Ботаники не сдаются (СИ) - Логвин Янина (полные книги txt) 📗
Воробышек быстро собирает вещи, переодевается в спортивный костюм, натягивает бейсболку и присаживается на одно колено, чтобы зашнуровать кроссовки. У него просторная комната, опустевшая без хозяина, но еще сохранившая следы вчерашнего тинейджера. Прямо передо мной висит постер Imagine Dragons, чуть слева от него группа Linkin Park, и я старательно рассматриваю знакомые лица музыкантов, отводя взгляд от бесстыжего Ваньки, запросто раздевшегося при мне до боксеров.
Воробышек, заметив мою уловку, весело хмыкает. Он уже зашнуровал обувь и собрал в сумку спальники, достал палатку и поднимает меня с дивана. Поймав пальцами подбородок, коротко целует в губы.
— Очкастик, если ты будешь избегать на меня смотреть, я обрасту комплексами, как старая дева мечтами. Ты разве не знаешь, что мужчине необходимо видеть восхищение в глазах своей дамы? Зря я, что ли, хожу в качалку?
Да, он меня поймал. Жаль, что я не могу рассказать ему, скольких таракашек только что про себя посчитала, чтобы не превратиться в лупоглазую лягушку с отвисшей челюстью и сердечками в глазах. Не зря он ходит, и сам прекрасно об этом знает.
— Ну ладно, так и быть! — набираюсь смелости, понимая, что мы уже на выходе, и он вряд ли снова разденется. Тем более, что его родители запросто могут сюда заглянуть. — Показывай обещанный стриптиз! Я готова!
Ванька меняется в лице и на минуту мне уже кажется, что насчет родителей, это я сильно поторопилась с выводами. Точнее, что его способно хоть что-нибудь смутить.
— Думаешь, обхитрила, да? — прижмуривает глаз, но вдруг подхватывает сумку, палатку и выходит в коридор. — Будет, все будет, Очкастик! — утаскивает меня следом. — Я обещаний зря на ветер не бросаю!
Как и ожидается, кухня в доме Романа Сергеевича оказывается просторной и не пустым звуком, как иногда бывает в таких домах. Едва мы с Иваном заходим в комнату, я сразу понимаю, что здесь действительно готовят и готовят вкусно. Возле большой плиты копошится невысокий человечек в белом переднике и колпаке. Ловко орудуя большим ножом, он шинкует овощи на доске и тут же переходит к пестику и ступке, измельчая в последней какие-то специи, аромат которых мне отдаленно знаком. На нем наглаженная синяя рубашка, рукава аккуратно подвернуты до локтей, и когда он поворачивается на звук наших шагов, я замечаю под воротником мужчины желтый галстук-бабочку.
Надо же. Я сразу догадываюсь, почему он ее надел. Для него эта кухня — сцена, где происходит действо, а значит, работа повару нравится. Он позволяет себе творить таинство и относится к этому с уважением. Интересно, кем он себя ощущает во время процесса? Фокусником или артистом?
Это немолодой китаец — круглолицый и коренастый, Воробышек представляет мне его, как Донга, выходца из Поднебесной страны восходящего солнца, и я из вежливости здороваюсь с мужчиной на диалекте Путунхуа. Ничего особенного, пара дежурных фраз о том, как мне приятно с ним познакомиться и вопрос: какая же из специй имеет такой диковинный аромат? Никогда не ощущала ничего подобного. Но китаец вдруг замирает, молча уставившись на меня хмурым взглядом.
Странно, те студенты из университетов Пекина и Гуанчжоу, с которыми я общалась во время участия в международных математических форумах и олимпиадах прекрасно меня понимали. На диалекте Путунхуа говорит семьдесят процентов Китая — весь север и юго-запад страны, так неужели он из центральной части? И я пробую все повторить на втором из самых распространенных диалектов — «У», применяемом в Шанхае и Чжецзяне. В нем я не очень уверена, но китаец молчит и это меня задевает. Ладно, возможно, он из Гонконга или Макао, и я упрямо повторяю приветствие на диалекте Юэ. Китайский язык — моя слабость, так неужели мои познания в нем меня подводят? Нет, не может быть! Это вызов собственной памяти!
Китаец медленно откладывает нож на стол и внимательно смотрит на меня. Наконец, отвечает на русском.
— Яшмовое крыльцо рождает белую росу[36].
Что? Вот теперь и я нахмурилась. Какой странный человек.
— Ой, Донг! Вот только не начинай грузить, а? — кривится Воробышек. — Снова ты за свое! Лучше скажи, где у тебя здесь термос и что нам можно взять с собой пожевать. Мы в лес! Кать, не обращай внимания, — обращается ко мне Иван. — Донг у нас своеобразный, типа семейного философа, но он нормальный, честное слово!
— И снова к китайцу: — Не пугай мне Очкастика, друг, будь человеком!
Но китаец смотрит на меня и упрямо повторяет:
— Ночь длится… Полонен шелковый чулок.
— Черт! — чертыхается Воробышек. — Нет, ну это слишком. Донг, нам что, лучше уйти? Может, мы к тебе не вовремя?
Однако я понимаю, о чем говорит китаец, и мягко замечаю парню.
— Нет, Вань, он у вас не философ, а скорее любитель поэзии. Не злись, Звездочет. Кажется, это он мне.
— В смысле?
— Ваш повар сейчас цитирует знаменитое стихотворение Ли Бо — поэта, жившего в Китае больше тысячи лет назад.
— А ты здесь причем?
— Оно специфическое. Сложное для перевода и восприятия европейцами. Китайцы считают, что его красоту усеченных строф и смысловую индивидуальность нам сложно постичь, и они правы. Это стихотворение — суть, квинтэссенция старинной лирики. Видимо, ваш повар хочет знать, понимаю ли я, о чем в нем идет речь, раз уж осмелилась с ним болтать на китайском. Проще говоря: понимаю ли я сама то, что говорю или заучила речь, чтобы произвести на тебя впечатление. Так, Донг?
Я права, и мужчина кивает:
— Так.
— Мне кажется понимаю, с учетом доли условности и личного осмысления семантики[37] слов. Вы же, Донг, наверняка имели в виду семантическое поле эмоций вашего родного языка и грамматическую аморфность китайских глаголов? Для этого привели этот поэтический пример?
Вот теперь напрягается китаец (я вижу смешение чувств в его глазах), и почему-то растерянно хватается за нож. Но тут же его бросает, чтобы ворчливо задать вопрос парню:
— Ты где ее взял такую, Ван? Она же дочь дракона!
— Вообще-то врача-ветеринара, — поправляю мужчину сухо. — Но если вы хотите поговорить о драконах, то я с радостью поговорю.
— Ах-ха-ха! — смеется Ванька, а вот мне ничуточки не смешно.
Я тоже хмурюсь и сердито поправляю очки.
— И ничего не «ах-ха-ха!», — дразню Воробышка. — Если твой друг хочет, мы можем и по мифологии пройтись. И не только по китайской, но и по японской или даже по корейской. Например, найти отличия в культурах и символах.
— Да ладно тебе, Катя! Он же пошутил!
— Ничего не ладно, Вань! — я смотрю на парня. — Если ты ничего не понял, то это не значит, что не поняла я. В китайской мифологии самки драконов откладывают яйца, из которых появляются детеныши. И Донг только что сказал, что я вылупилась из яйца. А значит, глупая, как птица. Точнее, как курица! — Я себя не могу видеть, но, кажется, у меня на самом деле валит из ноздрей дым. — Нет уж, Ваня, давай-ка ты сам поезжай в лес, а мы тут с Донгом побеседуем на тему моего происхождения из рода рептилоидов. Пока он не пожалеет о своих словах!
