Начать сначала - Стил Даниэла (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Там оказалось еще тяжелее. Она носила не ту, одежду… Ей нечего было сказать родным. Она не выносила Юниор-лигу и тем более мамин Бридж-клуб, а завтрак, который задали в ее честь дочери Гражданской войны, был похож на страшный сон.
Все в один голос утверждали, что хотят послушать о Вьетнаме, но на самом деле они ничего не хотели слушать. Они не хотели знать ни о зловонии смерти, ни о мальчике с оторванными руками, ни о нищих, кишащих на закате вокруг террасы отеля «Континенталь». Они не желали слушать ни о венерических болезнях, ни о наркотиках, ни о детях, умирающих от рук солдат, ни о том, как убивают стариков и детей. Им было неинтересно, как и почему эта страна разбивает сердце, но заставляет любить себя.
Поэтому Пакстон только и сказала, что ужасно устала, что вымоталась и измучилась, а потому сейчас совершенно не в состоянии рассказывать о Вьетнаме. Им хотелось услышать что-то вроде мелодрамы о войне: с выстрелами, но без крови, без снарядов, без костей и мяса, которые разлетаются во все стороны, без гибнущих солдат и умирающей страны.
Пакстон никогда не чувствовала себя более одинокой, чем здесь, в Саванне. Ей стало тоскливо, и она с новой силой ощутила, как ей не хватает сейчас Квинни. Она знала, что и старой няне не смогла бы сейчас рассказать всего. Пакстон выросла, она больше не девочка, а одинокая взрослая женщина. Всем чужая. Кому и что может она рассказать, кроме тех, кто тоже был там. Однажды она пошла прогуляться вместе с несколькими старыми друзьями и почти сразу же пожалела о том, что согласилась. Но вдруг в баре она встретила одного парня. Они разговорились — наконец-то Она нашла человека, с котором можно говорить. Они вспомнили о Бенсуке и Кучи, о Нхатранге и Бьенхоа, о Лонгбине, Хуэ и Вунгтау, где она с Биллом провела свои первые выходные. Посторонним могло показаться, что они общаются на каком-то тайном языке. Это был лучший вечер в Саванне. На прощание они пожали друг другу руки.
Но тяжелее всего Пакстон было с матерью. Та полагала, что дочь все еще тоскует о Питере. На самом деле Пакстон тосковала по всему сразу — по своей потерянной юности, по стране, которую никогда больше не увидит, по двум мужчинам, которых любила, и по той части себя самой, которая ушла вместе с ними.
Брат приписывал все обычному переутомлению. Наконец, приобретя несколько новых вещей, более приличных, чем ботинки военного образца, в которых она прилетела, Пакстон в середине февраля вернулась в Сан-Франциско.
Она всерьез принялась за работу в «Морнинг сан». Несколько недель она прожила в гостинице, пока не нашла небольшую квартирку. Каждый вечер она давала себе слово, что завтра позвонит Габби, но всякий раз обнаруживала, что не может этого сделать.
Им было не о чем говорить. Пакетом не хотела осматривать дом с голубыми занавесками. Теперь даже Мэтт стал казаться неприятным и каким-то напыщенным. Все в них выглядело неестественным, мелким, неважным. Время, когда они были близкими людьми, ушло безвозвратно. И люди, которых она с тех пор полюбила, тоже ушли. Никого не осталось. Пакстон ненавидела даже свою работу, то, что писала теперь для газеты.
Пакстон должна была давать материал о местных политических событиях. После Вьетнама они казались невероятно скучными и малозначащими. А мистер Вильсон к тому же настаивал, чтобы Пакстон вечерами ездила в Беркли и наконец получила диплом. Но она не представляла себе, как осуществит его план — ведь все это утомительно, скучно и, главное, совершенно бессмысленно. Пакстон чувствовала себя измученной, но и возвращаться вечерами домой было также невыносимо. Ей недавно исполнилось двадцать три, а казалось, жизнь уже кончилась. Говорить она теперь могла только с теми, кто был там.
Время от времени Пакстон сталкивалась с такими. Они внезапно врывались в жизнь друг друга и говорили часами, а затем расходились, и тогда вновь наступала тишина. Но она все время ощущала, что там, во Вьетнаме, люди продолжают воевать, побеждать и терпеть поражения, продолжают гибнуть. Ей казалось, что она тратит свою жизнь впустую оттого, что находится не там, не с ними. Пока война не кончилась, Пакстон должна быть там, в Сайгоне. Однажды она попыталась объяснить это редактору, но тот лишь улыбнулся в ответ и сказал, что она прекрасно справляется и с текущей работой.
Пакстон продолжала следить за всеми новостями, поступавшими из Вьетнама, и постоянно думала, чем сейчас занят Ральф и все остальные. Почему они еще там, а ей пришлось вернуться? Чем она заслужила такое наказание?
Вопреки всем обещаниям прекратить военные действия Пакстон, как и другие американцы, все время слышала о том, что бои продолжаются, а список убитых и раненых увеличивается.
Прошло четыре месяца со дня ее возвращения в Штаты, и Пакстон почувствовала, что больше не может здесь находиться.
Год назад погиб Питер, и она присутствовала на его похоронах.
Хуже всего было то, что она чувствовала себя такой же мертвой.
И Питер, и Билл — они по крайней мере жили и погибли, пришли и ушли, она же прозябала, писала о вещах, до которых ей не было никакого дела, и чувствовала, что тратит жизнь понапрасну.
Наконец первого июня, как раз перед отъездом Никсона в Мидуэй на встречу с Тхиеу для подписания договора о выводе из Вьетнама двадцати пяти тысяч человек, она решилась. Пакстон с легким сердцем вошла в кабинет Эда Вильсона, чего не случалось уже несколько месяцев, — она наконец поняла, чего хочет. Она попросила отдать ей ее колонку и мягко намекнула, что, если ее снова не пошлют в Сайгон, она найдет других, кто это сделает.
Вильсон испугался. На миг он подумал, что она пробыла там слишком долго и незаметно сошла с ума.
— Ради Бога, Пакстон, зачем тебе туда ехать?! Подумай, наши парни теперь идут на все, лишь бы этого избежать. — Сказывалась его прежняя позиция, он стоял на ней до тех пор, пока не потерял сына.
Вернувшись на рабочее место, она немедленно составила телеграмму Ральфу Джонсону в отдел «Ассошиэйтед Пресс», Эден-билдинг, Сайгон: «Возвращаюсь первым рейсом. Будь готов. С любовью. Дельта-Дельта».
Она отослала телеграмму и пошла паковать вещи и звонить матери, Габби и всем остальным. Мать была в шоке, но по большому счету даже не удивилась. Габби ждала третьего ребенка. Но у Пакстон теперь была своя жизнь. Два дня спустя она села в самолет, улетавший в Сайгон.
