Портрет второй жены (Единственная женщина) - Берсенева Анна (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Она вспоминала, как он закрыл балконную дверь в ресторане, заметив, что ей стало прохладно… Как набросил ей на плечи куртку, стоило ей только вздрогнуть во время прогулки по парку в Кускове…
Или – его ободряющую улыбку с балкона, которая ей, конечно, не почудилась…
Она вспоминала, как он смотрел на Юру, какое у него при этом становилось лицо, – и понимала, с леденящим ужасом понимала, что этого не будет больше никогда.
Что же должен был испытывать Юра?
Однажды он сказал ей, когда они молча сидели на веранде и тишина опускалась на них вместе с прохладой, тянущейся от вечерней реки.
– Если бы я просто сказал ему… – вдруг произнес Юра. – Он же ничего не требовал от меня, ты понимаешь? Он никогда в жизни ничего от меня не требовал, ни один человек на свете не позволял мне настолько быть самим собой, как он… Он только просил: скажи мне, если соберешься что-то предпринимать, предупреди меня. И все – ничего больше, понимаешь, больше ничего! А я даже этого не сделал… – Голос его сорвался.
– Юра, милый мой, хороший… – Лиза едва не плакала, и все-таки в душе ее шевельнулась короткая радость: впервые он заговорил о Сергее. – Что ж ты делаешь с собой! Разве ты виноват, что так получилось?
– А кто? – глухо произнес Юра. – Кто же еще виноват? Разве он сам, для своего удовольствия полез туда, в это логово? Умирать буду – вспомню, как он выбил эту дверь…
– Но ведь и ты – не для своего удовольствия! – горячо воскликнула Лиза. – Ты вспомни, что мне говорил, когда ехали: что это из-за Звонницкого…
– Ну и что? – усмехнулся Юра. – Я мог себе позволить клюнуть на эту наживку. Я, может, бессознательно чувствовал все время: есть Серега, значит, все обойдется. Вот для меня и обошлось…
И он снова замолчал, как Лиза ни старалась вызвать его на разговор. И снова потянулись молчаливые дни и бессонные ночи – мучительные, сводящие с ума.
Сначала Юра еще что-то делал машинально: говорил со следователем, день провел на работе. Когда Лиза приехала к концу этого дня, секретарша Фрида Яковлевна прошептала ей:
– Господи, Лизонька, кто мог думать, кто мог думать! Так жалко Сергея Петровича, просто не передать! А Юрия Владимировича еще больше жалко. Вы же видите, какой он стал, не узнать его. Я сегодня наблюдала: он говорит с кем-нибудь по телефону, а потом трубку положит и сидит, смотрит в одну точку. Такое впечатление, что ему ничего не надо…
Лиза кивнула, едва удерживая слезы. Ей самой страшно было идти коридорами «Мегаполиса». Казалось, сейчас покажется мощная фигура Псковитина. Она старалась не смотреть на двери его кабинета…
– Как ты будешь теперь работать, Юра? – осторожно спросила Лиза по дороге домой.
– Не знаю, – ответил он. – По мне – так я бы и не работал.
Он и не поехал больше туда, и даже не поинтересовался, как идут дела, брошенные на начальников отделов и филиалов, заместителей и кого угодно, вплоть до Фриды Яковлевны.
Все это было настолько мучительно, настолько отнимало все душевные силы, что Лиза почти не думала о том, что происходило сейчас в ней, – о ребенке, впервые шевельнувшемся, когда голова Сергея лежала у нее на коленях. Она только боялась: почему он затих, не случилось ли с ним чего-нибудь?
Он снова шевельнулся только через неделю – все так же робко, словно маленькая рыбка. Лиза вздрогнула и невольно улыбнулась – вот он, этот мальчик! Она ни минуты не сомневалась, что это именно мальчик, это чувство было у нее таким отчетливым, что ошибки быть не могло.
А Юра до сих пор даже не знал о нем.
Лиза не понимала, почему не сказала ему о беременности сразу, как только уверилась в ней сама. Она точно знала, когда был зачат ребенок, – в те девять дней на острове Малифинолху… И догадалась она об этом вскоре после возвращения, в счастливое и безмятежное время своей жизни. Почему же не сказала о ребенке тому, кто первым должен был узнать о нем от нее?
Та, первая, беременность, о которой Лиза старалась не вспоминать, – наоборот, вспоминалась ей в мельчайших подробностях, словно все это произошло вчера. И ее первая радость, и как она прислушивалась к своему новому, неведомому состоянию, и как сказала Арсению. И то, как он отреагировал на это известие, и то, что было потом…
«Но ведь тогда все было совершенно иначе! – говорила она себе, содрогаясь от тех воспоминаний. – Арсений боялся себя связать, говорил, что нет денег, что жизнь еще не устоялась… Да и так ли уж он любил меня? При чем здесь Юра, как можно сравнивать!»
Все это было верно. И все-таки в глубине души Лиза понимала причину своей нерешительности. Если бы, сказав Юре о ребенке, она хоть на мгновение заметила в его глазах испуг или услышала бы хоть одно слово сомнения, – чем она объяснила бы это? Отсутствием денег, неустоявшимся бытом?..
И она так и не смогла сказать… А теперь, после смерти Сергея, Юре было ни до чего, и она снова молчала.
Но это молчание убивало ее, мучило. Ведь никто не знает, никто, и как ей справиться со всем этим одной? Правда, знает Оксана…
И, почувствовав, что нет больше сил держать все это в себе, Лиза поехала к ней.
Всю дорогу до Ксениного дома Лиза думала только о том, что делает сейчас Юра. Когда она уезжала, он сидел за столом в кабинете и смотрел в окно на далекий синий лес за рекою.
– Я возьму твою машину? – спросила Лиза.
– Возьми, – ответил он, даже не поинтересовавшись, куда она едет.
Но его равнодушие вызывало в ней сейчас не обиду, а чувство полного, безысходного отчаяния.
– Что делать, Ксеня, что же делать?
Лиза сидела за столом на Оксаниной кухне, и слезы катились по ее лицу.
– Если бы он только на меня не обращал внимания! – объясняла она, всхлипывая. – Но ведь он и на себя внимания не обращает. Как мертвый, если бы ты видела! Глаза пустые, почернел весь – сердце разрывается смотреть, и сделать ничего нельзя…
– Может, время пройдет – и все? – осторожно заметила Оксана.
– Время-то пройдет, – возразила Лиза. – Но что после останется? Он говорит: «Я его все равно что своими руками убил, после этого жить незачем…»
Сочувствие читалось на Оксанином подвижном личике.
– А тут еще – ребенок! – вздрагивая плечами, сказала Лиза. – Ты не представляешь, Ксень, я ведь даже о ребенке почти не думаю, а как бы хотелось.
– А он-то что, тоже не думает? – ухватилась за ее слова Оксана.
– Да ведь я и не говорила ему! – в отчаянии воскликнула Лиза. – Сразу не сказала, боялась, что он не обрадуется, а сейчас – разве ему до этого?
Глаза Оксаны, и без того круглые, стали похожи на блюдечки.
– Ты что, правду это говоришь? – протянула она, словно не веря своим ушам. – Как же это – не сказала?
– Да так. – Лиза испуганно посмотрела на нее. – А почему ты…
– Вот ведь дура какая, прости меня Господи! – воскликнула Оксана. – Так чего ж ты плачешь, на что ж ты жалуешься?! Если дура – мозги ведь никто не вставит! – Она никак не могла успокоиться. – Лиз, ну чем ты подумала, а?
Лиза всегда знала, что Ксеня, с ее трезвым, до расчетливости ясным умом, не склонна улавливать полутона и нюансы человеческих чувств. Вот и сейчас – ну что она может сказать?
– А до чего ж ему, по-твоему? – снова спросила Оксана. – До работы, до выпивки, до постели или до чего? Сама же ж говоришь – ни до чего! У него такой друг погиб, а ты не хочешь сказать, что сына ему родишь? «Не обра-адуется!» – смешно передразнила она. – Вроде он дни напролет теперь радуется! Как не сказать: «Юрочка, рожу мальчика Сереженьку». Да последняя баба наша донецкая догадалась бы!
Когда Оксана волновалась, становился слышен ее певучий, простонародный украинский говорок, и оттого ее слова становились как-то особенно убедительны.
– Я не знаю, Ксень… – медленно произнесла Лиза. – Может быть, ты и права…
– Да не может быть, а точно, – убежденно подтвердила та и вдруг улыбнулась. – А ты, ей-Богу, дурная. Под пистолетом стоять не боялась, а собственному мужу про ребенка сказать боишься.
