Доля дьявола (ЛП) - Уорд Дж. Р. (книги без регистрации .txt) 📗
— Ты же не приехала сюда посреди ночи, чтобы поговорить о ферме? Почему бы тебе просто не сказать.
Глаза Шелби поднялись к потолку, и ему показалось, что она молится, это совсем не наполнило его счастливым ожиданием. Может, речь о деньгах? Племенная ферма, которую основал еще его пра-пра-прадед, стала последним местом карьеры Эдварда, не просто шаг назад, когда он поскользнулся, упал и ударился головой, а успешно сдался, сложив с себя полномочия генерального директора очень успешной, процветающей «Компании Брэдфорд бурбон». Но для его предка ферма было обычным хобби, для него же это оказалось настоящим спасением… и он решил, что оставил свое предприятие с хорошим положительным сальдо.
— Теперь послушай, — сказал он, — если речь идет о зарплате, то мы только стали получать прибыль. И денег достаточно на текущем счете…
— Простите?
— Наличных. На текущем счете. Я оставил там пятьдесят тысяч. И долгов у нас нет, да и продажи за год…
— О чем речь?
Они с замешательством смотрели друг на друга, он выругался.
— Значит ты приехала не потому, что решила будто нет денег на счете и я не смогу тебе заплатить?
— Нет.
Ее ответ должен был быть для него облегчением. Но почему-то не был.
Шелби прочистила горло. И посмотрела ему прямо в глаза.
— Я хочу узнать, почему вы соврали полиции.
Лейн мог вернуться наверх, но он не хотел беспокоить Лиззи, он все равно бы не нашел покой от своей усталости. Его мозг, напоминал лачугу во время торнадо, его мысли превратились в летающий мусор, благодаря эмоциям, свирепствующим внутри… несмотря на то, что он любил находиться в постели рядом со своей женщиной, идея лежать в темноте, глядя на поток, замерев с ней рядом, в то время пока торнадо бушевало у него в мозгах, казалась ему адской.
Он оказался на кухне.
Зайдя в тусклое просторное пространство, он даже не стал заморачиваться, чтобы включить свет. Задний двор был хорошо освещен, и достойные фешенебельного ресторана просторы столешниц из нержавеющей стали и профессиональная техника, поблескивали в тусклом, еле уловимом свете, отчего ему показалось, будто тени дышали изнутри, пока их не вызовут опять на дежурство в следующую ночь.
Площадь кухни, которая своими размерами напоминала хороший боулинг-клуб, была разделена пополам — одна предназначалась для банкетов, когда дюжина шеф-поваров измельчала сотни hors d’oeuvres, а затем выкладывала в здесь же стоящие тарелки своеобразные свои фантазии, обрызганные соусом, с деликатесами, в тут же стоявшие в виде небольшой армии миниатюрные pots de crème рамекин. Другая сторона предназначалась для семьи, где мисс Аврора готовила еду, делая завтрак для гостей, находившихся в доме, обед или ужин на четыре, шесть или двенадцать персон.
«Сколько людей кормились здесь», подумал он. Возможно отели, принимающие различных людей к себе на конференции, скорее всего готовили и того меньше, особенно когда его родители были сливками общества и имели власть. Пока он рос, каждый четверг были котельные вечеринки, официальный ужин каждую пятницу для двадцати четырех человек, в субботу приходило три— или четыре сотни, так как проводились торжественные мероприятия по благотворительности, и городские мероприятия или знакомство с политическими кандидатами. А потом шли праздники. И Дерби.
Черт, на Derby brunch в этом году было подано джулепа и мимозы более семи сотен, прежде чем люди вышли к треку.
Теперь, скорее всего, толпы, подобной этой, останутся в прошлом Истерли. У них не было денег, чтобы позволить себе такой размах. А если, учесть тот факт, что только горстка людей пришла проститься с отцом, так как плохие новости о «банкротстве Брэдфордов» явно отважили орды от Истерли.
Забавно, насколько богатые люди могут быть мнительными. Скандал был только хорош, если он случался с кем-то другим, и сплетни выслушивались не о себе самом. Ни в коем случае богатые люди не хотели приближаться, поболтать, похоже, боясь подцепить заразный вирус неплатежеспособности, банкротства.
Лейн подошел к центру кухонного острова и вытащил табуретку. Он сел и посмотрел на двенадцати конфорочную плиту, вспомнив, сколько раз наблюдал, как мисс Аврора готовила на ней, переставляя горшочки и сковородки. До сих пор его самой лучшей едой для него, считалась ее капуста с жареной курицей, и он задался вопросом, как он собирается дальше жить, не имея ее рядом.
Он вспомнил, как он появился в Чарлмонте несколько недель назад. Он прилетел, потому что ему позвонила родственница мисс Авторы и сказала, что его мама умирает. Это была единственная причина, которая могла вернуть его сюда, он тогда понятия не имел, что его здесь ждет.
Например, он понятия не имел, что обнаружит главного бухгалтера семьи, совершившую самоубийство, в ее же кабинете.
Болиголов, Боже сохрани! Напоминает римские нравы.
Смерть Розалинды Фриланд положила начало всему, как в домино, плохая новость повлекла за собой падение всех остальных фишек, денег, которые исчезли в неизвестном направлении со счетов компании, долги трастовому фону перспективы доверия, опустошение трастового фонда матери и появление безвестного сына Розалинды от отца Лейна. Лейн боролся всеми силами, пытаясь найти дно, реструктуризируя компанию, пытаясь сохранить семейный дом, и вырос до роли, которую каждый, в том числе и он сам, добровольно на себя взял, сменив на этом посту своего старшего брата Эдварда, главы семьи.
А потом тело его отца было найдено в реке Огайо.
Все, в том числе полиция предположили, что он покончил жизнь самоубийством, особенно после вскрытия, показавшего, что Уильям Болдвейн страдал от рака и были обнаружены метастазы в легких, он курил всю свою жизнь. Этот человек умирал, и реальность, учитывая все финансовые законы, которые он нарушил и пропавшие средства, которые он разбазарил, была такова, что любой бы мог покончить жизнь самоубийством.
О, и еще была маленькая одна пикантная деталь, парень оплодотворил жену Лэйна.
Но, на самом деле, в списке грехов Уильяма, эта деталь практически казалась сноской.
Однако, причиной самоубийства не являлась. Но этот штрих, так сказать, смахивал на правду.
Его Лиззи и ее партнер по ландшафтному дизайну, Грета, копались в грядке под плющом, когда обнаружили часть тела Уильяма Болдвейна. Вернее, его палец, на котором он носил обручальное кольцо, если выражаться точнее. Это открытие привело департамент муниципальной полиции Чарлмонта опять в Истерли, и вызвало последующее расследование, которое привело полицию не к поместью, хотя дело все равно затронуло семью.
К Эдварду в конюшни Red & Black.
Лейн застонал и стал тереть воспаленные глаза, услышав голос брата в голове:
«Я действовал один. Они попытаются сказать, что мне помогали. Нет.
Ты знаешь, что отец сделал со мной. Ты знаешь, что он похитил меня и пытал…»
Фактически Уильям пытался убить собственного сына. Это и подвело Эдварда к замыслу и совершенному намерению.
«Пусть будет так, Лэйн. Не борись с этим. Ты знаешь, каким он был. Он получил то, что заслужил, и я ни в коем случае не жалею об этом».
Да, мотив мести был ясен.
Выругавшись, Лейн потянулся к стопке газет и вытянул самый последний выпуск Charlemont Courier Journal. И знаете, фотография Эдварда, выходящего из задней двери полицейской машины перед большой тюрьмой в центре города, была прямо над сгибом.
Ниже в статье дословно было написано именно то, что Эдвард сказал полиции: в ночь убийства, он ждал перед бизнес-центром, когда отец покинет офис. Эдвард намеревался все выяснить, так сказать расставить точки над «i», но Уильям вышел и упал на асфальт, даже не успев произнести ни слова. Когда Эдвард подумал, что у него случился инсульт, он решил не набирать 911, а помочь завершиться неврологическому приступу, начавшемуся у его отца.
С помощью лебедки на грузовике из конюшен Red & Black, ему удалось переложить в кузов не двигающееся тело отца, весом почти двести фунтов, Эдвард сел в машину и поехал в сторону берега реки, с трудом протащив все еще дышащего человека через подлесок. Когда он уже собирался столкнуть отца в воду, ему пришла в голову одна мысль, и он отправился за ножом… вернулся, чтобы отрубить ему палец. После этого он подпихнул Уильяма в непомерно поднявшуюся воду реки от гроз и вернулся в Истерли, чтобы закопать ужасный сувенир в грядке под плющом у фасада дома, как дань уважения своей многострадальной матери и семье.
