Забвению неподвластно - Торн Александра (книги без регистрации .txt) 📗
— Я принесла вам самое легкое — только тосты и чай. Если вам захочется чего-то еще, позвоните мне на кухню.
Она поставила поднос на кофейный столик и вышла из комнаты.
Джейд была благодарна Гейбу за то, что он молчал, пока они ели. Она заставила себя проглотить несколько тостов и запить их чаем — только ради ребенка. Когда она закончила есть, то была готова встретить миллион проблем, связанных со внезапной смертью Дункана. Она встала и прошлась по комнате более уверенно, чувствуя тяжесть в желудке, а затем достала из ящика конторки ручку и блокнот.
— Нам нужно составить несколько списков и разработать план.
— Вы достаточно хорошо себя для этого чувствуете?
— Нет. Но если я не буду хоть что-то делать, то свихнусь.
Гейб выразил понимание кивком головы:
— Значит, будем составлять план.
За время разговора с Гейбом Джейд освоилась со своей скорбью, с приливами и отливами отчаяния. Запасы слез казались неиссякаемыми, и она тратила их с щедростью транжиры: расписывала обязанности — и рыдала, составляла списки — и рыдала.
Гейб вызвался съездить утром в город, чтобы организовать похороны Дункана и привезти на обратном пути от ветеринара Блэкджека. Джейд останется на ранчо, чтобы обзвонить друзей и написать некрологи для «Санта-Фе нью-мексикэн» и «Нью-Йорк тайме».
В семь вечера Дулси включила свет в комнате и унесла поднос. В восемь прибыл доктор Адельман. Он выразил Джейд свои соболезнования и передал таблетки со снотворным. В девять Гейб сказал, что на сегодня хватит.
— Я знаю, что вы устали, но не ложитесь еще спать, — попросила Джейд. — Я не могу оставаться одна.
— И я тоже, — ответил он.
— Не хотите стаканчик шерри?
Он улыбнулся, впервые с тех пор, как приехал на ранчо:
— Разве вы не знаете, что предлагать индейцу выпить запрещено законом?
Она покачала головой.
— Это глупый закон, — сказал Гейб. — Мы с женой всегда выпивали за обедом, когда я был в Иеле.
Джейд подошла к буфету, наполнила два бокала и вернулась к диванчику.
— Как вы пережили ее смерть? — спросила она, протягивая ему бокал.
Он задумчиво отхлебнул янтарную жидкость:
— Никогда до конца я не смогу это пережить. Нет ни единого дня, когда бы я не помнил о ней. С тех пор прошло больше двадцати лет, но я часто ловлю себя на том, что днем подмечаю какие-то вещи в надежде рассказать ей о них вечером.
— Вы имеете в виду, что и я буду в таком состоянии до конца жизни?
— И да, и нет. Боль пройдет. Придет время, когда вам не нужно будет прятаться от воспоминаний. Вы будете приветствовать их как старых и верных друзей.
Он сделал паузу, и взгляд его ушел внутрь, туда, где мог видеть только он.
— Ученые утверждают, что материя не исчезает, а лишь видоизменяется. Я думаю, что то же самое происходит и с любовью. Люди слишком много ставят на ненависть, скопившуюся в них, и действуют во имя зла. Но я верю, что именно любовь — самая могущественная сила во вселенной. Ее — как и материю — невозможно уничтожить. Она только претерпевает изменения.
Он остановился и сделал глоток.
— Пожалуйста, продолжайте! — попросила Джейд.
Он вновь заговорил, и в его глазах светился огромный мир доброты.
— Любовь, которую я испытываю сейчас к моей жене, совсем не похожа на ту, которой я упивался в дни своей молодости. Но она настолько же могущественна. Она может превратить самый холодный день в Акоме в лето. У вас с Дунканом — особенная любовь. Вы нашли путь к нему. Возможно, когда-то в будущем он найдет дорогу к вам.
— Вы действительно верите в это?
— Я много думал об этом с того дня, когда мы трое совершили прыжок сквозь время. Я, правда, недостаточно мудр… — Он покачал головой и взглянул на свои натруженные руки. — Только у Бога есть ответ на ваш вопрос. А я просто старый и слабый человек с измученным сердцем. Но я провел большую часть жизни, пытаясь понять природу нашего земного существования. Мне кажется, что время — это река. Мы можем испить из ее истока, искупаться в ней там, где она набирает силу, или ощутить ее в виде дождя, подняв лицо к небу. Эта река существовала всегда. Вы и Дункан плыли по ней множество раз. И я верю, что поплывете снова.
Родители Джейд не верили в загробную жизнь. По их завещанию они были кремированы, а пепел развеян над полем за домом. Их жизни оборвались столь внезапно, и так мало осталось свидетельств их пребывания на этой земле, что Джейд потребовались годы, чтобы свыкнуться с отсутствием родителей. Сейчас, прощаясь с последними посетителями на похоронах Дункана, Джейд подумала, что настоящая последняя церемония, с цветами, венками, речами, — это заключительный акт скорби, признания милосердия.
Дункан лежал на вершине холма, возвышающегося над ранчо Сиело. Блэкджека похоронили двумя днями раньше, и он лежал футах в десяти от последнего пристанища своего хозяина. Казалось само собой разумеющимся, чтобы они оба наблюдали с этой возвышенности за ранчо.
После того как Джейд пожала руку последнему участнику траурной церемонии, она вернулась в гостиную, где ее ожидали трое мужчин. Ральф Бресуэйт и Дэвид Макс прибыли через два дня после пожара, измученные восемнадцатичасовым перелетом из Нью-Йорка. Под глазами у них до сих пор виднелись темные круги, еще больше подчеркивающие их скорбь.
На их фоне Габриэль Нотсэвэй выглядел гораздо спокойнее, но Джейд знала, что за его легкой улыбкой скрывается острая боль от потери друга. В море ее скорби Гейб оставался чем-то вроде скалы, крепости на острове.
Во время похорон все трое возносили панегирики Дункану, вспоминали о его жизни. Дэвид, по его просьбе, выступал последним. Когда он произносил заключительные слова: «Спи спокойно, светлый гений, и пусть ангелы поют тебе бесконечные песни», — у Джейд чуть было не подкосились ноги. Но Гейб постоянно был рядом с ней, передавая свое мужество.
Теперь ей казалось естественным подойти к нему и опереться на его руку.
— Даже не знаю, каким образом я смогу вас отблагодарить, — сказала она, глядя на трех мужчин. Какие они были разные и в то же время одинаковые в своей преданности Дункану! — Без вас я ничего не смогла бы сделать.
— Мы просто отдали ему последний долг. Надеюсь, он бы нас одобрил. — Голос Дэвида звучал хрипло. Из них троих он смотрелся самым измученным. — Я и не думал, что в Санта-Фе так много жителей. И что все они любили Дункана.
Ральф безостановочно ходил по комнате. Он тоже выглядел обессиленным и исхудавшим.
— Ничего так не объединяет людей, как напоминание об их бренности. — Его взгляд сверкнул из-под нависших бровей. — Я до сих пор не могу поверить, что кто-то поджег студию. Кто, черт побери, мог так ненавидеть Дункана, чтобы среди ночи облить бензином стены? — Он обернулся к Гейбу: — Полиция арестовала кого-нибудь?
— Еще нет. Но я думаю, что сейчас не время обсуждать этот вопрос.
— Почему же? Все нормально, — сказала Джейд. Она понимала, что Гейб хочет оградить ее от неприятных воспоминаний, но этого уже никогда нельзя будет сделать. — Я знаю, что Дункана не вернешь, но хочу, чтобы поджигатель был пойман и наказан. Это мое единственное желание.
— Мы все это хотим, — произнес Гейб. — К несчастью, полиция пока мало что смогла сделать.
— Ох, все боги ада! — пробормотал Ральф.
Джейд подумала, что эти слова как нельзя лучше подходят к ситуации. Четыре дня после смерти Дункана она прожила в аду, ежечасном, ежеминутном, ежесекундном. Хуже всего приходилось ночами. Она спала урывками: постоянно просыпаясь, вскакивая на постели, чувствуя, как стучит сердце. Словно самое страшное только еще должно случиться…
Появление Дулси прервало ее печальные размышления.
— Я, пожалуй, начну здесь прибирать? — спросила Дулси, указывая на грязную посуду, пустые бокалы, переполненные пепельницы, оставленные полусотней гостей, почтивших память Дункана на поминках.
— Почему бы не оставить это до завтра? — предложила Джейд.
