Слабости сильной женщины - Берсенева Анна (читать полную версию книги TXT) 📗
– Но разве ты разуверилась в этом?
– В этом, может быть, и нет… Но я почувствовала, что мне этого мало. Я так хотела быть счастливой, Митя!
– Что тебе надо, чтобы быть счастливой? – спросил он, помолчав.
– Теперь я уже не знаю. Меня ведь тогда наваждение какое-то охватило, я бросалась то в одно, то в другое. Вдруг решила, что счастливой можно быть, если никого не любить, только себя. Я, конечно, к Аленке это не относила, но как раз тогда и случилось с ней… И эта женщина, Роза, говорила так страшно… Обо мне.
Лера почувствовала, как снова задрожали руки – от одного только воспоминания… Наверное, Митя тоже это почувствовал: он положил ее руку к себе на колено и накрыл ладонью.
– Это кончилось, – сказал он. – Это кончилось навсегда, забудь об этом и думай теперь о другом.
– Но о чем? – спросила она. – Я не знаю, о чем мне думать, чего ждать и ради чего все…
– Я не могу тебе подсказать. – Она увидела, как Митя улыбнулся. – Смысла нет в таких подсказках. И потом, я просто не умею словами это называть, мне никогда не надо было называть, упрощать словами. В музыке все звучит само. – Он отбросил недокуренную сигарету, встал. – Пойдем, Лер. У меня завтра рано самолет.
«Как это мне самой не приходят в голову такие простые вещи? – думала Лера, сидя ранним утром на большом валуне на берегу холодной стремительной речки. – Надо было только приехать сюда – и все у нас пошло по-другому».
Одноэтажный зеленый домик, в котором еще спала Аленка, стоял у самой реки, в отдалении от других разноцветных коттеджей, и Лере казалось, что они оказались с дочкой одни на этом тихом берегу.
И это было единственное, что им обеим было необходимо.
Все эти дни – уже целую неделю – у Леры было то же ощущение, что и когда-то в роддоме – когда она впервые увидела свою дочь и дыхание у нее перехватило от того сияния, которое исходило от ребенка.
Нет, сейчас Аленка была совсем другая. Лера с удивлением обнаружила, что ее дочка, выглядевшая этаким белокурым ангелочком, на самом деле непоседливая, живая как ртуть девочка. Но и ее непоседливость, ее резвость не нарушали того ощущения покоя и тишины, которое охватило Леру.
Сначала она старалась не думать о том, что произошло три месяца назад, что происходило перед этим. И ей это даже удавалось. Возня с Аленкой, чудо ее ясного мира настолько захватили Леру, что ей легко было не думать больше ни о чем.
С самого Аленкиного рождения она была уверена, что дочка похожа на Костю. И ее это даже не угнетало. В конце концов, Лера не испытывала ненависти к бывшему мужу – презрительное сочувствие, и только.
И вдруг она поняла, что у дочки совершенно ее, Лерин, характер! Дело было даже не в одной непоседливости, которая сразу бросалась в глаза. Лера видела, как совпадают их реакции, и могла заранее сказать, как поведет себя Аленка – если большая рыба, например, вдруг сорвется с крючка и уйдет в холодную речную глубину. Девочка топала ножкой, сердилась – и тут же начинала расспрашивать, зачем уплыла рыбка, есть ли у нее дети там, в речке, и можно ли поймать ее еще раз…
И тут же начинала придумывать рыбкину жизнь – и Лера вспоминала вдруг, как много лет назад населяла в своем воображении чердаки их дома феями и тенями исчезнувших дворян…
– С мамой хорошо рыбку ловить, – задумчиво сказала однажды Аленка. – С мамой весело…
Впервые Лера чувствовала, что дочка не просто соглашается на ее общество ради мороженого или качелей, а радуется именно ей – тому стремительному чувству жизни, которое совпадало в них.
Теперь она уже не боялась даже, что в Москве все переменится, если опять начнется работа, если жизнь снова потребует самоотдачи. То неназываемое доверчивое чувство, которое как-то само собою установилось между ними, не могло разрушиться ни от чего внешнего.
– Ты скучала обо мне, когда я болела? – однажды спросила Лера.
– Да, – кивнула Аленка. – Я сперва не скучала, а потом Митя сказал, что он скучает, и я тоже стала скучать.
– А теперь? – спросила Лера и тут же подумала, что это, пожалуй, непонятно: что – теперь?
Но Аленка тут же догадалась, о чем она спрашивает. Она обняла ее и шепнула прямо в ухо:
– Я тебя теперь люблю!
Лера сама не заметила, когда мысли о недавнем прошлом перестали быть мучительными. Она наконец-то смогла спокойно все обдумать. Как ни отвратительно было воспоминание о том, что произошло между нею и Стасом Потемкиным, – это как раз было самое простое.
Она понимала, что двигало им, она сама знала горячий, всепоглощающий огонь желания… И она ненавидела его – именно за то, что не оказалось в нем того, что сильнее любого огня.
Это была холодная, ничего от человека не требующая ненависть. Лере не хотелось отомстить Стасу; хотелось только не видеть его больше никогда, даже не слышать о нем. И ей было безразлично, что с ним произойдет: вывернется ли он из этой ситуации, будет ли наказан – лишь бы он исчез из ее жизни навсегда.
Гораздо сложнее было то, что произошло с нею самой.
Лера пыталась вспомнить, чего же в самом деле хотелось ей, когда сидела она в ресторанчике Ники Стрельбицкой и с пьяной настойчивостью расспрашивала хозяйку, как той удается быть счастливой. Но как могла она думать, что возможно получить ответ на подобный вопрос? Как могла искать общий, для всех подходящий рецепт?
Ведь этого не было в ней никогда – желания подчинить жизнь рецепту, какой-то абстрактной идее!.. Что же оказалось утрачено?
Она вспомнила, как Митя спросил: «Что тебе надо, чтобы быть счастливой?» И тут же, вспомнив его вопрос, поняла, что думает о Мите постоянно.
Это были странные мысли, Лера не могла ни собрать их, ни объяснить. Она знала Митю так давно, что он был словно бы частью ее самой, ни с одним человеком на свете не было ей так легко и спокойно. Она знала все чувства, которые были связаны с ним, – во всяком случае, так ей казалось всегда.
И вдруг эта уверенность пошатнулась, а почему – Лера не могла объяснить даже себе, даже без слов.
Она была благодарна ему. И что странного было в этом? Кому же еще могла она быть настолько благодарна? Но именно это слово мучило ее, зудело в ее мыслях, сбивая их и путая.
И сейчас, ранним и ясным августовским утром, сидя на берегу холодной речки Подкаменки, Лера пыталась понять, почему это происходит. Благодарность, благодарность… Что в этом плохого?
– Мама! – услышала она. – А я уже проснулась!
Девочка выглянула из домика и побежала к ней с таким восторгом, словно это пробуждение было первым в ее жизни.
– Босиком, Аленка! – закричала Лера. – Ах ты бандитка, земля ведь холодная!
Глава 11
Хороший все-таки человек Женька Стрепет!
Это было первое, что подумала Лера в день своего появления в офисе. Со всеми его капризами, благоговейным отношением к собственному здоровью и благополучию, со всей скукотой, которой иногда так и веяло от него!
За четыре месяца, что она отсутствовала, дела «Московского гостя» не пошатнулись. Конечно, все ее «семеро козлят» работали на «отлично». Конечно, Зоська была скрупулезна и надежна. И конечно, Лера сумела так наладить работу, что сбить ее было не так-то просто.
И все же мало ли кто мог воспользоваться отсутствием «президентши» с ее стремительными и неотменимыми решениями! А Женька никому воспользоваться не дал: тут же взял все под контроль, подключил к работе коммерческого директора «Горизонта», у которого раньше никогда голова не болела о делах «Московского гостя», – и словно законсервировал все до появления Леры.
– Спасибо, Женя, – сказала она, когда в первый же день, немного разобравшись в делах, заехала в «Горизонт». – Дела идут отлично, хоть сейчас проект какой-нибудь новенький раскручивай. Все работает как часы!
– Да брось ты! – ответил Женька, и Лера улыбнулась, увидев, как знакомо он махнул при этом рукой и тут же аккуратно поправил запонку. – Как твое здоровье?
