Замри, умри, воскресни - Кайз Мэриан (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Перед уходом я с тоской посмотрела на свою кровать; сегодня мне придется спать у родителей в гостевой спальне, а это совсем не одно и то же. Я обожаю свою постель. Давайте-ка я вам о ней расскажу.
Несколько моих любимых вещей
Любимая вещь № 1
Моя кровать. История любви
Моя кровать очень миленькая. Это не просто старая кровать. Эту кровать я собрала своими руками, причем это не значит, что я получила ее в плоской коробке из «ИКЕА». Я купила дорогой матрас — точнее, не самый дешевый из тех, что были в продаже. Кажется, он был третий по дешевизне. Гулять так гулять.
Дальше. Постельные принадлежности. У меня не одно, а два пуховых одеяла. Одно, как вы догадались, чтобы укрываться. Второе — вам это понравится — я стелю под простынку, так что можно сказать, я на нем сплю. Этому фокусу меня научила мама. Трудно передать, насколько это приятно — погрузиться в нежные пуховые объятия. Такое ощущение, будто эти два одеяла меня поглаживают и приговаривают: «Ну вот, хорошо, ты теперь с нами, расслабься, все будет в порядке», — как герой-любовник в конце фильма говорит девчонке, которая удрала от плохих фэбээровцев да еще и сумела без единого выстрела вывести их на чистую воду.
Простынки, одеяла и наволочки: хлопок, разумеется, и все белое, белое, белое (если не считать кофейных пятен).
Уникальная деталь: изголовье. Точнее — это лучшее во всей кровати. Мне его сделал приятель Коди — Клод (я заплатила, это был не подарок), и это изголовье достойно кинозвезды пятидесятых годов: большое, все в завитках и изгибах, обитое шелком цвета старой бронзы, по которому разбросаны чайные розы — немного от сказки, немного от ар-нуво, одним словом — замечательное. Кто ни приходит, всегда на него обращает внимание. Антон даже, когда впервые вошел, воскликнул: «Ой, какая у тебя девичья кроватка!» — и с хохотом меня на нее повалил. Счастливые денечки…
Я бросила на кровать прощальный взгляд. Не хотелось мне с ней разлучаться. Я даже перебросилась парой слов со своими несуществующими сестрами. Одной я сказала: «Отправляйся к маме, ты старшая». Но ничего не произошло, пришлось ехать самой.
Я вышла из машины и, нагруженная чистыми блузками и костюмом, прошла в дом. Мама вскинулась:
— Зачем они тебе?
— На работу ходить.
— На работу? — Можно подумать, она такого слова в жизни не слыхала.
— Да, мам, на работу.
— Когда?
— Завтра.
— Не ходи.
— Мам, Мне надо. Если я не пойду, меня выгонят.
— Возьми отпуск по семейным обстоятельствам.
— Такой отпуск дают, только когда кто-то умер.
— Да уж лучше бы умер.
— Мам!
— Нет, правда! Нам бы все сочувствовали. Выказывали почтение. А соседи бы еще и поесть носили.
— Пироги с начинкой, — уточнила я. (Так оно и бывает.)
И песочные корзиночки с яблоками. Маргарет Келли печет изумительные поминальные корзиночки с яблоками. (Это было сказано с определенной долей горечи, сейчас поймете почему.) Но, вместо того чтобы с Достоинством умереть, он заводит себе любовницу и меня бросает. А теперь еще ты собралась выйти на работу. Возьми отгулы.
— У меня их не осталось.
— Тогда больничный. Доктор Бейли тебе выпишет. Я заплачу.
— Мам, я не могу. — Во мне поднималась паника.
— Какие у тебя могут быть такие неотложные дела?
— В следующий четверг свадьба Давинии Вестпорт.
— Большое дело, — пробурчала она.
Если быть точными, то эта свадьба должна была стать одной из самых громких за этот год. Самая важная, сложная, дорогостоящая и наводящая ужас работа, какую мне когда-либо приходилось выполнять. Подготовка этого торжества уже несколько месяцев не давала мне покоя ни во сне, ни наяву.
Взять хотя бы цветы. Пять тысяч тюльпанов должны были прибыть в рефрижераторах из Голландии, а флориста с шестью ассистентами выписали аж из Нью-Йорка. Свадебный торт был заказан в виде четырехметровой копии статуи Свободы, но он должен был быть сделан из мороженого, поэтому заранее изготовить его было невозможно. Шатер, вмещающий до пятисот гостей, предстояло установить в чистом поле в Килдэре вечером в понедельник, а к утру следующего дня он уже должен быть превращен в страну арабских сказок. Тысяча и одна ночь. А поскольку Давиния — вообще-то любезная и понимающая девушка — решила сочетаться браком в январе, я до сих пор металась в поисках достаточного количества обогревателей, чтобы нам всем не окоченеть. И это — не считая всего остального. Которого было очень-очень много. Для меня было знаком профессионального признания, что Давиния именно меня выбрала для организации своей баснословной свадьбы. Но стресс, я вам доложу… Что, если повара слягут с отравлением, а у флористов будет аллергия на пыльцу? Парикмахер может сломать руку, шатер могут порезать хулиганы… И все это — мои проблемы.
Но ничего этого я маме объяснить не могла, поскольку все готовилось в строжайшей тайне, а мама умеет хранить секреты еще похуже моего. О шоколадке с начинкой «Тирамису» знала уже половина округи.
— Ты уйдешь на работу, а как же я?
— Может, попросим кого-нибудь из соседок с тобой побыть?
Тишина.
— Хорошо? Пойми, это моя работа, мне за нее деньги платят, я уже и так два дня пропустила.
— Каких соседок?
— Мм-мм…
За последнее время состав жителей квартала претерпел некоторые изменения. То все соседи были женщины маминого возраста и старше, и звали всех Мэри, Мора, Мой, Мария, Мора, Мэри, Мари, Мэри, Мэри и Мэри. За исключением миссис Прайер, которая носила имя Лота, но лишь по той причине, что она голландка. Они без конца наведывались к маме — чтобы вручить конверт для церковных пожертвований, а то и просто что-нибудь одолжить по-соседски — ну, вы понимаете…
И вот трое или четверо из этих Мэри переехали; Мэри, которая миссис Уэбб, продала дом и переехала в квартиру у моря, где собиралась доживать на пенсии, благо «дети уже подросли»; мистер Спэрроу умер, и Мэри Спэрроу, большая мамина подруга, уехала жить к сестре в Уэльс. А две другие Мэри? Уж и не упомню, поскольку, должна признать, я всегда пропускала мимо ушей половину из маминых рассказов о событиях местной жизни. Ах да, еще одна Мэри со своим мистером Гриффином перебрались в Испанию из-за артрита. А другая Мэри? Ну ничего, вспомню.
— Например, миссис Парсонс, — предложила я. — Она очень милая. Или миссис Келли.
Я тут же поняла, что идея не самая удачная. Отношения с этой парочкой (оставаясь внешне вполне благопристойными) натянулись после того, как миссис Парсонс попросила испечь торт по случаю двадцать первого дня рождения их дочки Силии не маму, а миссис Келли, хотя вся округа знала, что всем и всегда на двадцать первый день рождения торт печет моя мама; она делала эти торты в форме большого ключа. (Это было аж восемь лет назад. В этих краях злопамятство — вроде хобби.)
— Миссис Келли, — повторила я. — Она не виновата, что миссис Парсонс ее попросила испечь этот торт.
— Но ей необязательно было соглашаться, могла бы сказать «нет».
Я вздохнула. Все это мы уже тысячу раз обсуждали.
— Силия Парсонс не хотела ключ, она хотела бутылку шампанского.
— Доди Парсонс могла хотя бы спросить у меня, смогу я такое испечь или нет.
— Да, но она знала, что у миссис Келли есть специальная книга об украшении тортов.
— Мне никакая книга не нужна. Я могу придумать любое украшение из головы.
— Это точно. Ты у меня самая лучшая.
— И все говорили, что бисквит вышел сухим, как вата.
— Точно.
— Занималась бы тем, что у нее хорошо получается, — яблочными корзиночками для поминок.
— Но в самом деле, мама, миссис Келли ни в чем не виновата.
Сейчас было важно восстановить хорошие отношения с миссис Келли, поскольку больше пропускать работу мне нельзя. Франциск и Франческа (да-да, те самые ФФ) Дайнаны были довольны, когда мне досталось делать свадьбу для Давинии, и объявили, что, если у меня получится, все свадьбы будут мои. Но если я напортачу… По правде сказать, эти ФФ приводят меня в трепет. Как и всех в нашей конторе. У Франчески — седой пучок, как раз чтобы подчеркнуть ее боксерскую челюсть. Хотя в жизни она никогда не курит сигар, не носит мужских брюк и не сидит, расставив ноги, стоит мне закрыть глаза и подумать о ней (что происходит не так часто и всегда непроизвольно), как я тут же представляю ее именно в таком виде. Франциск, ее напарник по злодейским делам, похож на яйцо с ножками: весь его вес сосредоточен в районе живота, а ноги тощенькие, как у Кейт Мосс. Лицо у него круглое, а голова лысая, если не считать двух жидких кустиков над ушами, делающих его похожим на Йоду из «Звездных войн». Кто его мало знает, считают подкаблучником. Говорят про Франческу: «У них за мужика — она». Но как они заблуждаются! В этой семье оба — за мужика. Можете мне поверить.
