Далекое море - Джиен Кон (версия книг .txt, .fb2) 📗
До ужина было еще далеко, а она, грешным делом, уже подумывала сбежать прямо сейчас – под предлогом срочных дел, якобы внезапно возникших у матери. Но, поравнявшись с ним на входе в музей, она обнаружила, когда их взгляды встретились, что его лицо сияет искренней радостью. Казалось, он был взволнован и полон энтузиазма. И, конечно же, совершенно не догадывался о ее намерениях улизнуть. Хотя голова подсказывала ей одно, сердце, в очередной раз пронзенное едва ощутимой болью, велело другое.
– А ты, я вижу, по-прежнему интересуешься наукой!
– Да, это моя слабость. Взгляд на многовековую историю помогает осознать, насколько человек мал и незначителен, – ответил он.
Теперь она, кажется, начала догадываться, почему он предложил встретиться здесь. В другой обстановке, возможно, их обоих придавило бы гнетом минувших сорока лет – что, по сути, даже больше, чем добрая половина жизни.
– Помню-помню, как ты к месту и не к месту сыпал рассказами из «Жизни насекомых» Фабра.
При этих словах он внезапно остановился и рассмеялся.
– Неужели помнишь?!
Она набрала в легкие воздуха, хотелось ответить: разве такое забудешь… Но вместо этого сказала:
– Ты забыл, что у меня отменная память?
На ее выпад он засмеялся.
– Да, для тех, у кого с памятью не лады, помнить такое – непосильная задача…
– Ты тогда посоветовал мне эту книжку, упомянув про какую-то осу, которая вонзает жало в жизненно важную точку жертвы, отчего насекомое не погибает, а, словно под наркозом, застывает, теряет чувствительность, оставаясь свеженьким и пригодным в пищу еще долгое время… После той истории я так и не смогла осилить этот кладезь знаний. Твое описание звучало настолько жутко, что даже сейчас, при мысли об этой книге, мне сразу же представляется усыпленное несчастное насекомое, замершее между жизнью и смертью.
– А, ты про мой рассказ о том, как королевский шершень охотится на долгоносика?
– Значит, речь шла про них?
– Да, это очень похоже на то, как сейчас в китайской традиционной медицине проводят операции при помощи иглоукалывания, без применения анестетиков: главное – знать правильное место. Королевский шершень жалит долгоносика в определенную точку, и тот, замирая в полуживом состоянии, становится лакомой пищей для личинок. Парализуя двигательные нервы своей жертвы ровно настолько, чтобы та не сбежала, шершень заготавливает впрок еду для своего прожорливого потомства.
– Хм, слушаю все это – и опять в дрожь бросает. Кстати, а с памятью у тебя дела обстоят не так уж и плохо.
Они вместе рассмеялись.
– Считаешь? Просто про растения, животных и динозавров я помню, а про…
Она перестала смеяться и пристально посмотрела на него. Он снова растянул рот в улыбке и скосил на нее глаза. Их взгляды вновь пересеклись. Возникло ощущение, будто сорокалетней разлуки не было вовсе, будто этот срок бесследно выпал из жизни и они в ускоренном темпе возвращались в былые времена.
Летнее утро. Мощенная кирпичом дорога, ведущая домой с утренней мессы. Ограда жилого комплекса, увитая алыми розами. Он тогда что-то рассказывал взахлеб и звонко смеялся. От его смеха щемило в сердце, так прекрасен он был…
– А про людей помнить не получается… – договорил он и добавил, словно про себя: – С людьми – тяжеловато.
Она знала, с возрастом все чаще начинаешь разговаривать сам с собой. Сама нередко ловила себя на этом во время уборки. Одинокие старики постоянно что-то бормочут себе под нос, хотя одиноким молодым людям это несвойственно. Поэтому дочка, бывало, советовала ей завести домашнего питомца.
– Знаешь поговорку: «Бубнит, как вымокший под дождем буддийский монах»? Ты, мама, точь-в-точь как тот монах. А все потому, что живешь одна. Будь у тебя кошечка или собачка, было б с кем поговорить. Послушайся меня, заведи себе какую-нибудь домашнюю зверюшку!
Однако то, что он, до сих пор состоящий в браке женатик со стажем, разговаривает сам с собой, наводило на мысль, что в семье с общением не совсем ладно. Видимо, они с супругой не слишком часто делятся друг с другом своими переживаниями. В своем сердечном блокноте, в пустой графе его профиля, она зафиксировала:
1. Бормочет, как человек, живущий в одиночестве.
7
Годом раньше, примерно в то время, когда они начали общаться в соцсети, состоялась встреча церковных друзей из далекой юности. Тогда она работала в университете на юге страны, но в назначенный день случайно оказалась в Сеуле. В прошлом все они состояли в молодежной группе старшеклассников при католическом храме, располагавшемся в районе сеульских высоток, которые в ту пору были явлением достаточно редким. Кто-то из общины до сих пор там жил, потому и собраться решили неподалеку от храма. Событие выпало на вечер пятницы. Дорога перед старыми многоэтажками, оказавшимися в нынешнее время прямо в центре города, была загружена автомобилями. Лишь отправив сообщение о небольшом опоздании, она вдруг осознала, что и сама здесь когда-то жила. Посмотрев в окно, она с удивлением обнаружила, что машина застряла в пробке как раз напротив его дома. И детская площадка, где она ждала, пока чуть не околела от холода, была на прежнем месте. Она помнила, с какой отчаянной надеждой несколько раз оглянулась по пути домой, куда брела, еле переступая оледеневшими ступнями. В глубине сердца заныло, будто охватившее ее в тот день отчаяние отпечаталось где-то здесь, на бетонной ограде жилого комплекса, и сейчас нахлынуло нежданной волной.
Вволю наговорившись о былом – как-никак со времен юности пролетел не один десяток лет, – перед расставанием все стали справляться об общих знакомых.
– Помнишь Иосифа? Того, что учился в духовной семинарии?
Она кивнула, и кто-то рядом сказал:
– Он сейчас в Америке. Он приезжал на прошлую встречу и спрашивал, Михо, про тебя, но мы тогда и сами потеряли с тобой связь, поэтому сказали, что ничего не знаем.
– Мы нашли друг друга в Сети. Он действительно живет в Америке, – отозвалась она.
«По правде сказать, я думала, его… нет в живых» – этого она не произнесла вслух, оставив при себе. Также умолчала и о том, как рада была узнать, что он жив и здоров, только вот непонятно, почему он раньше не пытался ее разыскать. Бывало, она думала: «Наверное, он умер. В противном случае разве он не искал бы меня?» Даже сейчас она все еще не могла поведать старым друзьям о том, что было между ними. Что же ее останавливало? Не сегодня завтра она станет бабушкой, да и он наверняка обзавелся внуками. Он уже не тот студент духовной семинарии, решивший стать католическим священником. Давным-давно минула та жаркая весна и холодное лето, когда городская земля прогибалась под тяжестью танковых гусениц, и много лет назад он ушел из семинарии, расставшись с мечтой о священничестве.
– Помним, он весь извелся из-за любви к одной девушке – куратору воскресной школы – и в конце концов бросил семинарию. У них там страсти кипели нешуточные… Потому и оставил учебу.
Сердце пронзила боль, будто кто-то легким, но точным движением полоснул по нему острым лезвием ножа. Эти слова застали ее врасплох. Сердце все еще помнило болезненные ощущения от того удара, хотя, казалось, она вроде бы давно выбросила из головы события давних дней, предав забвению свою любовную историю…
И пока она размышляла, не пришло ли время открыться, сказать, что она и есть та самая девушка из воскресной школы, кто-то добавил:
– Да, в итоге эти двое все-таки поженились и уехали в Америку.
Несколько дней подряд сердце нестерпимо щемило. Пережитое потрясение не шло ни в какое сравнение даже с тем шоком, какой испытываешь, вперясь в экран своего ненаглядного мобильника, который начинает вдруг выдавать оповещения о неправильности набранного пароля в ответ на попытки зайти в телефон…
