Дерзкие мечты - Блейк Дженнифер (книги бесплатно .TXT) 📗

Джолетта приветственно помахала рукой, пройдя через торговый зал и заднюю комнату во внутренний дворик. Ей показалось, что с тех пор, как она была здесь в последний раз, прошла целая вечность и все неуловимо изменилось, хотя разум подсказывали, что изменилось лишь ее восприятие. Еще ей казалось, что после того, как она начала разгадывать тайны Вайолетт, тоже прошла вечность, и ей не терпелось убедиться в правильности своих догадок.

После разговора с синьорой Перрино Джолетта сразу решила прервать свое путешествие. Она поехала в гостиницу, быстро уложила вещи, оставила записку гиду и на такси отправилась в аэропорт. Роуну она тоже хотела написать записку и кратко рассказать о своих открытиях, но гостиничный служащий объяснил ей, что это невозможно, поскольку синьор Адамсон уехал из гостиницы рано утром, не оставив адреса для пересылки почты, сказав только, что возвращается домой, в Нью-Йорк.

Джолетту несколько расстроило это сообщение. Она не давала ему повода думать, что хочет его отъезда; во всяком случае, то, что он даже не зашел попрощаться с ней, стало для нее полной неожиданностью. Наверное, он наконец поверил, что не нужен ей. Теперь оставалось лишь радоваться. Поскольку она сама этого хотела, глупо чувствовать себя несчастной и подавленной.

Джолетта по-новому оглядела сад во внутреннем дворике. Сейчас ей показалось, что в нем есть что-то неуловимо итальянское — это сводчатая галерея с колоннами, фонтан, решетка, увитая виноградной лозой, и декоративная олива в таком уголке, где настоящая не вынесла бы недостатка света. Она тряхнула головой и стала подниматься по внутренней лестнице наверх.

Бросив сумку в гостиной Джолетта сразу прошла в спальню Мими. Она совершенно определенно знала, чего хочет и где это следует искать. Подойдя прямо к комоду с архивом Мими, Джолетта пошире распахнула наружные дверки и выдвинула левый верхний ящик. Здесь, как она помнила, на самом дне долгие-долгие годы лежал пакет с поблекшими фотографиями, стеклянными негативами и дагерротипами.

Вытащив пакет, Джолетта положила его на кровать и развязала ленточку цвета слоновой кости. Она бережно перебрала содержимое пакета и наконец нашла то, что искала. Это была фотография, сделанная, судя по покрою одежды, примерно в конце 1870-х — начале 1880 годов. На ней Вайолетт Фоссиер стояла у дверей парфюмерного магазина со своей помощницей по правую руку — обе с прическами «помпадур», в наглухо застегнутых английских блузках с длинными рукавами и в юбках с турнюрами до самой земли. Слева от Вайолетт стоял мужчина, а над ним можно было рассмотреть вывеску аптеки, которая существовала в соседнем доме до самой смерти ее владельца перед Первой мировой войной, за несколько месяцев до того, как умерла Вайолетт. На вывеске значилось: «Джованни Редаэлли».

Мужчина рядом с Вайолетт отвернулся от объектива, словно не особенно заботился о точном запечатлении своего облика. Он был широк в плечах, хорошо сложен, красив — по моде прошлого века с бакенбардами и пушистыми усами. Одетый в темный костюм, мужчина держал в руках перчатки и тросточку; голову его прикрывала низкая шляпа с широкими полями, оставлявшими глаза в тени. Он смотрел на Вайолетт, и хотя лицо его было наполовину скрыто полями шляпы, а пожелтевшая от времени фотография имела крупнозернистую фактуру, видно было, что его взгляд полон обожания.

Сама Вайолетт смотрела прямо в объектив — глаза широко открыты, тень улыбки в уголках рта. Она постарела по сравнению с изображением на живописном портрете, но оставалась по-прежнему красивой, и хотя ее внимание было поглощено фотографом и процессом фотографирования, чувствовалось, что она каким-то образом связана с этим мужчиной. Создавалось такое впечатление, что, как только снимок будет сделан, она тотчас повернется к нему и заговорит, а может быть, даже уйдет под руку с ним.

Джолетта тихо, удовлетворенно засмеялась. Затем с фотографией в руке вернулась к комоду и вытащила тяжелый дневник в переплете из бархата и меди из того ящика, в который она положила его перед отъездом в Европу. Подойдя с фотографией и дневником к двери, выходившей на галерею над внутренним двориком, она открыла ее, чтобы было больше света, и стала листать дневник в поисках страницы с маленьким рисунком, сделанным пером и чернилами. Потом сравнила оба изображения.

Да, это определенно был один и тот же человек. Джолетта вздохнула и медленно села на плетеный стул на балконе. Уронив фотографию и дневник на колени, она долго смотрела во дворик, и напряжение, о котором она и не догадывалась раньше, постепенно отпускало ее.

Она не помнила, сколько, времени просидела так. Когда она очнулась, уже стемнело, и из магазинчика внизу не доносилось ни звука. Вечерний ветерок с озера Понтшартрен шелестел в листьях декоративной оливы, донося до балкона волны ее ароматов.

Взгляд Джолетты остановился на дверце в стене внутреннего дворика. Эта дверца существовала всегда. Она вела во двор следующего дома, который теперь принадлежал одинокому адвокату, а раньше им владел хозяин аптеки.

Многие ли, гадала она, знали раньше об этой двери? Наверное, сплетничали о женщине с мужем-инвалидом, который пытался покончить с собой, о женщине, что живет в опасной близости с красивым аптекарем-итальянцем из соседнего дома.

От аптекаря в те времена требовалось не слишком много: знать, как составлять пилюли, эликсиры и полоскание для рта, иметь деньги для покупки ингредиентов, и еще — честность, чтобы не подменять и не разбавлять смешиваемые продукты. Судя по фотографии, этот мужчина процветал. Джолетта не сомневалась, что в городе его уважали; уж, во всяком случае, местные дамы, несомненно, уделяли ему немало внимания. И то, что никаких отголосков давних сплетен не дошло до потомков Вайолетт, во многом его заслуга — это дань его благоразумию, а может быть, и его преданности.

Интересно, размышляла Джолетта, что ты чувствуешь, когда тебя любят вот так, когда мужчина жертвует всем, рискует всем, чтобы только быть с тобой? Нет, лучше об этом не думать.

Джолетта поднялась на ноги и вернулась в гостиную. Оставив фотографию на журнальном столике и взяв с собой дневник, она спустилась вниз, в рабочую комнату, где смешивали духи и разливали их по флаконам.

За дверью, которая вела в магазин, было тихо. Его закрыли до утра. Хорошо, она так и хотела. Положив дневник на длинный стол, стоявший в центре комнаты, Джолетта взяла с полки мензурку и набор пипеток и поставила рядом. Затем достала из-под прилавка два маленьких блокнотика, чтобы их листками заложить страницы дневника с медными застежками, те страницы, которые начинались рисунками Вайолетт.

Чтобы зашифровать формулу своих духов, Вайолетт на самом деле применила очень простой метод: рисунки и даты. Рисунков было много, но большая часть их располагалась на отдельных страницах или на полях. Те же, что имели значение, находились вверху страницы, рядом с датами. Нарисованные цветочки и фигурки животных обозначали масло или эссенции. Цифры, указывающие месяц и день, давали пропорцию этого масла по отношению к целому.

Джолетта, внимательно изучив записи, двинулась вдоль полок, уставленных флаконами темного стекла с драгоценными маслами. Кончиками пальцев прикасаясь к этикеткам, она выбирала нужные и ставила их на стол. Выстроив флаконы в соответствии со страницами дневника, Джолетта вооружилась пипеткой и приступила к работе.

Через некоторое время вокруг нее заструились ароматы. Она была так поглощена своим делом, что поначалу не чувствовала их, но в их сочетании была некая правильность, которая ее успокоила, — так булочник, нюхая поднимающееся тесто, понимает, что хлеб подходит как надо, строго по рецепту.

Она работала осторожно и точно, отмеряя нужное количество капель каждого масла и ни полкапли больше, в указанном порядке, тщательно следя, как ее учила Мими, чтобы ни одна капля не попала на предыдущую, чтобы ненароком не сотрясти мензурку, перемешав масла, — это может повредить запаху.

Глядя, как бледно-зеленые, светло-желтые, золотистые и оранжево-красные капли сливаются, источая смесь ароматов, Джолетта вдруг поняла, что попала в свою стихию. Раньше она всегда готовила духи под наблюдением Мими и вот впервые решилась создать что-то свое. Оказывается, это огромная разница — она думала и чувствовала совершенно иначе. Ей нравилось держать в руках стеклянные пузырьки и флакончики, нравилась их тяжесть и гладкость, а больше всего ей нравилось экспериментировать, чувствовать себя творцом. Тот факт, что она создает аромат, который не витал в воздухе, быть может, много сотен лет, льстил ей. Она ощущала себя колдуньей, творящей некое мистическое подобие жизни, которая приобретала свою силу лишь в союзе с теплом человеческого тела на несколько мимолетных часов.