Позволь ей уйти (СИ) - Монакова Юлия (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
— Паша!
Он догнал Мишку — тот ещё не успел уйти слишком далеко. Дотронулся до Милиного плеча, ободряюще кивнул:
— Я здесь. Что случилось?
— Хочу тебе кое в чём признаться, — произнесла она, выдавив из себя жалкое подобие улыбки. Павел уловил краем глаза побледневшее, растерянное лицо её мужа и взмолился про себя: “Господи! Только не надо никаких признаний в любви и прощальных откровений на глазах у Мишки”. Это было бы слишком больно, парень не заслуживал подобного отношения. “Нельзя, Мила, нельзя!” — послал он ей мысленный сигнал, а вслух спросил как можно более спокойным и нейтральным тоном:
— В чём же?
— Я… я была почти на всех твоих спектаклях, — просто сказала она.
Павлу показалось, что пол уходит у него из-под ног.
— Что?! — переспросил он, не веря.
— Обычно я всегда сидела в тринадцатом ряду. Слева.
Он шокированно покачал головой.
— Но почему же… почему ты мне об этом никогда не говорила? Почему ни разу не показалась мне на глаза после выступления?!
— Просто не хотела, чтобы ты слишком зазнавался, — её губы тронула знакомая насмешливая улыбка. — Старательно поддерживала миф, что ненавижу балет.
— А на самом деле… — трудом выговорил он.
— А на самом деле… Сволочь, ты был просто великолепен!
С этими словами она опустила голову мужу на плечо и закрыла глаза, великодушно бросив:
— Всё, проваливай. Увидимся.
— Я тебе позвоню, — растерянно сказал Павел ей вслед.
Когда он добрался до дома и открыл дверь своим ключом, Даша выскочила в прихожую и радостно кинулась ему на шею. Он машинально обнял её в ответ, прижал к себе, зарылся лицом в волосы на её макушке… и чуть не взвыл в голос от чувства гнетущей тоски и полного бессилия.
Даша тараторила без умолку, пытаясь что-то ему рассказать. Что-то про нападение, про какого-то своего бывшего однокурсника… Павел вдруг понял, что совершенно не понимает смысла произносимых ею слов, хотя прекрасно слышит их.
— Даш, давай потом, — попросил он негромко. — Я сейчас… не слишком хорошо себя чувствую.
— Ты заболел? — спросила она с тревогой.
— Нет, не заболел. Просто очень устал.
Он прошёл в комнату и рухнул на кровать поверх покрывала прямо в свитере и джинсах. Даша некоторое время растерянно потопталась рядом, а потом, поняв, что он так и собирается лежать и молчать, тихонько выскользнула из спальни.
=120
Таганрог, 2007 год
Существует ли в мире что-нибудь более прекрасное, чем таганрогское лето? Если бы кто-нибудь спросил это у десятилетнего Пашки — он с уверенностью ответил бы, что нет.
Ласковые и тёплые волны неглубокого моря… Вкуснейшие ягоды и фрукты, налитые соком… Дружелюбные и расслабленные отдыхающие, начинающие заполнять город уже с конца мая — начала июня… Весёлая и шумная, привычная как воздух, любимая летняя суета. Свобода. Каникулы!
Пашка с Милкой обожали отираться на Пушкинской набережной, где в курортный сезон открывалось множество небольших летних кафе. Там запросто можно было разжиться нежным ароматным шашлыком — некоторые владельцы едален узнавали эту неразлучную парочку в лицо и, добродушно посмеиваясь, выдавали им один шампур на двоих, полив поджаренные на углях кусочки мяса кетчупом и щедро снабдив салатом из свежих овощей. Кажется, больше никогда в жизни Пашка не пробовал шашлыка вкуснее!..
Вот и сегодня, удрав из детского дома в тихий час, они с Милой отправились на набережную и уже минут через пять после многозначительного разгуливания туда-сюда на глазах у работающего шашлычника удостоились порции сочной баранины.
Побег в этот раз удалось организовать до смешного легко: к Высоцкой приехал её бывший воспитанник, который вот уже много лет жил и работал в Санкт-Петербурге. Приём ему устроили торжественный, практически королевский — когда-то этот выпускник считался гордостью детского дома. Малышей даже заставили подготовить для дорогого гостя небольшой праздничный концерт.
— Видал, как Татьяна Васильевна вокруг него увивается? — спросила Милка, с аппетитом кусая помидор — такой спелый, что капли стекали у неё по подбородку. — “Ах, Сенечка, ох, Сенечка!..” Прям как будто сам Майкл Джексон приехал.
Это была ревность.
— Интересно, — хмыкнул Пашка, — а вот когда мы вырастем и лет через десять, например, тоже приедем к ней в гости, она нам так же рада будет?
— Ну-у-у, через десять лет, — протянула Милка. — Может, тогда Высоцкая вообще помрёт, она ведь уже и так старая. Ей, наверное, лет пятьдесят!
— Да и этот “Сенечка” тоже. Ему вроде двадцать шесть, — Пашка произнёс эту цифру таким тоном, словно она была символом дряхлости и старческой немощи. Впрочем, примерно так он и думал: молодость заканчивается сразу после двадцати.
— Паш, а кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросила Мила. Он неопределённо пожал плечами.
— Да фиг знает. Может, футболистом. А ты?
— А я — актрисой, — поделилась Милка и быстро зыркнула на него исподлобья — не смеётся ли? Но Пашка отнёсся к её мечте со всем уважением.
— А вообще… ты себя каким представляешь в двадцать лет?
— Ну, не знаю. Это так нескоро… Жена и дети у меня точно тогда будут, — сказал он так серьёзно, что Милка не сдержалась и фыркнула.
— Ужас какой!
— Чего смешного? — смутился он. — А ты разве не хочешь мужа и детей?
— Замуж хочу, детей нет, — без запинки ответила она, словно уже не раз обдумывала этот вопрос.
— Почему? — искренне удивился он.
— А если я не смогу их полюбить? — отвернувшись, буркнула Милка.
— Так не бывает. Все родители любят своих детей.
— Ну что ты несёшь, дурачок! — моментально завелась она. — Если бы это была правда, откуда бы на свете взялось столько детских домов? Думаешь, в детдом попадают только после какого-нибудь несчастного случая, как с твоей мамой? А бывает и как у меня — мама просто отказалась от меня прямо в роддоме. Потому что я ей была на фиг не нужна!!!
Возразить на это ему было нечего. Пашка, конечно, давно уже просёк, что легенда о матери — победительнице конкурса красоты, пленившей арабского шейха — является плодом Милкиной фантазии.
Оба немного помолчали, думая о своём, затем синхронно тяжело вздохнули и принялись доедать остывающий шашлык.
Когда с угощением было покончено, они вежливо поблагодарили весёлого усатого шашлычника и поднялись, чтобы уходить: в детдоме могли их хватиться.
— Что, молодёжь, — хитро подмигнул он им, — может, ещё порцию? Угощаю…
Но Пашка отказался с вежливым достоинством: они не побирушки какие-нибудь. Их и в детском доме неплохо кормят.
Милки не стало в начале мая.
“Ты не плачь обо мне, Пашечка, — сказала она ему за пару недель до смерти — в один из редких, но таких долгожданных и горьких моментов, когда сознание её было практически ясным. — На самом деле я очень счастливой ухожу, как бы пафосно это ни звучало. Я классную жизнь прожила, ну правда. Во-первых, у меня есть друг. Настоящий, клёвый, который даётся раз в миллион лет. Во-вторых, есть мама с папой. Пусть приёмные, но такие, что стоят тысячи родных. Я это всё, конечно, ни капли не заслужила, но я всегда была неблагодарной свиньёй, для тебя это не новость. Ну и любовь есть, конечно же. Пашка, я очень-очень сильно тебя люблю. Всегда любила. И когда умру, тоже буду любить. Не знаю как, но совершенно точно буду”.
