Битва за любовь (Запах серы) - Гэблдон Диана (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗

Монах грациозно повел рукой, как бы отклоняя мою благодарность.

— Я рад, что мог быть вам полезен, — сказал он, и Я заметила, что по-английски он говорит отлично, но с небольшим французским акцентом. — Я проходил по крылу для гостей к часовне Святого Жиля и услыхал крики.

Я поморщилась при воспоминании об этих криках, таких хриплых и ужасных, и понадеялась в душе, что больше не услышу их. Взглянув на окно в конце прохода, я не заметила никаких признаков рассвета.

— В часовню? — спросила я с удивлением. — А я считала, что утреню служат в главном храме. Но и для утрени еще рано, как мне кажется.

Францисканец улыбнулся. Он был еще молод, едва за тридцать, но в блестящих каштановых волосах пробивалась седина. На макушке аккуратная тонзура, аккуратно подстрижена и каштановая борода.

— Да, для утрени рановато, — ответил он, — но я направляюсь в часовню, ибо пришел мой черед продолжить вечное бдение у Святого Причастия.

Он заглянул в комнату Джейми, где часы-свеча показывали половину третьего.

— Я сильно запаздываю, — сказал он. — Брат Бартоломе уже борется со сном, ему пора в постель.

Он поднял руку, поспешно благословил меня, повернулся на каблуках своих сандалий и исчез за дверью в конце коридора, прежде чем я собралась спросить, как его имя.

Войдя в комнату, я проверила, как дела у Джейми. Он снова уснул, дышал легко, между бровями набежала едва заметная складка.

Утром я чувствовала себя гораздо лучше, но у Джейми после беспокойной ночи запали глаза, к тому же его тошнило. Он категорически отказался от горячего укрепляющего напитка из вина, яиц и сахара, а также и от супа и прямо-таки ополчился на меня, когда я хотела проверить повязки на сломанной руке.

— Ради Бога, Клэр, оставь меня в покое! Я не хочу, чтобы меня опять ковыряли!

Он отодвинул руку и явно разозлился. Я молча отошла в сторону и принялась разбирать баночки и пакетики с лекарствами на маленьком столике: вот мазь из календулы, а вот успокаивающий маковый настой, отдельно кора ивы, вишневая кора и ромашка — для приготовления целебных чаев, чеснок и тысячелистник для дезинфекции и так далее, все по порядку.

— Клэр!

Я обернулась на оклик Джейми; он сидел на постели и смотрел на меня с виноватой улыбкой.

— Прости, Саксоночка! У меня схватило живот, поэтому я в скверном настроении с утра. Но я не должен был грубить тебе. Ты простишь меня?

Я подошла к нему и легонько приобняла за плечи.

— Прощать нечего, это мелочи. Но что ты имеешь в виду, когда говоришь, что у тебя схватило живот?

Уже не впервые я отмечала про себя, что личная близость и романтика — далеко не синонимы. Джейми поморщился, прижав здоровую руку к животу.

— Я имею в виду попросить тебя оставить меня ненадолго наедине с самим собой. Не возражаешь?

Я, разумеется, немедленно выполнила его просьбу и отправилась позавтракать. Возвращаясь спустя некоторое время из трапезной, я заметила изящную фигуру в черной рясе францисканца, пересекающую двор по направлению к монастырской аркаде. Я поспешила монаху навстречу.

— Отец! — окликнула его я, и он, остановившись, улыбнулся мне.

— Доброе утро, мадам Фрэзер! — поздоровался он. — Как чувствует себя ваш муж нынче утром?

— Лучше, — ответила я, надеясь, что слова мои соответствуют действительности. — Я хотела бы поблагодарить вас за помощь прошедшей ночью, но вы удалились так поспешно, что я даже имени вашего не узнала.

Светло-карие глаза сверкнули, когда он поклонился мне, приложив руку к сердцу.

— Франсуа Ансельм Мерикер д'Арманьяк, мадам, — назвал он себя. — Так меня назвали при рождении. Теперь же я отец Ансельм.

— Я не хочу отнимать у вас время, — сказала я. — Мне просто очень хотелось поблагодарить вас.

— Вы не задержали меня, мадам. Я повинен в грехе лени, никак не соберусь приняться за работу.

— А что у вас за работа? — полюбопытствовала я.

Этот человек был явно временным обитателем монастыря, его черная францисканская ряса резко выделялась на фоне коричневых бенедиктинских. Прислуживающий нам брат Полидор уже говорил мне, что в монастыре несколько таких вот приезжих, главным образом ученых, желающих поработать в прославленной монастырской библиотеке. Одним из таких оказался и отец Ансельм, он провел здесь уже несколько месяцев, занимаясь переводом трудов Геродота.

— Вы видели библиотеку? — спросил он. Я отрицательно покачала головой.

— Так идемте, — предложил он. — Она производит сильное впечатление, и я уверен, что ваш дядя настоятель не стал бы возражать против вашего посещения.

Мне, с одной стороны, интересно было увидеть библиотеку, а с другой — не очень-то хотелось возвращаться к изоляции в крыле для гостей, поэтому я последовала за монахом без колебаний.

Библиотека была великолепная, с высоким потолком и стройными готическими колоннами, разделяющими крышу на множество отсеков. Узкие окна заполняли простенки между колоннами, и в библиотеке было много света. Большинство окон застеклено было обычным стеклом, но некоторые представляли собой витражи на темы библейских притч. Ступая на цыпочках, чтобы не беспокоить согнувшихся над книгами монахов, я задержалась у восхитительного витража, изображающего бегство в Египет. [18]

На некоторых полках книги были установлены в обычном порядке — рядами одна за одной, на других же книги не стояли, а лежали, чтобы лучше сохранялись драгоценные переплеты; был здесь и застекленный шкаф, содержавший пергаментные свитки. В библиотеке ощущалась атмосфера некоей торжествующей гармонии, словно бы каждая из бережно хранимых книг беззвучно пела свою мелодию под крышками переплета. Я покинула помещение библиотеки в умиротворенном настроении, и мы с отцом Ансельмом не спеша пошли через главный двор. Я снова попыталась поблагодарить его за помощь предыдущей ночью, но он только пожал плечами в ответ на мои слова.

— Не думайте больше об этом, дитя мое. Надеюсь, вашему мужу сегодня лучше?

— Я тоже надеюсь на это, — коротко ответила я и спросила: — А что такое вечное бдение? Вы говорили, что участвовали в нем ночью.

— Разве вы не католичка? — удивился он. — Ах, я забыл, вы же англичанка. И, вероятно, протестантка?

— Собственно говоря, я ни то, ни другое, если иметь в виду смысл веры, — сказала я. — Формально я католичка.

— Формально? — Гладкие брови взлетели высоко на лоб в изумлении.

Я помолчала — из осторожности, припомнив опыт общения с отцом Бэйном, но, кажется, этот монах не собирался в ужасе осенять меня крестным знамением.

— Ну, как бы вам сказать, — начала я и наклонилась, чтобы выдернуть сорняк, проросший между двумя каменными плитами двора. — Я была крещена в католическую веру. Но мои родители умерли, когда мне исполнилось всего пять лет, и после этого я жила у дяди Лэмберта, а он… — Тут я запнулась, припомнив жадное стремление дяди к научным исследованиям и его безразличие к любой религии как системе верований — для него религиозные культы оставались лишь признаками классификации культур. — По правде говоря, в вопросах веры он был всем и ничем. Он знал все верования, но не верил ни в одного из богов. Я не получила религиозного воспитания. Мой первый муж был католиком, однако не слишком ревностным. Меня, скорее всего, следует рассматривать как язычницу.

Я опасливо поглядела на отца Ансельма, но он, вместо того чтобы возмутиться, добродушно рассмеялся.

— Всем и ничем, — произнес он, явно смакуя это выражение. — Мне это нравится. Но для вас, боюсь, оно не подходит. Как член Святой Матери Церкви вы навсегда остаетесь ее чадом. Как бы мало вы ни знали о вере, вы такая же католичка, как наш Святой Отец Папа.

Он возвел глаза к небу. Оно было пасмурным, но листья на кустах ольшаника были недвижимы.

— Ветер утих. Я собирался совершить небольшую прогулку, чтобы прояснить голову на свежем воздухе. Почему бы вам не составить мне компанию? Вы нуждаетесь и в свежем воздухе, и в движении, а для меня таким образом представился бы случай преподать вам духовное наставление и объяснить вам обряд вечного бдения.