По дороге к любви - Редмирски Дж. А. (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
— Он слишком запустил болезнь, — тихо говорит Эшер.
Я закрываю руками лицо и рыдаю, все тело сотрясается в конвульсиях. Чувствую, Эшер крепко обнимает меня.
— Он хочет тебя видеть. — (Я поднимаю голову.) — Его уже поместили в палату, я тебя отведу. Подожди еще несколько минут здесь, пусть мама выйдет, и я провожу тебя.
Стою, не говоря ни слова… Мне кажется, я умираю, внутри невыносимая боль, какой еще никогда не было.
Эшер снова заглядывает мне в лицо, будто хочет убедиться, что я услышала его, и участливо произносит:
— Я скоро приду. Оставайся здесь и жди.
Он уходит, а я, чтобы не упасть, хватаю ближайший стул и сажусь. Я почти ничего не вижу, слезы застилают глаза. В груди страшная боль, словно чья-то безжалостная лапа терзает мне сердце.
Не знаю, хватит ли сил увидеть его и не сойти с ума.
Зачем он это сделал?
Почему все это случилось?
Пока я окончательно не спятила и не принялась буянить и биться головой о стенку, опускаюсь на колени, хочу поднять с пола сумочку. Но ее там уже нет. Я даже не заметила, когда Эшер успел все подобрать, сложить обратно и положить сумочку на стул. Нашариваю мобильник и звоню Натали.
— Алло?
— Натали, сделай для меня одну вещь.
— Кэм… Ты что, плачешь?
— Натали, прошу тебя, выслушай и не перебивай.
— Хорошо, да, слушаю… Что случилось?
— Ты моя лучшая подруга, Натали. Я хочу, чтобы ты прилетела в Галвестон. Как можно скорей. Прилетишь? Ты мне очень нужна. Пожалуйста.
— Господи, Кэмрин, что там у тебя происходит? Что случилось? Ты в порядке?
— Со мной ничего не случилось, но ты мне нужна. Мне нужен здесь хоть кто-нибудь, а кроме тебя, у меня никого нет. Не маму же просить, она не приедет… Натали, пожалуйста!
— Н-ну, ладно… Хорошо… — В ее голосе слышна неподдельная тревога. — Первым же рейсом. Скоро буду. Носи всегда мобильник с собой.
Рука моя бессильно падает вниз. До боли стискивая в кулаке телефон, я бездумно гляжу в стену, и, кажется, проходит целая вечность, пока голос Эшера не выводит меня из ступора. Он подходит ко мне, протягивает руку, видно, понимает, что без его помощи я идти не смогу. Ноги ватные, ничего не чувствуют, иду как на протезах, едва волочу по полу. Эшер крепко поддерживает меня под руку. Входим с ним в ярко освещенный коридор и направляемся к лифту.
— Мне нужно успокоиться, — вслух говорю я, но скорее себе самой, чем Эшеру. Отнимаю руку, протираю ладонью щеки, приглаживаю волосы на макушке. — Нельзя, чтоб он видел меня в таком истерическом состоянии. Еще не хватало, чтобы он меня утешал.
Эшер не говорит ни слова. Я не гляжу на него. Вижу наши отражения в двери лифта, искаженные и бесцветные. Вижу номер этажа, куда мы поднимаемся; еще два, и кабина останавливается. Дверь открывается. Я стою, боюсь выходить, но потом делаю глубокий вдох и снова тру глаза и щеки.
Идем до середины коридора. Большая деревянная дверь в палату слегка приоткрыта. Эшер распахивает ее настежь, но я, уткнув глаза в пол, смотрю на невидимую линию, которая отделяет меня, стоящую за порогом, от Эндрю, лежащего на больничной койке. Мне очень страшно перешагнуть через эту линию. Мне кажется, как только я сделаю это, то сразу увижу, что все происходит на самом деле и ничего уже сделать будет нельзя. Плотно зажмуриваюсь, подавляю новую волну слез, стараюсь дышать глубоко, обеими руками крепко держу сумочку.
Открываю глаза и вижу, как из палаты выходит его мама.
Ее нежное лицо измучено страданием, наверное, как и мое тоже. Волосы спутаны. Веки красные. Но она находит силы ласково улыбнуться мне, кладет свои изящные пальцы на мое плечо:
— Я очень рада, что вы пришли, Кэмрин.
И уходит, взяв под руку Эшера.
Смотрю, как они уходят по коридору, пока их фигуры не расплываются у меня перед глазами.
С порога заглядываю в палату и вижу край кровати, на которой, наверное, лежит Эндрю.
Вхожу.
— Иди сюда, детка, — увидев меня, зовет Эндрю.
Услышав его голос, я замираю на месте, потом вижу его глаза, эти удивительные зеленые глаза, которые обладают надо мной такой властью, роняю сумочку и бросаюсь к нему.
Глава 38
Я буквально падаю на него, прямо в его протянутые руки. Он крепко прижимает меня к себе, хотя и не столь крепко, как мне хотелось бы. А мне хотелось бы, чтобы он задушил меня в своих объятиях и не отпускал больше никогда, чтобы я всегда оставалась с ним. Но он еще слаб. Видно невооруженным глазом, что приступ был очень силен и отнял у него почти все силы.
Эндрю берет мое лицо в ладони, осторожно убирает с глаз непослушные пряди волос, губами сушит слезы на щеках, которые я так усердно пыталась сдержать, чтобы он не тратил драгоценные силы на утешение. Но сердцу не прикажешь, оно всегда добивается своего, особенно когда висит на волоске.
— Прости меня, — с трудом произносит он, в голосе его слышится отчаяние. — Я не мог сказать тебе, Кэмрин… Мне так хотелось, чтобы ничто не омрачало тех дней, когда мы были вместе.
Слезы теперь текут ручьем, капли падают ему на руки и стекают по запястьям.
— Надеюсь, ты не…
— Нет, Эндрю… — задыхаясь, отвечаю я. — Я все понимаю, не надо объяснять. Я рада, что ты не сказал мне…
Кажется, мои слова удивляют его, но я вижу, что он обрадовался, услышав их. Он притягивает к себе мою голову и целует в губы.
— Ты прав, — говорю я, — если бы ты рассказал мне, представляешь, как мрачно мы проводили бы время? И… Не знаю… Все было бы по-другому, дико даже вообразить, но… Эндрю, ты должен был рассказать мне по одной-единственной причине: я бы сделала все, понимаешь, все, чтобы ты как можно раньше лег на обследование.
Страшная правда вдруг предстает передо мной во всей своей наготе, мне становится так больно, что я уже не сдерживаюсь и почти кричу:
— Ты бы мог…
Но Эндрю качает головой:
— Уже было поздно, детка.
— Не говори так! И сейчас еще не поздно! Ты в больнице, значит есть надежда!
Он вяло улыбается, руки его слабеют и безвольно падают на белое вязаное больничное одеяло. Трубка капельницы вздрагивает.
— Давай смотреть правде в глаза, Кэмрин. Мне уже сообщили, что шансов мало.
— Но они есть! — не соглашаюсь я, глотая слезы (господи, как их удержать?). — Мало шансов все-таки лучше, чем совсем никаких.
— Если я соглашусь на операцию.
У меня такое чувство, будто мне влепили пощечину.
— Что значит «если»?
Он отводит глаза.
Крепко хватаю его пальцами за подбородок и поворачиваю к себе:
— Никаких «если», ты понял, Эндрю? И не шути с этим.
Эндрю протягивает ко мне руку, подвигается на другой край кровати. Тянет меня к себе, заставляет лечь рядом, и я ложусь, тесно прижавшись к нему, повторяя своим телом все изгибы его тела. Он обнимает меня и придвигает еще ближе.
— Если б я тебя не встретил, — говорит он, глаза его так близко, — я бы ни за что не согласился ни на какую операцию. Если бы тебя не было рядом, я бы послал всех к дьяволу. Я бы думал, что это пустая трата времени и денег, что это лишь даст моим родным тщетную надежду и только ненадолго оттянет неизбежное.
— Но ты ведь дашь согласие на операцию… — недоверчиво шепчу я, и мои слова звучат скорее как вопрос.
Он проводит пальцем по моей щеке:
— Кэмрин Беннетт, для вас я готов на все. Что ни попросите, госпожа моя, все сделаю. Клянусь!
Рыдания сотрясают мне грудь.
Не успеваю я ничего сказать, как он нежно убирает упавшие на мой лоб волосы и долго смотрит мне в глаза, словно заглядывает в самую душу:
— Сказал, значит сделаю.
С отчаянной силой прижимаюсь губами к его губам; поцелуй наш горяч и неистов.
— Мне нельзя потерять тебя, Эндрю. У нас с тобой впереди вся жизнь. И одна дорога на двоих, — улыбаюсь я сквозь слезы.
Он целует меня в лоб.
Мы лежим еще какое-то время, рассуждаем о хирургии, об обследовании, которое еще предстоит пройти. Я обещаю, что всегда буду рядом. Что останусь с ним столько, сколько потребуется. Потом мы говорим о том, куда поедем, когда он выздоровеет, в каких городах будем останавливаться, он вспоминает песни, которые мне надо заучить, чтобы снова выступать вместе в наших странствиях. Мне сразу так захотелось с ним спеть, сил нет. Я согласна даже орать, как Селин Дион, или чирикать тоненьким голоском, как какая-нибудь оперная певица. Мне сейчас плевать на все. Конечно, скорее всего, от моего кошачьего воя все разбегутся кто куда, но я все равно буду петь, если надо.
