Молчи обо мне (СИ) - Субботина Айя (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Я запретил привозить вещи, но это же Светка: она помешана на идее «меня застолбить» и нарочно делает так, чтобы казалось, будто мы в отношениях, будто в моей жизни есть женщина: то оставит в ванной свои женские принадлежности, то бросит на полке маникюрный набор. Любая женщина, которую я бы захотел сюда привести, за пять минут увидела бы достаточно, чтобы сделать вывод — я как минимум с кем-то в отношениях. Проблема в том, что я уже давно никого сюда не вожу, потому что все женщины в моей жизни появляются на одну ночь, которую мы проводим в моей новой квартире. А здесь у меня бывает только Светка и только потому что приезжает сама. Иногда я выставляю ее вон, иногда она прорывается и устраивает мне секс.
Мы с ней почти как муж и жена, блядь: все никак не разведемся.
Но, хоть в башке темно и пригорает, одно я понимаю четко и ясно: вот он, мой личный Рубикон.
— Прекрати, Артем. — Светка всегда хорошо меня знала, чтобы не понимать, когда уже все, пора засовывать гонор в жопу и менять стратегию. — Хозяйка приехала сегодня утром, буквально вышвырнула меня вон, куда мне было идти?
— Не ко мне. — Я грубо разжимаю ее мгновенно обхватившие мою шею руку, беру под локоть и грубо тяну к лестнице на второй этаж. — Десять минут, чтобы забрать все, чем ты наследила. Я вызову такси.
— Мне некуда идти!
— Есть, — огрызаюсь я. Плевать, что на путается в ногах — мне нужно, чтобы она просто исчезла, иначе рванет так, что мой бедный дом этого не переживет. — На вокзал и к маме. Мне срать на твои проблемы.
— Артем!
Она начинает плакать, кусает губы.
А я смотрю на нее… и не чувствую ничего, кроме отвращения к этим надутым салонными процедурами губам, идеально гладкому без единой морщины лбу, худым и узловатым, как у старой ведьмы, пальцам, унизанными подаренными мной кольцами. Сколько, сука, лет я потратил на эти недоотношения? Зачем? Для чего?
— Девять минут, — начинаю обратный отсчет.
Она поднимается по ступеням, но я готов спорить, что отведенное время она потратит на театральные истерики и трагические слезы. Потому что думает, что в этот раз, пожалуй, перегнула палку и что попала под горячую руку и мое похмелье. Что я просто наказываю ее за нарушение наших вполне определенных правил: никаких обязательств, только товарно-денежные отношения. Даже не нужно прислушиваться, чтобы понять: она села на кровать и выжидает, вырабатывает новую стратегию поведения, «план по покорению Артемки номер Хрен знает какой».
Я пытаюсь вспомнить, кого и когда видел в том доме напротив. За все время, что живу по соседству, там точно не было постоянных жильцов: время от времени приезжали какие-то машины, выгружались люди, велись ремонтные работы. Но жильцов я здесь точно не видел. Женя его купила? Она же мечтала о квартире с видом на парк и реку, чтобы по утрам бегать по набережной. Хотя всегда порывалась посадить цветы у меня на клумбах и говорила, что частный дом — это все равно, что отдельная планета, куда можно улетать ото всех.
Дичь какая-то.
Мы — соседи, а я об этом не знаю?
Хотя, в последнее время я приезжаю сюда только на выходные и только чтобы отоспаться после тяжелой недели. А она, судя по ее странице, тоже сутками пропадает на работе.
Я по памяти заново вписал в телефонную книгу ее номер, но так и не придумал слов, которыми мог бы начать разговор. Правильнее всего было бы в лоб спросить про сына.
У судьбы хреновое чувство юмора: когда я добровольно и осознанно сделал выбор в пользу чайлдфри, потому что так и не нашел женщины, которая бы стала хорошей матерью моему ребенку, единственная, которая идеально подходила на эту роль, разрушила мое безупречное бездетное будущее.
Сделав его неидеальным без мальчишки, которого зовут скандинавским именем.
Я блокирую Светкин номер телефона во всех мессенджерах, где она может меня достать. Это, понятное дело, временная мера, потому что через недельку Мадам Брошкина поймет, что что-то не так и начнет штурм новым номером, а то и двумя, чтобы наверняка. Придется блокировать каждый, наглухо закрываться от дурного прошлого высокими стенами и колючей проволокой.
Такси подъезжает к дому позже отведенного на сборы времени, и когда я поднимаюсь, чтобы провести Светку до двери, она уже сидит на кровати с лицом прощенной и раскаявшейся королевы. Плевать.
— Ты дурак! Говно! Ты просто моральный урод! Абьюзер херов!
За пару минут, что я уверенно тащу ее до машины, Светка выдает почти весь свой запас ругательств. Ничего нового, ничего такого, что я бы уже не слышал в свой адрес минимум по десятку раз.
— Передавай привет маме, — говорю я, захлопывая дверцу машины. — Не забудь сказать, что я — мудак.
На улице холодно и снова валит снег, но мне не хочется заходить в дом, хоть на мне до сих пор нет ничего, кроме домашних штанов. Мой дом стоит чуть выше, на холме, так что, несмотря на высокий каменный забор, я вижу во дворе Жениного дома знакомый «гелик». Как она ездит на этом кубике на колесах? Тугая тачка, чтобы управлять такой, нужны яйца и стальные нервы.
Но через пару часов, когда выхожу, чтобы сгрузить в мусорный бак пакет с бутылками, ответ появляется сам собой. Здоровый ответ в стильном пальто садится за руль и запросто выгребает по заснеженной дороге в сторону города.
Ну логично, ни одна женщина не может быть одна два года.
Но я «просыпаюсь» от этих мыслей уже стоя на крыльце ее дома: наверное, «ответ» скоро вернется, раз калитка не закрыта.
Черт, мне тупо противно называть его как-то иначе, даже имя знать не хочу.
Я нажимаю на кнопку звонка — и дверь открывается почти сразу, как будто Женя нарочно ждала меня под дверью.
— Ты телефон… — Женя стоит за порогом: в домашнем комбинезоне пыльного розового цвета и с моим сыном на руках.
Он такой маленький. На фотографиях казался настоящим взрослым великаном, но вот так, глаза в глаза — такого же цвета, как мои! — Хельг выглядит маленьким гномом в красном полосатом костюме и шапке с длинной кисточкой. Но зато очень уверенно держит в крохотной ручонке наполовину сгрызенное печенье.
Даже слова сказать не успеваю, а он уже тянет руку с печеньем к моему рту.
Я беру его на руки: всего сразу, целиком. Прижимаю к себе: накрепко, намертво.
Теплого. Пахнущего так… странно.
Моего.
— Его зовут Хельг, — поджимает губы Женя.
— Знаю, — отвечаю я.
Я долго искал смысл жизни. Пытался забыться в работе, потеряться в женщинах, закопаться в благосостоянии и материальной независимости.
Но оказалось, что у смысла моей жизни вкус детского печенья, которое Хельг настырно заталкивает мне в рот. И я смеюсь. Чтобы не завыть.
Наверное, я все-таки сделал что-то хорошее в жизни, раз теперь у меня есть вот этот пацан: не толстый и мягкий, как часто бывает у оголтелых мамаш, а в меру упитанный, с тугими щеками и порядком настырный, раз за минуту все печенье оказывается у меня во рту. Хельг смотрит на меня с вполне осмысленным ожиданием, ждет, когда начну жевать. Видимо, отдал что-то прямо дорогое, что был не прочь слопать сам.
— Откуда ты… — Женя не заканчивает фразу — снова поджимает губы, секунду теребит край волос и улыбается, когда сын, не слезая с моих рук, тянет к ней ладонь. — Узнал про Хельга.
— Твой инстаграм.
Это так тупо — узнать о ребенке из социальной сети, но весь абсурд ситуации понимаю только когда фраза озвучена. Наверное, мне бы полагалось чувствовать раскаяние, что не посмотрел туда раньше, не оглянулся в прошлое, но я понятия не имел, что все так обернется. Не было ни единого повода думать, что я мог оставить Женю одну с моим ребенком. Но говорить об этом теперь — еще большая глупость, чем узнать о сыне из сети.
— Нам нужно поговорить, Жень.
Она вскидывается, смотрит на меня распахнутыми зелеными глазами, словно я громко ругнулся. А ведь просто назвал ее по имени. И это короткое слово странно режет язык, как будто не имею права сокращать ее мужское грубоватое имя вот так, до какого-то почти личного, домашнего.