Практическая магия - Смит Дебора (лучшие книги TXT) 📗
– Я люблю тебя, – услышала я.
Мне показалось, что холодное предзакатное солнце одарило меня теплом. Квентин произнес эти слова, в них было обещание, и от этого мне стало радостно и больно. Как несправедливо устроен мир, если мы подошли к этому признанию только в самом конце. Я крепче обняла его и прижалась лицом к его щеке.
– И я люблю тебя. Я полюбила тебя с той самой минуты, когда ты вынес меня из амбара.
– Если бы у нас было побольше времени…
Я подняла голову и посмотрела на него.
– Не смей так говорить. Ты выживешь. Есть вещи, которых я не хочу слышать от тебя.
– Я смотрю вперед и вижу тебя. Я оглядываюсь и снова вижу тебя. Ты во мне и вокруг меня. Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного, ни с кем такого не испытывал. – Он помолчал, пытаясь встретиться со мной взглядом. – Ты бы вышла за меня замуж?
– Да. – Не скрывая слез, я поцеловала его. – И я выйду за тебя замуж, обязательно выйду.
– Скажи моей матери, что я любил ее. Она основа основ. Я никогда не мог уйти так далеко, чтобы она не смогла вернуть меня обратно. Я не хочу, чтобы мама умирала из-за меня. Скажи ей, она должна жить. Пусть выходит замуж за Альфонсо. Да. Мама должна стать его женой. Это мое предсмертное желание. Он позаботится о ней.
– Ты сам скажешь ей об этом.
– Скажи всем остальным, что я любил их. Тот сержант, о котором я тебе рассказывал, помнишь? Джонсон. Скажи ему. Скажи всем, кому сочтешь нужным. Даже если не уверена, что я сам сказал бы им об этом. Позаботься о Хаммере. Я хочу, чтобы он остался с тобой. И обращайся с Артуром как с мужчиной. Не забудь.
– Я не в силах больше это слушать, – взмолилась я, теснее прижимаясь к нему.
– Скажи им, – настаивал на своем Квентин, целуя мои глаза, нос, губы, а я подставляла лицо его ласкам. – Теперь я знаю, что такое любовь.
Спустя несколько часов Квентин уже почти не разговаривал. Он открывал глаза только тогда, когда я настойчиво просила его об этом. Он становился все бледнее, кожа стала совсем холодной, хотя я все время поддерживала огонь. Сначала я замерзла, потом меня прошиб пот – от отчаяния, от страха, – моя одежда была в крови Квентина, кожа на руках содрана, щеки ныли от непрестанных усилий раздуть огонь.
Сгущались сумерки, я обошла уже всю поляну в поисках топлива для костра. Когда совсем стемнеет, огонь погаснет. Если до той поры никто не придет нам на помощь, Квентин замерзнет. Я снова легла рядом с ним, обняла его, прижалась к нему.
– Урсула, – голос Квентина звучал совсем слабо, и я едва расслышала его.
Я встревоженно нагнулась к его лицу.
– Я здесь, – сказала я, – с тобой.
Квентин открыл глаза. Казалось, он видит что-то очень далекое, и это испугало меня. Но потом его взгляд, пусть и с видимым усилием, встретился с моим. На его лице появилось умиротворенное выражение.
– Я понял, почему он сделал это.
Слезы потекли по моим щекам. Он слышал голос отца, нашептывающий ему что-то в подступающем мраке. Я не хотела слушать его, не хотела, чтобы он следовал за этим голосом.
– Прошу тебя, Квентин, держись. Не сдавайся, пожалуйста. Он просит тебя не прекращать борьбу, он не желает, чтобы ты умирал. Твой отец хочет, чтобы ты продолжал жить.
– Папа думал, что… освободит нас с мамой. Мы не будем больше любить его и прекратим страдать.
Я с трудом сдерживала рыдания.
– Он ошибался. Любовь никогда не кончается. Ты слышишь меня? Любовь никогда не кончается. Теперь ты знаешь это.
Квентин закрыл глаза, между его бровей появилась глубокая складка, затем лицо разгладилось. В отчаянии я прижала руку к его сердцу. Мои пальцы задубели от холода. Я не слышала биения его сердца или слышала? Вот оно… Нет? Уверенность покинула меня. О господи! Он умрет, уйдет от меня прежде, чем я это пойму.
Я начала паниковать. Страх сковывал меня, мешал думать, черные тени вокруг казались зловещими. И я начала говорить вслух, очень громко, чтобы прогнать их. Я обещала Квентину, что, если он умрет, я поставлю его в неловкое положение своими рассказами о том, каким замечательным человеком он был. Я подробно перечисляла, кому и что я стану говорить. Потом я принялась описывать детей, которые могут родиться у нас только в том случае, если он останется жить.
– Первой родится девочка, – вещала я. – Мы назовем ее Анджела Грейс. Возможно, тебе не очень понравится, но я просто пытаюсь использовать имя твоей матери. Вторую девочку мы назовем в честь моей мамы Викторией. Ладно, это может быть и вторым именем, хотя неплохо было бы звать ее Вик. Или еще лучше Вики. Теперь вернемся к Анджеле Грейс. У нее будет своенравный характер. Нам придется внушать ей, что нельзя обижать родственников со стороны Тайберов. Она вырастет умной. Я буду читать ей книжки. А ты научишь ее читать следы, разбираться в людях и строениях. Она вырастет и станет инженером. А Вики Рикони будет спокойной, очень чувствительной, настоящей художественной натурой, как ее дедушки…
Пятеро детей. Десять. Пятнадцать. У меня клацали зубы. Я выговаривала слова, шамкая, как старуха, и наконец, замолчала. Я коснулась ледяных губ Квентина. Его лицо казалось таким спокойным. Солнце садилось, окрашивая небо, где уже показались первые звезды, в насыщенные золотые, пурпурные и розовые тона. Огонь весело пылал.
Сконцентрируйся, соберись, удержи его в этом магическом круге, тяни его к себе своими слезами, своей любовью, пусть твой пульс бьется рядом с ним, войди в него, закрой собой его раны. Тысяча предков пожертвовали собой, чтобы мы встретились в этой точке Вселенной. Наши отцы, должно быть, смотрели на нас, слышали нас. Они не могли позволить, чтобы все так закончилось. Я не дам ему умереть.
Услышав какой-то звук, я подняла голову и увидела два желтых параллельных луча на краю мира, они освещали нас, прорезая тьму. За ними следовала плотная тень, закрывающая собой закат. Видение или явь? Дух, от которого нам не скрыться. Энни, все еще ищущая себе подобных? Жизнь или смерть? Я прижала к себе Квентина и в ужасе оглянулась через плечо, в душе умоляя видение оказаться явью. Я не дам ему пропасть. Я всегда знала, что ты где-то рядом. И он тоже об этом знал. Но теперь все изменилось, теперь мы вместе, и оба стали другими.
Я выкрикнула что-то, бросая вызов неизвестности, и услышала в ответ рев. Темная медвежья голова и страшные глаза поднялись выше, закрывая горизонт, Железная Медведица коснулась головой моего созвездия – Большой Медведицы, – оживая, готовясь к охоте за чужой жизнью…
И преобразилась у меня на глазах.
Я разглядела широкий темный фюзеляж, винт, со свистом разрезающий воздух. Вертолет мягко, словно бабочка, опустился на поляну. Артур нашел ангелов с железными крыльями.
“Как раз вовремя”, – сказали они потом. Как раз вовремя.
Я стояла неподвижно, как статуя, в комнате ожидания отделения интенсивной терапии. Сестра выдала мне зеленые хирургические брюки и блузу вместо разорванной одежды, Лиза привезла свитер. Она тут же уехала обратно в “Медвежий Ручей”, чтобы позаботиться об Артуре и Эсме. Они все еще дрожали, но чувствовали себя хорошо. Тайберы заполонили ферму. Все поздравляли Артура и Эсме, удивлялись их бесстрашию. Эту пару называли святыми, спасителями, хранителями медведей. За Квентина Тайберы молились.
Я услышала шаги. Кто-то шел по коридору от лифта. Из-за угла появился высокий, величественный седой мужчина в пальто поверх строгого темного костюма. Он держал под руку маленькую хрупкую пожилую женщину с осанкой королевы. В ее темных волосах серебрилась густая проседь. Тяжелое черное пальто распахивалось при каждом шаге, так как она опиралась на массивную трость. Квентин говорил мне, что его мама не позволяет больной ноге мешать ей двигаться с нужной скоростью.
Я посмотрела в ее полные отчаяния глаза. Она подошла ко мне, протягивая руку. Мы мгновенно узнали друг друга. Я схватила ее ладонь обеими руками.
– Квентин еще не проснулся после наркоза. Врачи говорят, что мы сможем поговорить с ним только утром.
