Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy" (читать полную версию книги .TXT) 📗
Он отстранился и, выдержав паузу в несколько секунд, направился на улицу.
Елена услышала, что Деймон поднялся, но не обратила на это никакого внимания. А потом она почувствовала, что Сальваторе склонился над ней, и уже приготовилась к очередным ударам.
Но вместо этого Деймон лег сверху на девушку, прижав шатенку своим телом к полу. Тяжесть его тела снова стала душить. Но Елена, лежа на животе, не имела ни возможности, ни желания скидывать с себя своего врага еще раз.
И она смирилась. Сделала вдох, сделал выдох и выкричала последнюю тоску. То, что причиняло боль — вырвалось и растворилось в воздухе.
Теперь в душе воцарилось безмолвье. Там было пусто и темно, но тихо и спокойно. И Елена закрыла глаза.
Тайлер сел на скамью, стоящую во дворе, достал сигареты, прикурил. Он тоже чувствовал себя освободившимся. И эта ссора была не только способом высказаться и быть услышанным, но еще и способом понять собственные мотивы. Эмоций не осталось.
Остались лишь сигаретный дым, чувство обреченности и тоски по Елене.
И он готов был рвануть сейчас прямо к ней, но вновь помешала Кэрол. Она тихо подошла к сыну. Так же тихо села рядом и расплакалась.
Локвуд обнял мать за плечо, откинув сигарету, и… простил. А женщина, найдя в себе силы перебороть рыдания, тихо прошептала:
— Расскажи мне о ней. О девушке, которую ты любишь.
— Потрясающая девушка, мам. Чистая, искренняя и красивая…
И он рассказал ей события, произошедшие не так давно в его жизни. Он рассказывал и рассказывал, впервые ощущая, что его слушают. Впервые был искренним и впервые был рад поделиться с кем-то своей радостью. А Кэрол делала то, что делает любая любящая мать: прощала и слушала, радовалась и плакала…
2.
Спустя пятнадцать минут Елена вышла из ванной. Холодная вода, и правда, способна отрезвить, Деймон был прав.
Сальваторе вновь отвел девушку в ванную, но в этот раз она разделась сама. Однако дверь Доберман все равно запретил закрывать.
Выйдя, Елена остановилась возле Деймона. Подошла к нему слишком-слишком близко и взглянула в его глаза. Теперь это был осознанный взгляд. Разочарование и отчаяние все еще можно было узреть, но не было отрешенности и пустоты. Сальваторе видел царапины и синяки, которые украшали теперь все тело, но которые излечивали душу. Он беспокойно оглядел свою подопечную и только потом посмотрел ей в глаза.
— Я все поняла, — прошептала она, опуская взгляд, обнимая мужчину за талию и кладя ему голову на плечо. Ей было плевать на его ненависть, на его презрение и на свою фамильярность. Она знала только одно: этот человек вырвал ее из плена. — Часть бремени и боли надо скинуть. Она жалит, сбивает с ног, но можно сопротивляться и бороться… Часть же останется, и с этим надо смириться. Верно?
Он обнял ее в ответ, успокаивая как ребенка и понимая, что хоть поступил и жестоко, не по-мужски, но смог спасти еще одну душу. Еще одну. В прошлый раз это было сложнее…
— Да, милая. Так и есть.
Она хотела перебороть слезы. Не сумела. Обняла крепче своего врага, — друга? — и тихо прошептала:
— Ударь меня еще раз. Последний. Чтобы я окончательно убедилась в том, что я жива.
Он сильно сжал ее талию. Так сильно, как никогда. Потом отстранил девушку от себя, прислонил к стене и приблизился к ней.
Заплаканное личико и ее взгляд… Так смотрят дети на своих защитников. Так смотрят люди, которые чудом спаслись от катастрофы. С благодарностью. С благоговением. С неверием.
Потрясающий взгляд. Чертовски потрясающая девушка… И впервые Сальваторе пожалел, что его связывают с ней только негативные воспоминания.
— Хорошо. Я ударю тебя.
Он за талию привлек ее к себе. От нее пахло корицей. Ошеломляющий аромат… Лишающий рассудка. Сальваторе думал, что если удовлетворит свое желание избить ее, ему станет легче. Но вместо этого стало еще хуже: теперь хотелось подчинить себе эту девочку морально. Сделать из нее наркоманку, которая бы не могла жить без его помощи, поддержки и его заботы. Которая бы зависела от него…
Он справился со своими желаниями. Вернулся к разговору.
— Несколько раз, если захочешь. Но только при одном условии: если мы будем на равных.
Он схватил ее за запястья. Руки были покрыты сеткой царапин, но оба словно и не замечали этого.
— Пойди на какую-нибудь спортивную секцию, получи навыки и умения, а потом можем с тобой хоть сутками с ринга не сходить. Ты поняла?
Елена кивнула, освобождая руки и вытирая слезы.
— Тебе надо заснуть. Был тяжелый вечер.
И, не говоря ни слова, он повел ее в спальню.
Девушка устроилась в уютной и теплой постели. Ей показалось, что только сейчас она стала ощущать мир тактильно. Сальваторе включил ночник рядом с кроватью.
— Так не будет темно, — пояснил Деймон, стоя возле Елены.
— Спасибо, — прошептала она.
Сальваторе кивнул и развернулся в сторону, но почувствовал хватку руки девушки на своем запястье. Он развернулся медленно и неторопливо, опустил взгляд, обращая свое внимание на Елену.
— В последний раз, — прошептала она, закрывая глаза и свыкаясь с той мыслью, что боль — вполне привычное состояние организма.
Он сел рядом. Опять же — медленно, словно растягивая секунды. Им обоим больше не было куда бежать. Их бег остановился, отдался жуткой болью и бессилием. Пора начать привыкать к этому состоянию.
Елена держала его руку. Она медленно открыла глаза, посмотрела на Добермана и тихо прошептала:
— Останешься?
И он понял в этот момент один неоспоримый факт: он не может не исполнять просьбы — приказания? — этой девчонки. Не может, и сила воли тут не причем.
Сердце не позволяет.
— Конечно, Мальвина. Я же обещал…
Она убрала руку, плавно опустилась на простыни, не накрываясь и больше не пронзая своего врага взглядом. Кажется, она тоже поняла, что находится в надежных руках.
Сальваторе лег рядом, но обнимать в этот раз не стал. Уже было незачем. Девушка закрыла глаза, даже не меняя позы своего тела. Деймон же рассматривал эту загадочную девушку, приходя к выводу, что даже Хэрстедт в нем такого водоворота чувств не вызывала как Елена.
Просто вихрь в душе, сносящий все на своем пути: и предрассудки, и убеждения, и принципы…
И презрение.
====== Глава 19. Профессионалы ======
1.
Закончился шестой день пребывания Елены под опекой своего врага, вытащившего ее из пропасти. После вчерашнего срыва Елена вела себя адекватно: питалась по-прежнему плохо, но уже узнавала Сальваторе.
А еще она рисовала. Рисовала на альбомных листах простым карандашом. Один рисунок за другим — без остановки несколько часов. Искусство поглотило девушку, и вся чернота души Гилберт трансформировалась на бумагу. Стили лавировали: от импрессионизма к кубизму. Лавировали и сюжеты: от стройных тел девушек до натюрмортов. И лишь цветовая гамма оставалась прежней — черно-белая, размазанная, мрачная, темная…
Под вечер Деймон заглянул в спальню своей подопечной. Пол был усыпан листами бумаги, карандашными стружками… Вокруг — хаос, беспорядок, над которым гордо возвышается девушка, чьи руки от запястья до локтя испачканы карандашом. Казалось, что Гилберт ничего вокруг себя и не замечает.
Доберман вошел в комнату, поднял один рисунок… Он не разобрал сюжета, откинул лист и подошел к девушке. Сел рядом. Елена оторвалась от занятия, обратила быстрый взгляд на парня. У него дрожь по коже прошла, от этого взгляда. Что-то кошачье. Что-то хищное.
Что-то, что было свойственно прежней Елене, но что по-настоящему проявляться стало только сейчас. Едва уловимое, но такое значимое… Что-то, что прячется под маской страдания и безупречности.
Фальшивая сука.
Шатенка вновь сконцентрировалась на своем занятии. Она была по-своему прекрасна, по-своему ничтожна. И Доберман больше всего на свете сейчас желал свалить от этой девчонки куда подальше.
Но его остановил тот факт, что только благодаря этой трагедии, он наконец-то сможет поставить эту дрянь на место.
