Развлечения для очень взрослых девочек (СИ) - Аникина Анна (читать книги регистрация .txt, .fb2) 📗
Степченко прикрыл рот ладонью, чтобы скрыть усмешку. Но глаза, конечно, смеялись.
Лечащий врач гордо выплыл из палаты, как крейсер из залива. Степченко, закрывая дверь, подмигнул Лёле. Та приложила палец к губами. Он кивнул.
Ну, хоть один нормальный человек. Не строит из себя не весть что. Сразу видно, надёжный, сильный и серьёзный парень. Неважно, что молодой и худой совсем. А очки ему очень идут, кстати. Влюбиться бы в такого лет в двадцать. Чтобы точно каменная стена. Подхватит, не уронит. Позаботится и не обидит. Простые такие вещи.
А Кузьмин? Он какой настоящий? Тот, что несёт её на руках? Тот, который кормит её в своём кабинете? Или тот, который разговаривает равнодушно? Лёля смутно понимала, что в его поведении что-то не так.
На неё снова накатывала тоска. А ещё мама со своими расспросами про бывшего мужа. Зачем ей эта информация? А главное, зачем она сама сейчас всё это в голове снова и снова прокручивает. Будто смотрит кинодраму тысячный раз.
Первые две замершие на одном и том же сроке беременности.
Потом их чудесная девочка. Которую Лёля таки почти-почти доносила. Да, работала. Да, никто поблажек на делал. И, видно, она виновата, что её малышке отмерили всего два часа жизни.
И каждый раз Паша предлагал "просто забыть". Это его "Не думай об этом". И ещё "Просто живи дальше". Как же мерзко!
А может быть это была его форма защиты? Может быть и он горевал по потерянной дочери? А Лёле все время нужно было об этом говорить. Снова и снова. Кто угодно свихнется.
А вот четвёртая беременность сорвалась, когда Паша ушёл. Ещё точнее, когда он назвал сыновей той женщины "мои пацаны". И выяснилось, что они начали встречаться до рождения и смерти их дочери. Кровотечение у Лёли открылось через час истерики. Срок небольшой.
Только Кира и Дашута слушали её столько раз, сколько у неё было сил про это говорить. Тогда Федя предложил забрать Лёлю в Болгарию на пару недель. С тех пор она ездила туда каждый год.
Кира не отходила от неё неделями после каждой сорвавшейся беременности. И только мужу и отцу её детей она сама была не нужна. Пашина мать назвала её "дефектной" прямо в глаза.
Как так случилось? Что она в своей жизни сделала не так? Чем провинилась? И главное, как довезти этот груз, который бесконечно давит? Как перенести боль, которая не желает утихать?
Будь неладна эта больница! Она дотерпит. Но никогда и никому она больше не скажет правды. Потому что вытерпеть это нереально. И никому её правда ничего хорошего не приносила.
Невролог разглядывала Лёлю. Откровенно. Даже слишком. Будто оценивала, стоит ли Склодовская её внимания. Да ещё и в субботу.
Расспрашивала. Лёля отвечала скупо и односложно. Было ощущение движения по минному полю. Каждое слово может быть как-то истолковано. Причём совсем не так, как хочется ей. Лёлина задача была сейчас получить максимум информации с минимальными моральным потерями.
На голову ей надели шапку с электродами. Перемазали все волосы гелем. Потом надо было смотреть на экран.
На просьбу объяснить медицинские термины, дама-доктор среагировала странно: "Вы что — врач?". Вот если бы она спрашивала "Вы что — учитель?" каждого родителя, задающего ей вопросы. Странная реакция.
— Я поняла. Спрошу у Александра Евгеньевича. Спасибо за исчерпывающую консультацию, доктор, — не сдалась Склодовская.
Невролог вытарашилась на неё пуще прежднего.
Лёля подняла голову, выпрямила спину и медленно вышла из кабинета, аккуратно закрыв дверь. Поняла, что кастинг у подружки матери Кузьмина она не прошла. Теперь дамам будет, о чем поговорить. Плевать!
Глава 15
В воскресенье кабинет Кузьмина закономерно оказался закрыт. На обходе была дежурная врач.
Возникшая в коридоре из неоткуда Вересова, глянув на Лёлю, выдала: "Александр Евгеньевич на операции". И на том спасибо.
Около поста её поймал Степченко.
— Вы в выходной тоже работаете?
— Я дежурю сегодня. Хотел к шефу набиться на операцию, но не успел. Там всё очень срочно. А вы как?
— А я к Вашему шефу хотела набиться на объяснения медицинской терминологии, — улыбнулась Склодовская, — Но не успела.
— Давайте я попробую, если позволите.
— А давайте!
Слово за словом Сергей распутал таки всю головоломку. И про сниженный кровоток и про повышенный тонус. Вкупе с пролапсом. Просто пора, наконец, взяться за себя серьёзно. И кроме лекарств подключить массаж и спорт. А главное убрать факторы стресса и добавить удовольствия.
Уже в понедельник утром Лёле выдали на руки компьютерную выписку за размашистой подписью доктора Краснова. И сообщили, что после обеда она может ехать домой. А может и до обеда. Как хочет.
Это волшебное "как хотите" грело душу. Лёля засобиралась. С соседкой прощались тепло, будто с дальней родственицей. Оделась. На улице совсем тепло. Тридцатое апреля.
В коридоре увидела наконец Кузьмина. Тот разговаривал с коллегой. Задержал взгляд на Лёле. Она прошла к лифтам. Услышала, как у него зазвонил телефон.
— Прости, дочь звонит, потом договорим, — сказал коллеге, — Алло, Котенок, привет! Как ты? Как мама? — уже в трубку, широко улыбаясь.
Лифт открылся. Лёля зашла. Обернулась. Кузьмин что-то радостно говорил в трубку, глядя прямо на неё. Дочь. У него есть дочь. И у дочери есть мама.
Двери стали закрываться. Кузьмин не отрывал взгляд.
В лифт буквально впрыгнул Степченко. Взял у Лёли сумку.
— Я провожу.
Она кивнула.
Вышли на улицу. Солнце слепило. Первая зелень радовала глаз. Лёля застыла на минуту.
— Вас встречают?
— Нет. Вон моё такси.
Сергей довёл её до машины. Поставил вещи в багажник.
— До свидания, Ольга Владимировна.
— До свидания, Сергей Анатольевич.
— Серёжа. Какой я Вам теперь Анатольевич.
— Спасибо, Серёж, за всё.
Она порывисто обняла парня. Поцеловала в щеку.
— Ольга Владимировна, если что-то вдруг понадобится, любая помощь, вот. Это мой телефон.
— Лёля. Какая я тебе теперь Владимировна.
Он посадил её в машину и помахал рукой. Она махнула в ответ. И, глянув на окна последнего этажа больницы, отвернулась.
Кузьмин стоял у окна процедурой, оно выходило на улицу. Оттуда было отлично видно, как Степченко усадил её в машину. Уехала. Всё.
Но не поговорить с дочерью впервые за три месяца, он не мог.
Вышел в коридор. Из дверей лифта появился Сергей. Подошёл.
— Александр Евгеньевич, можно я Вам не как интерн скажу?
— Валяй!
— Дурак Вы. Она плакала, когда уезжала. Я видел.
— Кто?
— Лёля. Ольга Владимировна.
— М-да…, - Кузьмин почесал затылок, — Ты прав, Сергей. Прав.
Лёля, значит…
Глава 16
Повод, по которому звонила дочь, был действительно серьёзным. И Кузьмин предпочёл обсудить это не с двенадцатилетней девочкой. А со своей бывшей женой Верой. Поэтому, вернувшись в свой кабинет после разговора с Сергеем, он набрал её номер.
— Вер, почему Катя так расстроена? Что происходит? Что-то в школе?
— Нет, Кузьмин. Это твоё упрямство ослиное происходит. Ничего нового!
— Объясни.
— Петеру предложили должность в канадском филиале. Он может взять туда семью. Я его официальная семья. А Катя — нет. Ты же отказываешься подписывать документы. А Петер согласен её удочерить и дать свою фамилию.
— Катя моя дочь.
— Вот про это я и говорю. Два осла. Ты упёрся. Далось тебе это отцовство! Ты ж её не видел, ни когда она пошла, ни когда первое слово сказала. Ты где был, Кузьмин? А я тебе скажу, где. Ты был в больнице.
— Это моя работа.
— И дочь, что странно, тоже вся в тебя! Не хочет она с нами в Канаду. И фамилию менять тоже не хочет. И что делать? Мне разорваться?
— Что ты хочешь?
— Подпиши документы на отказ от отцовства.
— Нет.
— Тогда в сентябре Катя переезжает к тебе. Она так сказала. И крутись, Кузьмин, как хочешь! Может наконец будешь ей настоящим отцом. А не мифологическим.