Злой умысел - Стил Даниэла (читаем книги .txt) 📗
– У кого сейчас фотографии? – Что еще за парень? Ведь тогда в студии никого не было, кроме них… или кто-то приходил, пока она спала? Как гадко было об этом думать!
– Они у меня! В сейфе. Я сейчас достану.
– Ты и шагу не сделаешь. А вдруг у тебя там оружие? Да мне они и ни к чему.
– Но разве тебе не любопытно? Они просто великолепны. Не хочешь хотя бы посмотреть?
– Единственное, на что я хочу посмотреть, – это на тебя, когда ты будешь корчиться на полу в луже крови. – Рука ее дрожала. Отчего-то, глядя сейчас на эту гниду, она подумала о Чарльзе, а потом о Мэттью… Если она застрелит Маркуса, им никогда уже не быть вместе… разве что в комнате для свиданий… Дыхание у нее перехватило, мучительно захотелось быть с ними, ощущать их рядом… и Эндрю… и Эбби…
– А ну, встать! – злобно крикнула она. Не переставая плакать, он поднялся с колен. – И перестань скулить, ты, мразь!
– Грейс, умоляю, не убивай меня…
Она медленно отступила к дверям, и Маркус понял, что сейчас она спустит курок. Он лишь плакал и умолял ее остановиться.
– Ради чего ты живешь? – вдруг злобно спросила Грейс. Теперь он внушал ей лишь омерзение. Он не стоил даже пули, а уж тем паче ее жизни и свободы. – Я хочу знать, ради чего живут на свете вши вроде тебя? Только ради денег? Или ради того, чтобы губить чужие жизни? Для тебя даже кусочка свинца жалко!
Она повернулась к нему спиной и стремительно сбежала вниз по ступеням. Маркус не успел еще опомниться, а она уже хлопнула дверцей машины. А он сидел на полу и размазывал по лицу слезы – он никак не мог поверить, что она не убила его. Он нисколько не сомневался, что она спустит курок, и был совершенно прав, по крайней мере до последних полутора минут.
Грейс возвратилась домой и убрала револьвер обратно в сейф, а потом позвонила Чарльзу.
– Мне необходимо тебя видеть, – решительно заявила она. Ей не хотелось рассказывать ему обо всем по телефону – их могли подслушивать. Но она непременно должна была рассказать ему о том, чего она чуть было не натворила. Она была совершенно безумна какое-то время, но, благодарение Богу, вовремя опомнилась.
– Ты дотерпишь до ленча?
– О'кей.
Ее все еще трясло. …Она могла бы уже быть в тюрьме к этому времени. Как она могла решиться на такое? Что за невероятная глупость? Пусть даже толкнули ее на это все эти лживые сплетни, унижения…
– Послушай, с тобой ничего не случилось? – Чарльз забеспокоился.
– Ничего, ровным счетом. Мне куда лучше, чем все последнее время.
– Что ты натворила? Убила кого-нибудь? Отвела душу? – пошутил Чарльз.
– По чистой случайности, нет.
– Жду тебя у «Ла Риваж» в час дня.
– Непременно приеду. Я люблю тебя.
Они давным-давно не сидели вдвоем в ресторане. Увидев Чарльза, Грейс вздрогнула от счастья. Она приехала первой. Он заказал бокал вина. Грейс никогда не пила за ленчем, да и за обедом лишь изредка. А потом они заказали много всяких вкусностей. А после того как они перекусили, Грейс вполголоса поведала мужу обо всем, что случилось. Краска сбежала с лица Чарльза. Он был ошеломлен.
– Возможно, Мэтт совершенно прав: мне нужно быть паинькой, а не то ты меня пристрелишь когда-нибудь, – шепотом сказал он. А Грейс расхохоталась:
– Так заруби это себе на носу, мой милый!
Но она уже знала, что никогда больше не совершит ничего подобного. Это был просто момент ослепления и помешательства, но, даже невзирая на потрясение, она справилась с собой и теперь была несказанно этому рада. Маркус Лидере того не стоил.
Это был знаменательный день для них обоих. Чарльз даже вообразить себе не мог, что произошло бы, застрели она этого Андерса. Невыносимо было об этом даже думать, хотя он прекрасно понимал, что руководило Грейс в ту минуту. Впрочем, он решил, что не смог бы и за себя поручиться, если встретил бы этого подонка. Но слава Богу, она взяла себя в руки. Впрочем, все происшедшее являлось лишним подтверждением правильности его ответственного решения – именно о нем он. и намеревался сообщить жене.
– Ну а теперь моя очередь удивить тебя. Держись за стул. Я отзываю свою кандидатуру. Не стану участвовать в выборах. Эта овчинка также не стоит выделки. Мы боролись достаточно. Помнишь, что я говорил тебе в Нью-Йорке? Я хочу, чтобы мы снова жили нормальной жизнью. С тех пор эта мысль неотвязно преследовала меня. Сколько нам еще предстояло бы заплатить? И почем она нынче, пресловутая слава?
– Ты уверен… ты все уже решил? – Она чувствовала себя виноватой в том, что Чарльз решил «завязать» с большой политикой. А это значило, что он выбывает из игры, и, возможно, навсегда, – мало кому удавался обратный ход… – А что же ты будешь делать?
– Придумаю, – улыбнулся Чарльз. – Шесть лет в Вашингтоне – этого вполне достаточно. Не надо зарываться.
– Но ты вернешься? – грустно спросила она. – Мы… мы вернемся?
– Может быть. Впрочем, сомневаюсь. Слишком высоки ставки в этой игре. Некоторые гибнут в неравной борьбе. Но мы выжили. Слишком многое тебе довелось пережить, слишком много зависти вокруг. Думаю, нашего романа длиною в жизнь и прекрасных детей вполне достаточно, чтобы возбудить темное чувство. Слишком много кругом завистников-неудачников… Невозможно всю жизнь прожить в борьбе. Мне уже пятьдесят девять лет, и я устал, Грейс. Настало время сворачивать боевые знамена и возвращаться домой…
Оказывается, как раз в то время, когда она потрясала оружием перед носом Маркуса Андерса, Чарльз публично заявил, что завтра состоится пресс-конференция, где он объявит о своей окончательной отставке. Ирония судьбы…
Дети узнали обо всем вечером и были страшно разочарованы. Они успели привыкнуть к тому, что они дети большого политика, к тому же им вовсе не хотелось насовсем переезжать в Коннектикут. Все в один голос твердили, что там смертельно скучно, особенно летом.
– И правда, – неожиданно согласился Чарльз. – Думаю, смена декораций нам всем не повредит. А как насчет Европы? Махнем в Лондон, а? Или во Францию… Можем пару лет прожить где-нибудь в Швейцарии…
Эбби захлопала ресницами, а Мэттью осторожно поинтересовался:
– А в Швейцарии есть что-нибудь интересненькое?
– Коровы… – с отвращением сказала Эбби. – И шоколад.
– Это клево. Мне нравятся и коровы, и шоколад. Кстати, Шоколадку мы возьмем?
– Разумеется. Правда, если не остановимся на Англии.
– Тогда в Лондон нам ехать нельзя, – решительно отрезал Мэтт.
Все знали, что Эндрю сделает выбор в пользу Франции – его девушка вот-вот должна была уехать на два года на родину, в Париж. Ее отец получил предписание возвращаться домой, на Куэ д'Орсей, и она уже успела рассказать обо всем Эндрю.
– Я могу работать в парижском филиале моей фирмы или в лондонском – мы можем даже для разнообразия прикупить ферму и заняться выращиванием овощей. Выбор у нас богатейший… – Чарльз счастливо улыбался. Впервые мысли такого рода стали появляться у него после первых же атак бульварной прессы. Но как бы то ни было, настало время покинуть Вашингтон, и все это знали. Ни один человек в мире не мог позволить себе столь щедро расплачиваться за сомнительную славу…
Чарльз позвонил Роджеру Маршаллу и просил простить его, но Роджер успокоил его, сказав, что все прекрасно понимает. Правда, он стал намекать, что в ближайшем будущем возникнут интереснейшие перспективы на политическом небосклоне, но Чарльз еще не созрел даже для того, чтобы заинтересоваться…
На пресс-конференции Чарльз был просто великолепен. Он спокойно и торжественно сообщил собравшимся, что отзывает свою кандидатуру по причинам личного характера.
– Связано ли это каким-то образом с давними фотографиями вашей супруги, господин конгрессмен? Или дело тут в том, что в июне прошлого года ее прошлое стало достоянием гласности?
…Какие ублюдки. Для журналистов настала новая эра – эра неограниченных прав и возможностей. А ведь были времена, когда всего, что с ними случилось, просто не могло бы произойти! Лишь теперь стало возможным это прилюдное копание в грязном белье, это выискивание сенсаций – да что там, высасывание их из пальца… И не важно, есть ли доказательства. Они, не моргнув и глазом, вскрывали человека заживо, и их абсолютно не интересовало, что именно чувствует этот человек. Им нужны были лишь кровь и трепещущие внутренности. Но они искренне полагали, что именно этого читателю и надобно…
