Жестокий роман (СИ) - Ангелос Валерия (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Только не туда. Нет, нет, нет. Нет! Пожалуйста, умоляю.
Я не говорю ничего вслух. Не смею. Я цепенею, обмякаю, расползаясь по стеклянному столу. Смежаю веки. Мечтаю очнуться в другом месте. Где угодно. Прошу. Не здесь. Не при них. Не так.
Мои губы движутся. Едва. Немой протест.
Я чувствую медный привкус во рту. До дрожи отчетливо. Расплавленный свинец струится по жилам, обдает кости адским жаром.
Марат сжимает мою задницу. Приподнимает. Так, что ноги отрываются от пола, теряют опору. И нанизывает на закостеневший от вожделения член. Неспешно, неторопливо.
Он берет меня этим извращенным образом. Невыносимо долго. До жути медленно. Обращает процесс в жестокую экзекуцию. Упивается каждой секундой. Растягивает, натягивает на затвердевшую плоть. Отнимает всякий выбор.
Марат овладевает мною. Целиком и полностью. Рушит последние иллюзии. Сокрушает миражи. Отбирает надежды.
Боль раскалывает тело. Разламывает на части. Вгрызается как зверь. Жадно раздирает на куски. В клочья.
Дергаюсь. Отчаянно. Лихорадочно. Закричать не удается. Вопли забиваются в груди, в напряженно выгнутом горле.
Свет ослепляет. Или это просто мои слезы? Жгучие. Разъедающие глаза кислотой. Выжигающие в душе клеймо.
Слишком ясно вокруг. Ярко. Слишком светло.
Это не пекло. Не преисподняя. Не ад.
А что тогда?
Мой мужчина берет меня. Как животное. При всех. Имеет, как самую дешевую проститутку. В каждое доступное отверстие.
Мой?
Нет. Никогда.
Чужой. Жестокий. Жуткий. Посторонний. Монстр. Зверь, не различающий никаких преград. Такой загрызет насмерть и даже не заметит.
Он выламывает мой хребет. Здесь. Сейчас.
Блеск стали режет глаза.
Я вижу отражение в прозрачном стекле. Странное. Необъяснимое. Пугающее. Я почти лишаюсь сознания. Почти. Но не совсем. Мне так не повезет.
Смежаю веки. Разлепляю. Еще и еще. Картина остается прежней. Ничего не меняется, не проясняется.
Я вижу нож в руке Марата. Кинжал. Остро заточенное лезвие рассекает воздух, отнимая кислород.
Он убьет меня?
Бедра вбиваются в бедра. Громадный орган раздирает нутро. Агония охватывает плоть, пожирает каждую клетку тела.
Рык прокатывается точно удар грома. Угрожающий. Утробный.
Или это фраза? Слово?
Я наблюдаю за тем, как нож опускается вниз.
Мир теряет краски.
Все цвета прочь. Абсолютно. Кроме красного.
Что-то холодное касается моей голой спины. Черта за чертой. По пояснице. По позвонкам. Практически не ощущаю боли.
Метка. Надпись. Тавро.
Железо вспарывает плоть. Вырезает знак. Четкий. Глубокий. Несмываемый. Высекает на коже позорный след. Клеймит.
— Ты моя рабыня, — хрипло выдает Марат, тяжелое дыхание опаляет затылок. — Каждый, кто посягнет, — сдохнет.
Это единственное, что он говорит по-русски.
Единственное, что я должна понять.
Окровавленный кинжал ложится на стол. Плашмя. Запах меди щекочет ноздри, забивается в глотку, вызывая спазмы в желудке.
Толчок. Еще толчок. Еще, еще. Внутрь. Вглубь.
Мужское семя обжигает внутренности. А я практически ничего не чувствую. Даже боль отступает перед захлестывающим разум ужасом.
Рабыня. О чем он? Бред полный. Это шутка? Нечто вроде БДСМ? Какое-то странное и непонятное развлечение? В мире давно не существует подобных…
Чужие голоса. Фоном.
Марат отстраняется. Поправляет мою одежду. Не совершает ни единого лишнего движения. Не допускает никакой нежности. Просто закономерная забота о вещи.
Я его… личная собственность. Лучше или хуже, чем долг?
Что-то стекает по спине. Вязкое. Горячее. Липнет. Жжет. Печет. Колет. Такое чувство, будто внутрь заливают расплавленный металл.
Темно-алые разводы на безупречном стекле.
Это моя кровь? Это правда?
Я закрываю глаза.
— Повезло тебе.
Марат набрасывает плащ на мои плечи. Отрывает от стола. Закутывает. Но последнюю фразу произносит не Марат. Кто тогда?
Я затравленно оглядываюсь по сторонам. Сознание играет со мной. Выключается на пару секунд и возвращается вновь.
Огромная комната пуста. Здесь нет ни Рустама, ни прочих мужчин. Только Марат и его отец. Ахметов-старший стоит прямо передо мной. На расстоянии вытянутой руки.
Да. Это именно он. Ублюдок, который это начал.
Не сомневаюсь ни единой секунды. Даже забываю, что запрещается разглядывать его настолько нагло. Жадно впиваюсь взглядом. Мужчина ухмыляется.
— Мой сын собственник, — говорит холодно. — Не привык делиться. Давно забытую традицию вспомнил, только бы ничего не отдать.
Какие у него глаза. Бездонные. Остекленевшие. Мертвые. Как у покойника.
Содрогаюсь изнутри. Льну к своему хозяину в безотчетном поиске тепла и защиты. Действую против всякой логики.
— Я сын своего отца, — мрачно чеканит Марат.
Ахметов усмехается, оскалив зубы.
— Пусть твоя рабыня носит печать с гордостью, — говорит он. — Моя гордилась. Всегда. Даже в день, когда я вырвал ее черное сердце из груди.
Мужчина отступает на несколько шагов назад.
— Удачи вам, — бросает коротко.
И это звучит как «будьте прокляты во веки веков».
Марат подхватывает меня на руки, выносит из комнаты, оставляя своего отца без какого-либо ответа. Ядовитая боль пронзает позвоночник, токсическими разрядами проходит по телу. Реальность расплывается и гаснет. Отключаюсь. Теперь уже на долгий срок.
Глава 47
Ночь обрушивается на меня. Без какого-либо предупреждения. Градом гранитных камней на грешное тело. Замуровывая. Погребая под осколками.
Я пребываю в бредовом состоянии, в состоянии измененного сознания. Застываю на границе реальности и полусна. Ощущаю себя, будто пьяная. Точно сдаюсь на милость запрещенных препаратов. Теряю связь с миром вокруг.
У меня жутко раскалывается голова. Поднимается температура. Все горит и пылает, словно плоть охвачена лихорадочным огнем.
Разум содрогается и плывет от дичайшего нервного перенапряжения. Сцены насилия в оружейной комнате переплетаются со сценами акта прилюдного унижения, сливаются воедино, терзают воспаленный ум. Все повторяется снова и снова.
Слова. Ощущения. Эмоции. Голоса. Звуки. Цвета. Каждый фрагмент оживает и приносит адскую, абсолютно невыносимую, нестерпимую боль.
Я не знаю, что страдает больше. В очередной раз измученное до предела тело или же обломки покалеченной души. Я теряюсь перед этим тяжелым выбором.
Воображение добавляет происшедшему новые сочные краски, перестраивает кадры в хаотичном порядке, подменяет смысл.
В одну секунду кажется, что ничего ужасного не произошло, что это все совсем не относится к настоящему времени, просто дурной сон. Марат бы никогда подобного не допустил, не позволил. Он бы никогда не стал трахать свою женщину на глазах у всех тех страшных мужчин. Даже личную шлюху пожалел бы, не использовал настолько жестко, не пропустил бы через все уровни унижения, не втоптал бы в грязь. Совет еще впереди. Мы отправимся туда позже. Совсем скоро. Через пару часов.
Но потом я вспоминаю, что женщинам на совете не место. Мою поясницу ужасно саднит, кожу, будто пламенем прижигают, сдирают живьем. Тело не позволяет ничего забыть, не дает ускользнуть от правды. Впечатление, точно между ягодицами вбивают раскаленный прут. Жесткий, железный, нещадно продирающий внутренности насквозь, вспарывающий и распарывающий. И кровь сочится по бедрам. Никакая перевязка не спасает.
Я чувствую. Господи. Почему я до сих пор чувствую?
Мне кажется, начинаю понимать, что именно говорил Марат на том собрании. Как будто кто-то добавляет закадровый перевод или предоставляет текст для субтитров. Рассудок объят агонией.
Я слышу хриплый голос Марата. Я четко улавливаю весь смысл. Всю затаенную суть.
Я так хочу умереть. Но жить хочу во сто крат сильнее. Отчаянно. Бешено. Одержимо. Хочу и дальше жадно глотать кислород. Хочу цепляться за каждый шанс, пусть и призрачный.
