Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер (читаемые книги читать .txt, .fb2) 📗

— Да, я думаю, да.

— Пойдем? Или тебе нужно еще пять минут?

— Мне… нужно еще пять минут, пожалуйста.

— Нет проблем. Я специально встал рано из-за этого.

— Это… это было запланировано? Все всего лишь шоу?

— Почти все. Кофе был действительно отвратительным.

Я улыбаюсь и прижимаюсь к нему, наслаждаясь его объятиями, поцелуем, которым он прикасается к моей макушке.

Пять минут истекают слишком быстро, и Роберт отрывается от меня.

— Нам пора идти, моя красавица.

Он берет ключи от машины с комода и поворачивается ко мне.

— В следующий раз я встану еще раньше.

— Почему?

— Потому что тогда ты сможешь мне еще и отсосать в качестве благодарности за урок… — усмехается он и открывает дверь.

— Сегодня вечером?

— На это ты можешь поставить свою прелестную и прилично одетую задницу, Аллегра, — отвечает он и игриво шлепает меня, когда я прохожу мимо него.

— Роберт, — говорю я и разворачиваюсь, кладу руку на ему грудь и улыбаюсь, — я люблю тебя.

— Я знаю. Ты показываешь это мне каждый день.

Глава 45

Конечно же, на фирме не обходится без сверхурочной работы, и по четвергам приходится оставаться дольше. Инге по четвергам тоже особо нечем заняться, поэтому она также работает сверхурочно. Как бы то ни было, но работа должна быть выполнена. С пяти вечера мы остаемся в бюро одни, и тишина, которая царит в кабинетах, очень помогает нам сконцентрироваться и выполнить большую часть работы. На коллективном собрании Арне дал понять, что ожидает сотрудничества со стороны архитекторов, и на удивление все протекает без сучка и задоринки. В беседе с глазу на глаз Роберт сообщил Арне, что я буду работать сверхурочно только по четвергам, и то до 19:30, чтобы быть дома к восьми вечера. Мне аж в зобу дыханье сперло, когда Роберт поведал мне это, как само собой разумеющееся. Двое мужчин договорились без моего ведома и без моего активного или хотя бы пассивного участия о том, как долго я могу работать и когда самое позднее мой зад должен оказаться дома.

***

В этот четверг в середине мая я разбираюсь с неоплаченными счетами и пишу напоминания, а Инга заботится об отложенных на потом накладных за последний месяц: архитекторская документация, канцелярские товары, принадлежности для черчения, новое программное обеспечение, платные обновления программного обеспечения.

— Невероятно, сколько стоят эти программы САПР… — бормочет она, и я киваю, соглашаясь.

Инга встает и достает папки с накладными из шкафа. Услышав, как открывается входная дверь, мы с удивлением смотрим друг на друга. Девушка идет к стойке приема с папкой в руках, чтобы посмотреть, кто к нам пришел. «Вероятно, это Вангари, уборщица, явилась сегодня пораньше», — думаю я. Обычно она приходит в половине седьмого, но иногда и к пяти. В зависимости от того, когда у няни ее ребенка есть время.

— Привет. Мы закрыты. А Аллегры здесь нет, — говорит Инга, и из этого следует только один вывод: это не Вангари. Это Марек.

— Она здесь. Ее машина стоит на заднем дворе.

Марек. Действительно. Ох, дерьмо! И Роберта, как назло, нет рядом. Он должно быть сейчас сидит с Лотти в мексиканском или китайском ресторане и слушает последние детсадовские сплетни: свежие возмутительные истории о глупом Лукасе, который всегда раздражает Лотти, и восхваления Дагмар — лучшей воспитательницы в мире, которая тоже терпеть не может дурачка Лукаса и всегда ругает его. Я встаю и иду, обходя перегородку, к стойке приема.

— Марек, — говорю я, — пожалуйста, уходи. Я не буду разговаривать с тобой, и ты это знаешь.

— Он запретил тебе это?

«Да, он», — думаю я. И он не будет рад, если я расскажу ему, что случилось.

— Убирайся.

— Вы знаете, что у Аллегры и Роберта особый вид отношений? — обращается Марек к Инге.

— Вы имеете в виду такие отношения, в которых приходится сталкиваться с тем фактом, что ревнивец-бывший постоянно вмешивается? Да, я знаю это.

Мне хочется расцеловать Ингу.

— Порол ли какой-либо мужчина когда-нибудь Вашу задницу за подобную наглость?

— Вы что, только что пригрозили избиением? — спрашивает Инга и поднимает трубку.

— Нет, — отвечает он, — здесь только одна женщина, чью задницу мне хочется пороть. Пока она не возьмется за ум и не попросит прощения.

— Марек, насколько я знаю, у тебя уже достаточно проблем с законом. Ты хочешь еще больше?

— На самом деле именно поэтому я здесь. Я надеялся застать тебя одну.

— Ты здесь, потому что хочешь больше проблем с законом?

— Конечно, нет, совсем наоборот. Не строй из себя дуру, Аллегра, тебе это не идет. Мне нужна твоя помощь.

Инга начинает оглушительно смеяться, и я смотрю на Марека, как будто он не совсем в своем уме.

— Это войдет в историю, — смеется Инга, — как наихудшая попытка попросить помощи у того, кто тебя не переваривает.

— Заткнитесь и убирайтесь отсюда прочь, — рычит Марек, но Инга качает головой.

— Забудьте это и как можно скорей. Мне позвонить в полицию, Аллегра?

— Нет. Марек и так уйдет. Немедленно.

— Аллегра, пожалуйста. Ты должна помочь мне. Я назвал тебя свидетелем.

— Что ты сделал? — спрашиваю я, опускаясь на стул. Я не могу в это поверить. Мало того, что он не оставляет меня в покое, так теперь еще и втягивает меня в эту неприглядную историю, связанную со взяточничеством.

— Да. Из-за пятидесяти тысяч евро, которые ты дала мне десять лет назад.

— Я никогда тебе не давала…

— Замолчи, Аллегра, и вспоминай!

Властно, предостерегающе и строго. Раньше я в ужасе скулила от этого тона, теперь он оставляет меня холодной. К счастью. И вдруг понимаю, что хотя у Роберта тоже подобный тон — естественно — но я не испытываю страха, по крайней мере, не такого обжигающе реального, как тот, который испытывала с Мареком.

— Мне не надо вспоминать, Марек. Я бы знала, если бы дала тебе столько денег. Я никогда не владела пятидесятью тысячами евро за всю свою жизнь — откуда? В двадцатилетнем-то возрасте всего? Ты считаешь, что следственные органы настолько глупы? Тебе не кажется, что они обязательно проверят, как такая огромная сумма попала в руки двадцатилетней девушки, которая якобы передала столько бабла своему любовнику без долговой расписки?

— Долговая расписка… — говорит Марек и сует руку в карман пиджака, — … у меня есть.

Он протягивает мне лист бумаги, на который я гляжу лишь мельком.

— Он не подписан.

— Тогда ты забыла это сделать. И ты сделаешь это сейчас.

— Нет.

— Тогда ты не получишь обратно пятьдесят тысяч евро.

— Не имеет значения. Я никогда не одалживала тебе больше пяти евро, если вообще одалживала.

Я пожимаю плечами и возвращаю ему лист бумаги.

— Пятьдесят тысяч евро — это большие деньги, Аллегра.

— Верно. Но недостаточно, чтобы купить у меня оправдывающее заявление, которое приведет лишь к тому, что мне придется объяснять, где я взяла столько денег. Я не собираюсь в тюрьму за тебя, Марек. Забудь об этом.

— Аллегра. Ты же знаешь, что я желаю тебе добра, и с теми пятьюдесятью тысячами евро, которые я должен тебе…

— Нет. Ты мне ничего не должен.

— Итак, если тебя пригласят дать показания…

— … я скажу правду, Марек. Только правду и больше ничего. Я не имела ничего общего с твоими сомнительными махинациями и не позволю меня вмешивать. Даже не думай.

— Как может кто-то, кто настолько недипломатичен и невероятно неуклюж, заработать такую огромную сумму денег? — спрашивает Инга и усмехается. — Ну, это действительно меня интересует…

Марек холодно смотрит сначала на Ингу, затем на меня и говорит:

— Вот здесь она такая крутая и профессиональная, сильная, независимая женщина и милая Аллегра, верно?

Он на мгновение замолкает, а я закрываю глаза и качаю головой, потому что не в силах ничего предотвратить.

— Марек, замолчи. Я предупреждаю тебя.

Встаю со стула и указываю на дверь.

— Убирайся. Немедленно.