Обнаров - Троицкая Наталья (книги бесплатно без TXT) 📗
– Смотри. На опушку леса смотри. Туда, где дорога в лес уходит. Видишь?
Жена безразлично пожала плечами.
– Собака бегает. Нет, две. Или три… И что?
Он взял жену за плечи.
– Это волки! Понимаешь?! Стая волков! Их там не два и не три! Я их еще с кладбища заметил. Как? – глазами, полными тревоги, он смотрел в ее глаза. – Как ты могла отправиться сюда одна? Черт побери! Как ты шла по этому жуткому лесу? Как ты полдня была здесь одна? Тебя в любой момент могли сожрать волки. Когда ты начнешь думать головой, Тая?! У тебя когда-нибудь появится ответственность перед Егором, передо мной?
Она замотала головой.
– Я совсем никого не встретила. Волк – это же собака, только дикая. Я бы веточку сломала и…
– «Веточку…» Волк не подбежит к тебе и не укусит за ногу, как собака. Волк бросается на жертву в шестиметровом молниеносном прыжке и еще на лету клыками рвет жертве горло! Ясно тебе? А если волк не один? Если это стая?!
Она всхлипнула.
– Не кричи на меня.
Обнаров обнял жену, прижал к груди.
– Прости. Я просто очень за тебя переживал, боялся. Могло случиться что угодно. Края дикие. Прости!
Он стал целовать ее мокрые от слез щеки, глаза, губы.
– Как же мы вернемся? – вдруг осознав всю серьезность положения, спросила она.
– Не знаю. Темнеет. Думаю, нужно дождаться дня.
– Где дождаться?
– Здесь дождаться?
– Здесь?!
– У тебя есть другие идеи?
Тая замотала головой.
– Костя, я не хочу здесь оставаться. Мне страшно.
– Страшно?! – он усмехнулся. – А день на кладбище одной не страшно?
– Там бабушка, и мама, и папа.
В ее глазах опять заблестели слезы.
– Тая, не надо. Прошу тебя! – умоляюще произнес он. – Запас прочности на сегодня я выбрал. Лучше давай думать, как дотянуть до утра. Как не замерзнуть. Мороз ночью будет.
– Что тут думать? Печь топить надо. Видишь, печь глиняная. Тяга будет даже в отсыревшей. У нас с бабушкой такая была. Печь нагреется, на ней спать можно будет.
Обнаров с интересом посмотрел на жену.
– Тогда чего рассуждаешь? Давай приступай! Потому что я в этом совершенно ничего не понимаю.
Вместе они стали собирать обломки мебели, ветошь, ломали остатки забора и разрушенной временем и людьми хозпостройки, где хозяева когда-то держали корову и поросят. Потом Тая каким-то хитроумным способом сложила эти «дрова» в печи, добавила выдранной из пазов между бревнами пакли, ветоши, обрывков бумажных обоев и, взяв у Обнарова зажигалку, подожгла. Огонь вспыхнул и пополз в разные стороны, постепенно охватывая все большее и большее пространство.
– А почему дым наружу тянет? – спросил Обнаров, обеспокоенно наблюдая, как дым скопился было вверху просторной топки печи, а потом дружно пополз наружу. – У нас же целый дом дыма будет.
– Он не наружу ползет, а в трубу. Нагнись и посмотри вверх. Это же не камин. Сначала отверстие для трубы, а дальше топка. Не наоборот. Огонь в топке нагревает печь, как раз то место, где спят. Не бойся, дыма не будет. У хозяев даже задвижка в трубе была закрыта.
– Какая связь… – пожал плечами Обнаров.
Дрова в печи весело потрескивали, от печи шел приятный гул – признак хорошей тяги. От топки тянуло приятным теплом.
– Ну вот. Теперь раза два-три подкинем наших «дров», потом угли помешаем, подождем, заслонку в трубе прикроем, и можно будет ждать тепла, – сказала Тая и стала отряхивать от пыли перчатки и шубу.
– Ты как-то легко с этим справляешься.
– Я же деревенская, Костя. И потом… – она запнулась, точно решая, говорить или нет то, что хотелось. – Мне очень тебя жалко.
– Меня?
– Ты из-за меня здесь. Ты устал, и замерз, и расстроен, и… Ты прости меня, ладно?
– Простить за что? За то, что устал и замерз? Или за то, что моя жена расстроила меня тем, что помирать собралась?
– Не передергивай.
– Ну, простите меня, Таисия Андреевна! Я все еще в шоке. Не каждый день женщина, которую ты любишь больше жизни, объявляет тебе, что весной умрет и просит похоронить рядом с бабушкой! Я не умею на это правильно реагировать! У меня просто нет опыта! – выкрикнул он.
Она прикрыла ладонью ухо.
– Я понимаю. Тебе надо выговориться, Костя. Но это же ничего не изменит.
Он схватил ее за плечи, тряхнул.
– Выговориться? Мне нужно выговориться?! Тогда слушай! Ты – эгоистка! Ты просто маленькая, распустившая сопли дрянь! Ты милая, нежная, ласковая, ты… Тая, ты очень хорошая! Ты та женщина, о которой мечтает любой нормальный мужик! Уж и не знаю, чем я угодил Богу, что он послал мне тебя. Ты не понимаешь, что тебя любишь до беспамятства! Ты не понимаешь, что мужику без тебя уже нельзя ощущать, дышать, жить. Ты привязываешь к себе намертво! Прости мне это слово, я просто другого не подберу. Потом ты просто бросаешь того, кто не может без тебя дышать и жить. Говоришь: все будет так, не иначе. Тебе плевать, что я прирос к тебе всей кожей, что мне больно, что режешь по живому! Теперь давай про Егора.
– Отпусти меня. Я не хочу это слушать! – она сделала попытку освободиться от его цепких рук.
– Ты будешь это слушать!
– Нет! Не надо! – почти в истерике выкрикнула она.
– Ты сына решила сделать сиротой! Как ты можешь говорить, что любишь его?! Ты безответственная мать!
– Я люблю его! – сквозь слезы выкрикнула она. – Замолчи, Костя!
– А меня? Меня ты любишь?
– Отпусти! Мне больно!
Она вновь попыталась вырваться, но Обнаров не отпускал.
– Если бы ты любила нас с Егором, ты бы боролась! Сколько надо! Сколько Богом отпущено! Есть разные методики лечения. Не помогла одна, надо пробовать другую. Надо пытаться, Тая! Ты еще не знаешь выводов врачей. Возможно, некоторое ухудшение твоего состояния – норма. Вместо того чтобы поддержать близких тебе людей, которым, поверь, тоже не сладко, ты тут же ставишь на них и на себе крест и единственный выход, который приходит тебе в голову – смерть!
– Я просто устала. Я не хочу! Я не выдержу эту пытку второй раз! – сквозь слезы выкрикнула она.
– Почему ты решила, что все надо начинать с нуля? Врачи говорили о новом этапе лечения, о новых препаратах. Михайлович заверил нас, что достигнут положительный результат. Иначе бы он просто тебя из клиники не отпустил. Я понимаю, что ты нервничаешь перед госпитализацией, но всему же есть предел!
– Я не могу! У меня нет сил!
– А я могу. Я – могу!!! Я могу работать, как вол, могу мотаться к тебе в Израиль, могу опять работать и опять лететь в Израиль. Между всем этим могу добывать бабло на твое лечение, могу нянчить сына, могу утешать больную мать, могу сниматься в комедийном кино, могу улыбаться, ломать шута на сцене, петь, танцевать. Наконец, могу улыбаться и балагурить с тобой, хотя сердце на куски от боли рвется! Я могу!!! Почему ты не можешь?! Я знаю, что все ради тебя, ради сына. Я знаю, что ради вас я смогу все выдержать! Почему ты не можешь? Любовь, Тая, это не слова: «Я тебя люблю». Если любить так, как любишь нас с сыном ты… Лучше пожалей. Не надо нам душу до весны рвать. Лучше сейчас, сразу. Вот дверь. Метров сто через поле. Дальше стая голодных волков быстро и качественно сделает то, что ты хочешь. Даже весны ждать не надо. И никаких врачей!
Обнаров подтащил жену к двери. Ударом ноги распахнул дверь.
– Убирайся! Я похороню тебя рядом с бабушкой. Твои желания я привык уважать!
Он отпустил ее. Тая застыла в дверном проеме и какое-то время стояла абсолютно неподвижно. Потом дрожащей рукой она ухватилась за дверной косяк и стала медленно оседать. Наконец, она села на порог и заплакала.Он не подошел. Он стоял чуть поодаль, за ее спиной, и глазами, полными боли и сострадания смотрел на жену. Ему оставалось только надеяться, что она примет правильное решение.
– Это что такое, вашу мать? Что это такое, я вас спрашиваю?! – председатель взволнованно ходил вокруг стоявшей у пилорамы «девятки». – Почему здесь машина? Где этот хрен?
Рабочие безразлично пожимали плечами.
