Просто друзья (СИ) - "PaperDoll" (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
— Именно этим и занимаются парни, которым всё равно, — она хмыкнула, а затем свернула и медленно двинулась вперед. Я пошел следом за ней.
— Я не говорил, что мне на всех плевать. Может быть, немного. Но я просто…
— Не можешь поступить иначе, — закончила она вместо меня. И это была правда. Я не хотел идти в паб с Найджелом, но не мог иначе. Не хотел спасать Дженну с тупой вечеринки, но не мог иначе. Единственное, чего я хотел, чтобы у Джо не сложилось обо мне неправильное мнение, будто это имело хоть какое-то значение. Ведь кем она была? Всего лишь девушкой из дома в другом конце улицы. Всего лишь той, что задела мои чувства и мне теперь приходилось с этим как-то мириться. — Можешь не объясняться. Я понимаю, — она повернулась ко мне лицом и стала ехать задом наперед, что выглядело так изумительно странно.
— Ты так сильно уверена в том, что видишь меня насквозь? — я ухмыльнулся. Мне стоило бы поспешить, но я медленно брел за девушкой. — Ты ничего обо мне не знаешь, Джо, — я произнес её имя нарочно так, чтобы она не думала, будто я действительно подчинялся её ничтожной прихоти называть других полными именами. Девушка сморщила нос, будто ей от этого стало неприятно. Улыбка её погасла.
— Ты ведь никому и не позволяешь этого сделать, а потому одинокий, от чего и злой, — она снова отвернулась от меня, набрав скорость. Я ускорил шаг, поэтому не намного отставал.
— И всё же не я катаюсь здесь в полном одиночестве. Похоже, твой единственный друг уехал.
— Зря ты так, Фредерик. Я не сделала ничего плохого, чтобы заслужить подобную грубость, — и это заставило меня опешить. Кажется, я действительно начал переходить границы позволенного. Мне не стоило говорить с опалу того, что я сказал. Я хотел перестать думать о Джо, а не отталкивать её вовсе.
— Прости, — тихо произнес я, опустив голову вниз, как провинившейся ребенок. Я снова чувствовал себя глупо, и это было ненормально, как эта девчонка пропускала через меня весь спектр эмоций, выводила меня из контроля.
— Всё в порядке, — заверила меня девушка, снова обернувшись. — Я знаю, что умею быть раздражающей. Тебе нет, за что извиняться.
Я поднял глаза на неё. Она улыбалась. Мы оба остановились.
— Ты не раздражающая. Ты честная. Я к такому не привык.
— Тогда, наверное, стоит начать, — Джо снова подняла глаза к небу и стала рассматривать звезды. Я сделал то же самое, но меня надолго не хватило. Мне хотелось рассматривать её, и дольше с этим я не мог бороться. Мне нравился её небрежно завязанный пучок и пряди, заправленные за ухо, что колыхал ветер. Перевернутая лямка комбинезона. Один носок сполз вниз. Идеальные бантики на роликах. Такой она была.
— Твой друг должен быть в этом доме, — Джо обернулась, чтобы указать мне на дом, что весь светился изнутри, отличаясь от других на этой улице. Музыка сюда не была слышна, но я был почти уверен, что окажись я внутри, как она взорвала бы мои барабанные перепонки. До нас доносились лишь сумасшедшие крики некоторых особо пьяных подростков, что под воздействием алкоголя или наркотиков были готовы ко всевозможным подвигам. — Надеюсь, ты успеешь спасти его от этого безумия, — её ладонь легла на мою спину и легонько похлопала меня. — Удачи, — сказала напоследок Джо.
Затем девушка надела наушники и уехала обратно, скорее всего, чтобы вернуться домой. Я смотрел ей вслед. Она двигалась плавно, и внезапно мою голову поразил совет Эллы никогда не приглашать Джо кататься на коньках. Это было странно. Если она так хорошо каталась на роликах, то должно быть не хуже могла кататься и на коньках. Лучше меня точно.
Я нехотя побрел спасать Дженну всё ещё с мыслями о Джо, снедаемый противоречивыми чувствами на счет того, что происходило в моей жизни.
Глава 3
Мой дед был писателем. Зарабатывал на жизнь глупыми детскими сказками, проиллюстрированными достаточно хорошо, чтобы их купил хотя бы кто-нибудь. Они отличались чёрным по белому исписанной моралью, что должна была поучать самых младших безропотно верить в добро и бороться со всяческим злом. Сюжеты их были заезженными и не отличались большой фантазией. Дед не был достаточно популярен и зарабатывал, по правде говоря, копейки, но жил этим с верой в то, что однажды напишет что-то, что принесет ему всемирную славу. Подобного с ним так и не случилось, хоть он не переставал делать для этого всё до самой своей смерти.
Отец начал писать, будучи ещё ребенком. Дедушка читал все его работы, осыпая сына жестокой критикой, что, тем не менее, не убила в нем желания писать лучше, чтобы однажды услышать от отца похвалу. Сперва он тоже промышлял сказками, но затем понял, что это было ему явно не по душе, а потому после первого же похода в театр с классом, папа так увлекся происходящим на сцене, что незамедлительно начал писать собственную пьесу. Один за другим выходили из-под его пера произведения, что получали такие долгожданные похвалы от отца. И всё же верхом его творчества был момент, когда одну из его пьес превратили в постановку школьного театра. После этого мой отец с ещё большим усердием стал писать, отправляя свои творения лучшим театральным режиссёрам Англии. До сегодняшнего дня его запросы остаются безответными.
Наверное, отец решил, что и у нас с Эллой должен бы развиться писательский потенциал, из-за чего заставлял нас писать. И если у сестры это получалось крайне хорошо, то у меня крайне плохо. Я ограничил себя всего лишь одной попыткой написать что-либо, и она не увенчалась успехом.
Это должен был получиться рассказ о мальчике вроде меня, что не мог найти дороги домой. Каждый день из школы его забирала мама, но, когда та умерла, ему пришлось возвращаться самому. Вдохновение прошибло меня насквозь. Я буквально чувствовал всё то, что должен был чувствовать мой герой, но это не выливалось в текст. Я напрасно пытался втиснуть мысли в слова, пока, в конце концов, не вымучил рассказ, что поместился на пяти тетрадных страницах. Перечитав его в одиночку, я сам убедился в том, что написан он был сухо, без малейшей доли таланта. Я сжег тетрадь. Отцу соврал о том, что ничего не смог придумать. У меня со всем так скверно получалось. Я даже предположить не мог, в чем мог быть хорош, кроме как выводить отца из себя. Шестнадцати лет оказалось мало, чтобы ответить на этот вопрос.
Когда отец захотел со мной поговорить, я знал, о чем будет идти речь. Мы всегда говорили с ним об одном — моем бесполезном существовании и альтернативе сделать его более значимым для меня самого и мира.
— Какие у тебя планы на лето? — мужчина стал расхаживать по моей комнате, рассматривая всё вокруг, будто был здесь впервые. Три стены, покрашенные в глубокий синий цвет и одна в белый. Они не были изувечены тупыми плакатами или милыми семейными фото, от которых меня воротило. Они оставались чистыми, и мне это нравилось гораздо больше излишнего нагромождения, чем отличалась комната Эллы. Она говорила, что это скучно и уныло, но мне было в самый раз.
— Пока никаких, — ответил я, закрывая вкладку с игрой. Отец отодвинул шторы, из-за чего яркий свет резко ударил в глаза, заставив меня поморщится.
— Тебе нужно найти какое-то хобби или работу, — опять он взялся за старое. Мужчина присел на край кровати, сосредоточив внимательный взгляд на мне. Я же прокрутился на кресле, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Это вроде как должен был быть серьезный разговор.
— Ты же знаешь, что в прошлом году я испытал все работы, куда брали людей моего возраста и отовсюду меня увольняли, — я качнул головой, зарыв ладонь в волосы, что лезли прямо в глаза. Жуткое выдалось лето.
Ровно год назад я решил, что найти роботу будет легче, нежели написать чёртов сценарий или пьесу, о чем просил отец. Я ещё никогда так сильно не ошибался. Оказалось, что я был непригодным даже для самой простой роботы, предлагаемой подросткам в этом небольшом городишке. Я попытал свои силы в книжной лавке, продуктовом мини-маркете, редакции местной газеты и пабе. В каждом из этих мест я не сумел продержаться дольше десяти дней, которые давались для стажировки. У меня всё валилось с рук, никак не получалось быть обходительным или хотя бы вежливым, часто путал задания или забывал о некоторых обязанностях. Я оказался неготовым к жизни в реальном мире, а потому последние несколько недель безвылазно торчал в своей комнате, снедаемый чувством собственной беспомощности.
