Одностороннее движение (СИ) - Гуржеева Ксана "(Ксанка)" (лучшие бесплатные книги txt) 📗
- Я не могу тебя ненавидеть!
- Поверь, в будущем ты бы пришел к этому.
Я дернула ручку двери и, не оглядываясь, поспешила вон из квартиры, и вообще из дома. Даже не дожидаясь лифта, я начала спускаться по ступенькам, мне не терпелось навсегда оставить позади свое грустное и, режущее сердце тупым ножом, прошлое.
Я снова вернулась домой! Я снова осталась одна! Еще предстоял долгий разговор с мамой, чтобы объяснить всю ситуацию. Спасало меня лишь то, что она уехала на дачу к тёте Марине на неделю, поэтому у меня было целых семь дней впереди, чтобы все хорошо обдумать и решить, что делать дальше со своей жизнью.
Я упала на свою кровать, включив сразу же телефон и, увидев шестнадцать пропущенных вызовов от Андрея, бросила его на подушку. Черт! Неужели он не понимает, что своей настойчивостью просто добивает меня. Не успела я забыть про телефон, как он снова ожил, и тишину комнату оглушила мелодичная трель. Я сбросила вызов. Но полагать, что Свиридов на этом остановится, было глупо. Я раз за разом сбрасывала вызов, но Андрей не унимался. Поэтому я в полном отчаянии достала сим-карту и разрезала её ножницами, представляя, что перерезаю нить, связывающую меня и Андрея, но такое представление только ухудшило мое состояние и я, зарывшись в подушках, начала плакать, вспоминая все хорошее, что было между нами. Я помнила всё: его нежные, временами властные и даже порабощающие прикосновения; холодные зимние вечера, которые мы проводили у телевизора, устраивая так называемый «пикник»; ночи, когда мы от безделья садились каждый в свою машину и устраивали гонки по ночному городу, и Андрей, конечно же, мне почти всегда проигрывал. Я каждое наше мгновение старалась выкинуть из головы, все воспоминания пыталась вырвать из сердца, потому что осознание, что этого уже никогда не будет, давило на меня ледяной глыбой.
Квартиру, в которой господствовало отчаяние и безнадежность, оглушил звук дверного звонка. Я подорвалась с кровати и побежала в сторону двери, но остановилась, не доходя до нее. Андрей! Только он мог приехать сюда! Слава Богу, я так и не включила свет, когда на улице начало смеркаться, иначе он бы сразу заметил, что дома кто-то есть. Но настойчивый стук в дверь показал мне, что Андрей уверен в моем пребывании здесь.
- Мила! Открой! Я знаю, что ты дома! Твоя машина стоит во дворе!
Черт! Я на цыпочках подошла к двери и посмотрела в глазок, в котором я увидела Андрея, волосы которого были всклокочены, руками он упирался о дверные косяки.
- Мила! – более тихо сказал он, как будто чувствуя, что я смотрю на него. – Открой, пожалуйста!
Я отпрянула от глазка, боясь, что он действительно может меня увидеть, и, приложившись лбом к двери, начала тяжело дышать. Почему? Почему он не может оставить меня в покое? Я приложила ладони к двери, мечтая, чтобы эта стена рухнула между нами, и мы просто смогли наслаждаться прекрасными мгновениями, которые можем подарить друг другу.
- Андрей… – я еле слышно прошептала его имя и повернулась спиной к двери, сползая по ней вниз.
- Мила! Ты слишком дорога мне. Я много думал о нас… Поверь… Черт! Почему ты не можешь дать мне еще один шанс, чтобы все исправить? Ведь каждый имеет право на него! – каждое предложение он проговаривал спокойно, но временами его голос срывался на шепот, что говорило о его отчаянии. – Мы справимся со всем, Мил. Я клянусь тебе! Я завтра улетаю… Полетели со мной! Ты всегда будешь рядом… По-другому я уже не смогу…
С каждым словом, с каждой его мольбой, я начинала чувствовать в груди колкие удары, которые не давали мне дышать…
Я прикрыла уши руками и, поднявшись с пола, прошла в спальню. Чтобы не слышать ни звонков, ни стуков в дверь, ни голоса Андрея, я, полностью сняв с себя всю одежду, зашла в душевую кабинку и включила теплую воду.
Я просто сидела на полу и шепотом напевала песню, которая первая пришла мне в голову:
Мечты, словно тонкие линии на теплых ладонях заката.
Однажды мы будем счастливыми, ведь мы ими были когда-то.
Скажи мне какими аккордами, печаль разбередила мою боль?
Не буду ни сильной, ни гордою, – мне просто нужна твоя любовь.
Потому что я твоя, всему остальному не верь!
Потому что я твоя – и что с этим делать теперь?
Потому что я твоя, ты просто достань до небес.
Потому что я твоя, и я растворяюсь в тебе.
Просидев в душе больше двух часов, я, наконец-то, решила выйти из своего «укрытия»; надела халат, и на цыпочках, как и прошлый раз, пробралась к двери, посмотрела в глазок и облегченно вздохнула, когда за дверью никого не обнаружила. Я вернулась в спальню, и, надев наушники, укуталась плотнее в халат и легла на кровать в попытке погрузиться в сон, который мне был просто необходим. Надежда на то, что завтрашний день принесет мне что-то лучшее, меркла с каждой минутой, так как, оставшись совсем одна, я поняла, как же мне не хватает Андрея.
На следующий день я смогла проснуться только к одиннадцати часам. Не зная чем себя занять и что делать со всем бардаком, творившимся в моих мыслях, я приняла душ, выпила кофе, попыталась посмотреть какую-то глупую комедию, но щемящее чувство тоски в груди не покидало меня.
Все пройдет! Я знала, что все изменится! Я была в этом уверена! Всё изменится!
Добравшись до своего ноутбука, я обнаружила несколько входящих писем по электронной почте, самое последнее из которых было от… Андрея Свиридова! Я прикрыла рот рукой, не зная, что же мне сейчас делать. Посмотрела на время отправления: 6:32. Боже! Что делать? Я встала с кровати и сделала круг по комнате, пытаясь решить, как поступить в этой абсолютно непредвиденной ситуации. Я быстро подбежала к ноутбуку и удалила его письмо, даже не открыв.
Так надо! Так будет лучше! Боже! О чем я говорю? Я зашла в папку «Черновики» и восстановила письмо, сразу же открыв его. И с первых строк почувствовала, что моё сердце сейчас разорвется.
Кому: Милена Колосова
От кого: Андрей Свиридов Тема: Не прощен, потому что заслужил…
«Мила! Милая моя и любимая Мила! Сколько раз эти слова крутились у меня на языке, но я ни разу за все дав года их не произнес: слишком был горд, упрям, и возможно даже надменен. Но это не означало, что я тебя не любил. Поверь, мои чувства нельзя было описать таким пафосным словом… Каждый день, который мы провели вместе, навсегда въелся в мой мозг… Слишком много тепла и любви ты мне дарила, чтобы это все можно было так просто забыть. Но моя напыщенность просто медленно разрушала всё то прекрасное, что было между нами, что ты пыталась мне дать! Обидно, что я не задумывался об этом раньше, но все действительно было именно так: ты дарила мне свою любовь, ласку, тепло, уют, свет, надежду на что-то лучшее, но я только брал, взамен же ничего не мог дать! Я не пытаюсь сейчас оправдать свои поступки, но я просто-напросто не знал, что надо делать! Каждый мой шаг, каждое мое движение, было ради тебя. И когда я уехал без тебя, то испугался чувства необходимости в тебе, потому что я жил тобой, я ложился спать с мыслями о тебе, просыпался, думая только о тебе. Меня пугала такая зависимость!
Если бы я тогда знал, что из-за своего страха я просто лишусь всего того, что ты мне дарила, я бы все исправил… да, Мила! Я готов это признать: я трус! Я боялся огромной силы своей любви, своей зависимости от тебя. Ты стала моим воздухом, моим смыслом жизни!
Трусом я себя проявил и тогда, когда узнал, что ты беременна: я испугался ответственности, испугался, что ребенок отодвинет твою нужду во мне на второй план. Это эгоистично! Я знаю! Я готов признать каждый свой необдуманный поступок! Я готов понести за него наказание! Я уже наказан! Судьба разлучила нас, и поверь, хуже этого для меня уже ничего не может быть! Когда ты была в больнице, в тот злосчастный день, мои мысли начали проясняться, в меня как будто вселилась надежда, что это знак свыше, предзнаменование… Я хотел все остановить! Но когда добежал до регистратуры, мне уже сообщили, что операция началась. Я ненавидел себя за это, ненавидел всё в себе, понимание того, что ты – чистая и светлая девушка, полюбила такую сволочь, как я, просто резала осколками стекла по плоти, душила меня! Я бы все отдал сейчас, чтобы вернуться в прошлое и изменить каждый свой неверный шаг, промолчать, когда с губ срывались грубые или обидные слова.