Долина кукол - Сьюзанн Жаклин (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
1953
Она не давала ему развода три года. После инцидента в бассейне он перевез из ее дома всю свою одежду. Целую неделю она не появлялась на съемках. На студии были вне себя от ярости. «А, пошли они все к черту, — думала она, глотая барбитурат и впадая в наркотическое забытье. — И Тэда к черту!» Сначала она твердо решила разводиться; нельзя позволять ему так обращаться с собой! Но Шеф был категорически против. Это повредит ее имиджу в глазах почитателей ее таланта. Для них она должна оставаться простой девчонкой, живущей с ними по соседству… Любимицей всей Америки с детишками-близнецами. О ее домашней жизни писались целые статьи, иллюстрированные журналы посвящали многостраничные обзоры ей, Тэду и близнецам, теплой простой домашней обстановке… идеальный брак. Нет. Никаких разводов! Шефу безразлично, как они относятся друг к другу, лишь бы все выглядело благопристойно в глазах публики. Она должна постараться, чтобы все это казалось правдоподобным.
Шеф говорил и с Тэдом. У того был подписан контракт с «Сенчури», поэтому он тоже должен был создавать определенную видимость: сопровождать Нили на премьеры, позировать с нею перед фотокамерами для иллюстрированных журналов — словом, делать все, чтобы сохранить сложившийся семейный имидж.
Эти три года были сплошным нескончаемым кошмаром. Один фильм снимался за другим… диета… «куколки»… сознание того, что Тэд проводит где-то время с этой девицей. А он должен был содержать ее, ведь та нигде не работала. Чтобы хоть как-то успокоить Нили, девицу выгнали с волчьим билетом. О ней пустили грязную сплетню, чтобы ни одна студия не отважилась предложить ей контракт.
Награда Академии Киноискусства принесла ей триумфальный успех! Это был ее звездный час! Даже в самых смелых мечтах она не надеялась удостоиться «Оскара». Когда назвали ее имя, она, ахнув, повернулась к Тэду. Он так тепло улыбнулся ей — он был искренне рад за нее. Она бросилась по проходу на сцену. Потом — фото — и кинокамеры, и рядом — Тэд, держащий ее под руку. Все теперь должно быть хорошо — она получила «Оскара», рядом с нею, улыбаясь, стоит Тэд.
Он оставался с нею до конца, пока не щелкнула последняя камера и не прозвучало последнее поздравление. Затем он отвез ее домой, у самой двери пожелал спокойной ночи и… уехал от нее — от звезды, получившей награду Академии, — в объятия той потаскухи! Это стало последней каплей!
На следующее же утро она позвонила Шефу и потребовала, чтобы тот приехал к ней. Теперь распоряжения отдавала она. И Шеф приехал как миленький! На этот раз условия диктовала она. Она настаивала на немедленном разводе, требовала, чтобы студия разорвала контракт с Тэдом Касабланкой. Шеф покорно согласился на все ее требования. Боже, вот какая сила у «Оскара»!
Благодаря этой награде она поняла, что вовсе не обязана являться на студию каждый день. Она — крупнейшая звезда Голливуда, и «Оскар» — свидетельство тому. Раз она плохо спала, то пошли они все к чертовой матери! Она — Нили О'Хара! И если она поправится на несколько фунтов от черной икры — пошли они туда же! Неделя уйдет на то, чтобы сбросить этот вес — ну и что?! Картины с ее участием приносят целые состояния…
Нили сидела в бунгало киностудии и вся дрожала. За последние пять недель она уже третий раз не выдерживает темпа съемок. Будь проклят этот Джонс Стайке. Он может быть величайшим режиссером в мире, но в этой картине он просто мучает ее. Она сорвала накладные ресницы и резкими движениями стала наносить на лицо крем.
— Миссис О'Хара, не надо! Ведь чтобы наложить грим заново, уйдет целый час, — взмолилась гримерша.
— На сегодня хватит, — мрачно ответила она, удаляя румяна.
— Но мы же выбиваемся из графика…
— «Мы»?-повернулась к ней Нили. — Откуда ты-то взяла это «мы»? Боже! Теперь, похоже, все на свете считают, что занимаются шоу-бизнесом!
В дверь постучали. Вошел Джон Стайке. Его грубоватое обветренное лицо было по-своему красиво.
— Давай, Нили, пошли. — Она заметила его отчаяние при виде ее разгримированного лица.
— Нет, приятель, на сегодня хватит! — злорадно усмехнулась она. Он сел.
— Ладно. Уже три часа. Закончим сегодня пораньше.
— Только учти, с последним дублем я не согласна, — рявкнула она.
— А что там такого?
— Сам прекрасно знаешь, черт возьми. Крупным планом давались одни только наши ноги.
— Нили, но ведь студия платит Чаку Мартину пятьдесят тысяч за один этот танец с тобой. Он великий танцор. Что же нам давать крупным планом? Его уши?
— Нет, черт побери, — меня! Мою фигуру, потому что моим ногам не угнаться за ним. Я танцую не настолько хорошо.
— Не верю ушам своим, — сказал он с иронией. — Хочешь сказать, ты действительно можешь отважиться и признать, что на свете существует кто-то более талантливый, чем ты?
— Послушай, Чак Мартин танцует в бродвейских шоу уже тридцать лет. Но это все, что он умеет — танцевать. Он в отцы мне годится. Мне же всего двадцать пять лет, но я могу и петь, и танцевать, и играть роли. Но лучше всего — петь и играть. Если взять пение, никто со мной не сравнится. Никто! А в танце — да, я не Джинджер Роджерс и не Элеонора Пауэлл. Но единственное, что умеет делать Чак Мартин — это танцевать. Здесь он почти равен самому Астору. Но разве это основание для того, чтобы я рядом с ним выглядела плохо?
— Раз уж ты признаешь, что он настолько хорош, то почему бы нам не дать его ноги крупным планом?
— Потому что эта картина — моя. Это то, чему я научилась в своем первом бродвейском шоу, причем у профессионала. Никто не имеет права вить себе гнездышко на дереве моего таланта. Да и потом, послушай, кому вообще нужен этот Чак Мартин? Во всех моих картинах со мной танцевали просто парни из кордебалета.
— Чака выбрал сам Шеф. — Джон Стайке закурил, Нили тоже взяла сигарету. — С каких это пор ты стала курить?
— С-того самого дня, когда получила развод. Обнаружила, что когда куришь, меньше хочется есть.
— Это вредно для голоса, Нили.
— Я курю всего десять сигарет в день. — Она глубоко затянулась. — Ну что, значит, договорились? Режиссер посмотрел на гримершу.
— Нили, могли бы мы поговорить с глазу на глаз?
— Конечно. — Она знаком показала гримерше, что та может идти. — На сегодня ты свободна, Ширли. Приедешь завтра в семь.
Когда они остались наедине, Джон улыбнулся.
— Рад, что ты не намерена бить баклуши.
— Ас какой это стати? Вот и ты, посиди-ка сегодня вечерком подольше и подумай, как отснять эту сцену так, чтобы в ней выделялась я, а не ноги Чака Мартина.
— Нили, тебе никогда не приходило в голову, почему Шеф не поставил в пару с тобой какого-нибудь мальчика из кордебалета?
— Ясное дело. Телевидение! Сейчас все в панике. Но меня это не волнует. Если Шеф считает, что участие Чака Мартина и лишние пятьдесят тысяч гонорара помогут нам обставить телевидение, это его дело. Только не за счет моего экранного времени.
— Нили, но два твоих последних фильма оказались убыточными.
— Да полно! Я же читала в «Варьете», видела итоговые суммы. Страшные деньги! Моя последняя картина принесла четыре миллиона, а ведь она еще не шла в Европе.
— Но на ее производство ушло шесть миллионов.
— Ну и что? В «Варьете» писали, что моя картина займет в этом году первое место по кассовым сборам.
— Конечно. И студия заработала бы на ней кучу денег, если бы на ее производство ушло два с половиной миллиона, как было запланировано. Просто студия держит истинную сумму в секрете… пока. Никто еще и слыхом не слыхивал, что картина вообще может стоить таких денег. Шеф боится, что об этом пронюхают газеты. Держатели его акций сразу же созовут срочное совещание, и тогда ему придется держать ответ за эту картину. Та, первая, убытки принесла небольшие, но уж эта последняя… знаешь, дорогая, еще ни одна картина не обходилась в шесть миллионов.
— У меня был грипп. Ничего не поделаешь, болезнь.
— Нили, ты не являлась на съемки целых десять дней из-за этих снотворных пилюль.
