Запутанные отношения (Риск эгоистического свойства) - Алюшина Татьяна Александровна (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
На следующее утро она отбыла с багажом на вызванном такси. А Катька не знала, радоваться ей или пугаться.
Бабушку боялась все время, даже когда спала, во сне, боялась. Ксения Петровна давила на нее, как пресс на цыпленка табака, и, только дверь за ней закрылась, дитя первый раз за год выдохнуло с облегчением.
Но она никогда не оставалась одна. То есть совсем одна!
Без взрослых!!
Подумав, Катюшка решила, что лучше пойдет читать, и будет читать много-много, чтобы побыстрей справиться с каторжным списком литературы, а потом… когда все прочитает, может, посмотрит запретный телевизор в бабушкиной комнате — тихонько, без звука, чтобы никто не услышал, одним глазком!
Но на полдороге от входной двери к комнате и обязательному чтению, почувствовав себя практически вольной птицей, решилась на страшное!!
Включить — на полсекундочки! — запретный телевизор прямо сейчас!
Она только посмотрит совсем чуть-чуть, а потом — читать!
Ага! Тот случай!
Телевизионный провод был предусмотрительно удален из агрегата и, видимо, надежно спрятан в таинственные и недоступные глубины бабушкиного шкафа.
Посмотрела…
Всерьез предполагая, что Ксения Петровна всевидящим оком, простирающимся аж из самого загадочного «Подмосковья», следит и все про нее знает, девочка исполняла с точностью швейцарских часов расписание по всем правилам.
Целых три дня!
И исполняла бы дальше, до самого бабушкиного приезда, если бы…
В первый же вечер отсутствия Ксении Петровны Катерина узнала, как именно будет проистекать «присмотр» за ней соседки.
Ровно в девять вечера — секунда в секунду — в дверь позвонила и сразу же открыла своим ключом Евгения Ивановна.
— Как у тебя дела? — спросила неизвестно у кого.
Ответ ее не интересовал, как и сама Катерина. Не глядя на подопечную, она прошествовала в квартиру.
И первым делом отправилась в комнату ребенка, проверила на предмет идеальной застеленности покрывало на кровати, заглянула под кровать, проведя пальцами по полу, проверила письменный стол, название книги, лежавшей на нем, номер страницы, на которой она была раскрыта, открыла и проверила шкаф, кивнула удовлетворенно и пошла инспектировать дальше.
Досмотр проходил по всем правилам обыска. Если бы Катька что-то знала о тюремно-исправительных заведениях, то заподозрила бы, что соседка профессиональная надзирательница, настолько дотошно та проводила проверку.
Обследованию не подверглась только бабушкина комната — туда Евгения Ивановна позволила себе заглянуть, удовлетворенно хмыкнула и осторожно прикрыла дверь. Девочка тут же поняла, что бабушку соседка боится не меньше, чем она сама. И не рискнет потревожить помещение даже мимолетной проверкой.
Зато кухня, ванная, туалет были обследованы на предмет выявления грязи, мусора, крошек на поверхностях и иного непотребства.
Ничего вышеперечисленного не выявившая проверка закончилась в прихожей прощанием с инспектирующей дамой.
— Молодец, все у тебя чисто и в порядке. Закрой за мной дверь на все замки, я постою, послушаю, как закрываешь, и ложись спать.
Посещения утвердились ритуалом и повторялись каждый вечер в течение месяца.
Каждое утро Катька встречалась с Евгенией Ивановной у подъезда, когда выходила на «прогулочные» два часа, соседские бабульки компанией уже сидели на скамейке — это в семь сорок пять-то утра! Девочка вышколенно здоровалась, они отвечали, на этом общение заканчивалось.
В те приснопамятные времена, все еще советские, но уже «перестроечные», центр Москвы, в котором они жили, хоть и считался престижным, но далеко не весь и не с таким ажиотажем, как нынче. Вот к такому «не весь» их дом и относился.
То есть дом-то сам по себе был старинный, в четыре этажа, с высокими потолками и внушительными метражами как комнат, так и кухонь-коридоров, но проживала в нем совершенно разношерстная по социальному статусу публика.
От академика в первом подъезде, семья которого занимала весь верхний этаж, то есть две квартиры, с подъезжающей за ним каждое утро черной «Волгой» и личным автомобилем «Жигули» в гараже. До слесаря завода «Серп и Молот» во втором подъезде, неизвестно какими судьбами поселившегося в центре, а также двух семей вечно дерущихся алкоголиков.
Ну, они тоже где-то и кем-то работали, ибо в те времена не работать не удавалось, но их основной статус определялся употреблением алкогольных напитков, их количеством и последствиями для окружающих производимого на организм действия.
А так как рыбак рыбака, то обе семьи обитали во втором, среднем, подъезде, к горю трезвых соседей.
В их, третьем, стояла тишь и благодать. По большей части оттого, что народ проживал мирный, работящий, но далеко не последнюю роль играло то, что все до оторопи боялись Ксению Петровну Александрову, некогда бывшую партийной начальницей, сохранившую и на заслуженном отдыхе связи и хватку в разговоре с чиновниками любого уровня. Перед ней даже участковый и милиция стояли навытяжку.
Так что заявление в виде угрозы, что она отправит внучку в интернат, при живых родителях, не лишенных родительских прав, отнюдь не было голословным, это Катька уяснила в первые полгода совместного проживания.
Впрочем, не только жильцы их подъезда, а весь дом трепетал перед ней, боясь до дрожи и уважая до спертости дыхания, и шли к ней на поклон с просьбами помочь в чиновничьих разборках, когда подпадали под таковые.
Товарищ Александрова выслушивала, придирчиво изучала документы и бралась помочь — «королевство» ей было маловато, а повоевать по привычке хотелось. Не всем и не всегда, правда, помогала, но, если бралась, выигрывала всегда, любые дела.
Единственное, с чем не удалось справиться, это выселение из дома потомственных алкоголиков. Вот не заладилось что-то в верхах, у тех обнаружились свои родственные связи в администрациях, и Ксении Петровне, как ни просили жильцы дома, пришлось отступиться.
Впрочем, ее это мало касалось, самой рядом с ними жить не приходилось.
Естественно и разумеется, что дети из этих семей стремительно шли по стопам родителей, являя собой самых отъявленных хулиганов в районе, в компании с отпрысками таких же родителей из соседних домов.
Вот на одного из них Катерина и наткнулась в подъезде, возвращаясь с вечерней «прогулки».
Она теперь стала уходить со двора не в девять вечера, а на полчаса раньше, чтобы успеть перед вечерней проверкой навести идеальный порядок. Специально с собой маленький будильничек брала, не забывая его заводить каждый день.
На площадке между третьим и ее, последним, четвертым, этажами возле батареи, свернувшись калачиком, лежал мальчишка. Рубашка на нем была порвана в нескольких местах и заляпана какими-то красными пятнами.
Катерина и не испугалась вовсе, присела возле него на корточки и потрясла за плечо.
— Ты чего? — спросила она.
Тот резко дернул плечом, сбрасывая ее руку, застонал сквозь зубы от сделанного движения и зло, грубо ответил:
— Не трогай меня! Отойди! — и тихо, самому себе, уговаривая, что ли: — Мне только отлежаться, отлежаться… у меня там нельзя, там отец найдет…
Не отошла и не отстала, быстро соображая, что сейчас, вот совсем скоро, Евгения Ивановна поднимется по лестнице, направляясь с проверкой в их квартиру, и наткнется на мальчишку. Конечно, прогонит его из подъезда, или милицию вызовет, или «детскую комнату милиции», о которой подробно, старательно и часто рассказывала бабушка.
Катерина снова тряхнула его за плечо.
— Нельзя тебе здесь лежать, прогонят!
— Мне бы в подвал… на свое место, — не поворачиваясь и не меняя позы, ответил он, — да не доберусь… там спускаться нужно. Сюда еле дополз, через черную дверь.
— Ты же смог почти на четвертый этаж подняться? — удивилась девочка непоследовательности размышлений.
— Наверх ползти легко. На первом и втором нельзя, там в глазок чуть что смотрят, на третьем эта «подписка» Евгения живет, на четвертый тоже нельзя, там стерва Александрова, но она вроде как уехала.
