из рук.
— Телефон… Я должна ей позвонить… сказать…
— Хорошо, — Дэв ослабил объятия, но не отпустил ее совсем и вместе с ней вышел из спальни.
— Сейчас позвоним.
Но ее руки так дрожали, что она не могла набрать номер.
— Давай я наберу.
Держа ее одной рукой за плечи, он снял другой рукой трубку, положил ее и набрал номер международной службы.
— Я хочу позвонить на Багамы… название острова Темпест-Кей… частная линия… номер Темпест-Кей 54321… позвать Харви Грэма… да, я подожду.
Элизабет дрожала с головы до ног.
— Мама, мамочка… — шептала она вне себя, — я хочу поговорить с мамой…
— Она, наверное, спит… Давай поговорим сначала с Харви, — схитрил Дэв, понимая, что Элизабет напрочь забыла о том, что Хелен лежит в больнице. Но Харви, живая тень Хелен, все-таки лучше, чем ничего.
Может, это ее успокоит. — Харви? Это Дэв. Я…
Но Элизабет вырвала у него из рук трубку и, не переставая плакать и смеяться, выдохнула:
— Харви… пожалуйста… скажи мне… как мама?
— Еще раз повтори, что ты хочешь сделать? — спросила Касс.
— Взять миссис Хокс с собой в Мальборо.
Касс метнула в Дэва злобный взгляд. В кратчайший срок завершив свои изыскания, употребив на это все свое умение и влияние, она с победой вернулась к Элизабет, но, как оказалось, лишь для того, чтобы еще раз убедиться, что ее отодвинули в сторону. Элизабет спала, а Дэв усердно охранял ее сон. В ярости она вернулась в пентхауз на Итон-сквер, сделала себе гору холодных сандвичей с ростбифом, запила их большим стаканом вина и, дрожа от возмущения, отправилась в постель, где провела бессонную ночь в моральных и физических мучениях, потому что неразжеванные сандвичи вызвали острое несварение.