Несомненно ты (ЛП) - Энн Джуэл Э. (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗

Мы находим пустое место для парковки и, конечно же, Оушен уснула в машине.

— Не возражаешь, если мы оставим её поспать ещё немного. Если дадим ей ещё время, то её настроение будет лучше после этого.

Лотнер немного открывает окна и глушит двигатель.

— Хорошо. Вы двое являетесь моими планами на эти выходные, поэтому буду делать всё, что захотите.

Я снимаю сандалии и кладу ноги на переднюю панель. Телефон Лотнера вибрирует на консоли.

— Привет, — отвечает он, по его интонации можно понять, что он знает, кто звонит.

— Тоже по тебе скучаю. Как дела у мамы?

Сердце колотится, а тело напрягается. Это Эмма... и он скучает по ней тоже. Скучал ли он по ней тоже, когда его член находился глубоко во мне?

— Да, мы в Пасифик Парк, но Оушен уснула по дороге сюда, поэтому мы сидим ждём, когда она проснётся.

Мне кажется, будто я подслушиваю их, но ничего не могу с этим поделать. Нужно ли мне выйти и оставить их немного наедине? Или, может, он должен выйти из машины.

— Хорошо, тогда до встречи в аэропорту... тоже люблю тебя, пока.

А вот она реальность. Словно удар в живот. Словно вскрытие вен. Пуля в сердце.

Это все мужчины такие или только тот, в которого я влюбилась? Как можно быть таким равнодушным? Мне казалось, будто кто-то сделал мне укол гнева, который разливается по венам. Кровь закипает, словно готова к огромному извержению.

— Эмма передаёт привет.

Какого... хрена?

Моё тело реагирует быстрее, чем мозг, который сегодня, по всей видимости, завис на линии ожидания, когда дело доходит до рациональности мыслей.

Хлоп!

Я ударяю его так сильно, что даже кажется, что сейчас проснётся Оушен просто от этого громкого звука. Затем слышится что-то вроде рычания от него, когда он прижимает ладонь к щеке.

— Какого чёрта? — шепчет он так громко, как может.

— «Эмма передаёт привет». Серьёзно? Ты трахал меня так жестко прошлой ночью, что я подумала, что у меня на всю жизнь останется отпечаток стены на заднице и меньше, чем через сутки ты «скучаешь по ней» и «любишь её», сидя прямо рядом мной. А потом ты ещё смеешь говорить, что она передаёт мне привет, будто мы тут все, нахрен, лучшие друзья?!

Мы оба оборачиваемся на заднее сидение. Оушен ворочается, но так и не просыпается.

— Прости, — говорит он и проводит рукой по волосам.

— Прости, за что? За то, что трахал меня или за то, что любишь её?

Он откидывает голову на сиденье и закрывает глаза.

— И за то, и за то... то есть, ни за что... не знаю.

— Ну, не беспокойся так. Я не приехала сюда на эти выходные, чтобы украсть тебя у твоей невесты. Ты был прав тогда, нам нужно поговорить с нашими адвокатами о родительских правах. Если мы составим договор, то оба будем знать, чего ожидаем друг от друга. Так будет проще для всех.

Выпрямившись снова, Лотнер поворачивается ко мне.

— Поэтому ты здесь... чтобы обсудить права на ребёнка?

Надев обратно сандалии, я тихо смеюсь.

— Ну уж точно уверена, что не приехала сюда за тем, чтобы моё сердце выдрали из грёбаной груди... снова. Это оказалось бонусом ко всему. Я такая везучая.

Я открываю дверь и выпрыгиваю из машины, решая, что Оушен поспала уже достаточно времени. На самом деле, нет, даже с открытыми окнами в машине слишком сложно дышать.

Поездка обратно к дому Лотнера такая же неуютная, как и все те три часа проведённые в Пасифик Парк. Оушен наше связующее звено. Мы разговариваем с ней, но не друг с другом. А ей нравится каждая минута, проведённая там. Я делаю так много фотографий сегодня, что уйдут часы на то, чтобы все их разгрести. Я подумываю о том, чтобы уехать сегодня вечером домой, но это кажется нечестным по отношению к Оушен. Ей нравится проводить время с Лотнером, даже если я не могу находиться рядом с ним. Если мы останемся, то это будет ради неё, и я занесу этот поступок в список маминых принесённых жертв.

— Ты не закончила рассказ о том, как пришла ко мне ещё раз, — нарушает тишину Лотнер, пока мы проезжаем мимо холмов, подъезжая к его дому.

— Это не имеет значения, — пожимаю я плечами, выглядывая в окно.

— Для меня имеет.

— Почему?

Он вздыхает.

— Потому что я пытаюсь понять, как мы оказались здесь, в этой запутанной ситуации.

— Неподходящее время... я думаю, — качаю я головой. — Это случилось спустя некоторое время после моего первого похода к гинекологу. Тебя не было дома, но Роуз спустилась ко мне и сказала, что у тебя сейчас тяжелые времена, потому что к твоей маме вернулся рак. Она сказала, что ты был на грани, а Клэр, одним словом, поддерживала тебя. Я не хотела разрывать вашу связь, поэтому решила подождать. Вскоре после этого я попала в больницу. Я была обезвожена и вымотана. Это стало тревожным сигналом для меня: я поняла, что нужно поставить на первое место своего ребёнка, поэтому решила не пытаться связаться с тобой, пока не рожу.

Я вспоминаю, как Лотнер говорил, что на прошлой неделе они с Эммой останутся дома «у отца», поэтому, покосившись на него, я размышляю, задать ему этот вопрос или нет.

Он кивает, но ничего не говорит мне. Даже не поворачивается в мою сторону.

— А твоя мама... — я не решаюсь закончить предложение.

Он резко поворачивает голову ко мне.

— Ты не знаешь? — напряженно спрашивает он, в голосе слышится замешательство.

Я качаю головой.

— Нет, откуда я могу знать?

Лотнер заезжает на подъездную дорогу, глушит машину и выбирается из неё.

— Невероятно. Я должен был догадаться.

Он вытаскивает Оушен с её сиденья и несёт в дом.

— О чём ты говоришь? — бегу я вслед за ним.

Он сажает Оушен на пол и идёт на кухню. Я кладу ей новую раскраску и карандаши на кофейный столик, а она только и делает, что улыбается, вытаскивая карандаши из упаковки.

Когда я захожу на кухню, Лотнер залпом пьёт свой протеиновый коктейль, стоя у открытого холодильника.

— Что «невероятно»?

Он допивает и бросает пустую бутылку на стол.

— Моя мама умерла за два дня до наступления Рождества в тот год.

— Мне жаль, — шепчу я.

— Мне тоже, — он ставит руки на бока и оборачивается ко мне. — Дэйн знает об этом, поэтому я предположил, что ты тоже.

А теперь он говорит какой-то бред. Как Дэйн может знать об этом?

— Дэйн не знает.

— Он ЗНАЕТ. Я встретил его в хозяйственном магазине следующей весной после этого. Оушен, должно быть, уже почти исполнилось два месяца.

В голове у меня всё перемешивается. Это всё ещё не имеет смысла.

— Когда я спросила у Дэйна, что ты имел в виду там, в больнице, он сказал, что вы встретились с ним в кафе ЗА МЕСЯЦ до рождения Оушен. Он сказал, что не ему было решать, говорить тебе или нет, что я беременна, а мне он не сказал, потому что заботился обо мне и Оушен.

Лотнер резко поворачивается ко мне.

— Ты серьёзно? Хорошего же ты парня нашла, Сид. Он грёбаный лжец.

Я поднимаю на него глаза и киваю головой в сторону юных ушей, которые находятся в соседней комнате. Он с сожалением вздыхает и выходит из дома. Я иду за ним.

— Дэйн не стал бы мне врать, — говорю я и складываю руки на груди.

— Тогда спроси его о нашем разговоре в хозяйственном магазине ПОСЛЕ рождения Оушен. Увидим, скажет ли он тебе о том, что я рассказывал в какую абсолютнейшую развалину я превратился после того, как две самые важные женщины в моей жизни оставили меня в течение полугода и о том, что я даже смотреть не мог на других — так глубоко ты оставила свой след у меня в душе. А затем я спросил, не слышал ли он что-нибудь о тебе или может Элизабет с Тревором говорили о том, как твои дела, — с каждым словом его голос всё больше и больше повышается.

Каждое слово наполнено болью, но эмоция, скрывающаяся за ней — чистый гнев.

Я устало приземляюсь на скамейку, ссутуливаюсь и опускаю голову.

— Почему бы он стал врать? — это вопрос к самой себе.

— Потому что он хотел то, что должно было быть моим! — кричит Лотнер.