Девушка, которую ты покинул - Мойес Джоджо (читать полностью книгу без регистрации txt) 📗

— Не желаю говорить об этом деле.

— Но я и не собираюсь обсуждать… подробности. Просто хочу сказать, что беспокоюсь за тебя.

— Не стоит, — вымученно улыбается она. — Ведь ты еще не выиграл.

— Но даже если дело выиграешь ты, это колоссальные судебные издержки. Я уже несколько раз участвовал в подобных процессах и представляю, во что они обходятся. — Пол ставит кружку, берет ее за руку. — Послушай, на прошлой неделе у меня состоялась приватная беседа с семьей Лефевр. Джейн, наш второй директор, об этом даже не знает. Я вкратце обрисовал им твою ситуацию, рассказал, как тебе дорога картина и как тяжело с ней расставаться. И заставил их согласиться на достойную компенсацию. Цифра вполне серьезная, шестизначная. Это покроет судебные издержки, и кое-что останется.

Лив смотрит на свои руки, покоящиеся в его широких ладонях. И хорошее настроение в одночасье испаряется.

— Ты что, хочешь… уговорить меня пойти на попятную?

— Но вовсе не потому, почему ты думаешь.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я нашел доказательства. — Он смотрит не на нее, а прямо перед собой.

— Во Франции? — холодея, спрашивает она.

Он упрямо сжимает губы, словно не знает, как много имеет право сказать.

— Я нашел старую газетную статью, написанную американской журналисткой, которой принадлежала твоя картина. В статье она рассказывает, как получала картину на складе краденых произведений искусства неподалеку от Дахау.

— И что?

— А то, что все эти работы были крадеными. И с нашей стороны это веский довод в пользу того, что картина незаконно поступила в собственность немецких оккупантов.

— Но это всего лишь предположение.

— Но оно ставит под сомнение легальность владения картиной всех ее последующих хозяев.

— Это ты так считаешь.

— Лив, я хорошо знаю свое дело. Мы уже на полпути. И если имеются дополнительные доказательства, можешь не сомневаться, я обязательно их найду.

Она чувствует, что начинает каменеть.

— Мне кажется, ключевое слово здесь «если», — выдергивает она руку.

Пол резко поворачивается и смотрит ей в глаза:

— Ну, хорошо. Я только одного понять не могу. Ладно, отбросим в сторону высокие слова относительно того, что нравственно, а что безнравственно. Нет, я не могу понять, почему такая умная женщина, как ты, цепляется за картину, которая досталась ей почти даром, и не соглашается отдать ее за кучу денег. За хренову кучу денег, гораздо больше, чем она за нее заплатила.

— Дело не в деньгах.

— Ой, только вот этого не надо! Я говорю об очевидных вещах. Что, если ты продолжишь тяжбу и проиграешь? Потеряешь сотни тысяч фунтов. Быть может, даже свой дом. Личную безопасность. И все ради картины? Ты это серьезно?

— Софи не была членом их семьи. Им на нее… им на нее наплевать.

— Софи Лефевр уже восемьдесят лет, если не больше, как умерла. И мне кажется, что сейчас ей уж точно все равно.

Лив слезает с кровати, лихорадочно ищет свои брюки.

— Ты что, действительно ничего не понимаешь? — спрашивает она, рывком застегивая молнию. — Господи! Ты не тот человек, за которого я тебя принимала.

— А вот и нет. Я тот человек, который, как ни странно, не хочет, чтобы ты зазря потеряла свой дом.

— Ох да, я и забыла! Ты тот человек, который пробрался в мой дом, чтобы там нагадить.

— Ты что, думаешь, не нашелся бы кто-нибудь другой, кто взялся бы за такую работу? Лив, дело простое, как дважды два. Кругом полно организаций типа нашей, и никто из них не стал бы отказываться.

— Ну что, мы закончили? — Она уже надела бюстгальтер и теперь натягивает через голову джемпер.

— Вот черт! Послушай, я только советую тебе хорошенько подумать. Я… я не хочу, чтобы ты из какого-то дурацкого принципа потеряла все.

— Надо же! Значит, все дело в заботе обо мне. Ладно.

Пол потирает лоб, словно хочет сохранить остатки самообладания. Затем качает головой:

— Знаешь что, моя дорогая? Полагаю, причина вовсе не в картине. Причина в твоей неспособности двигаться вперед. Отдать картину — значит оставить Дэвида в прошлом. И ты на это не способна.

— Я сделала шаг вперед! Ты сам знаешь, что я сделала шаг вперед! А что, по-твоему, черт возьми, означала для меня прошлая ночь?!

— Послушай меня, — смотрит он на нее. — Я не знаю. Действительно не знаю.

И когда она вихрем проносится мимо него, он даже не пытается ее остановить.

25

Двумя часами позже Лив, сидя в такси, смотрит, как Генри на ходу уминает датское печенье и запивает его кофе. От этого зрелища у нее начинаются спазмы в животе.

— Пришлось отвести детей в школу, — объясняет он, стряхивая крошки на колени. — Вечно не успеваю толком поесть.

На Лив темно-серый приталенный пиджак, из-под которого виднеется голубая блузка. Для нее подобный наряд — своего рода доспехи. Ей надо что-то ответить Генри, но она не в состоянии открыть рот. Сказать, что она нервничает, — значит ничего не сказать. Она вся точно натянутая струна. Дотронешься до нее — и, кажется, она зазвенит.

— Стоит мне только сесть за стол, чтобы спокойно выпить кофе, как тут же кто-нибудь из детей требует дать ему тост или овсянку.

Она молча кивает. В ушах до сих пор стоит голос Пола: «Все эти работы были крадеными».

— Я, наверное, год питался лишь тем, что мог найти, уже убегая на работу, в хлебнице. Даже пристрастился к пресным лепешкам.

У здания суда ждут какие-то люди. А на ступеньках лестницы собралась небольшая толпа. Лив думает, что это зеваки, но когда она выходит из такси, Генри хватает ее за руку.

— О господи! Постарайтесь пониже опустить голову, — говорит он.

— Что?

И едва она успевает ступить на тротуар, как ее ослепляют вспышки фотокамер. На секунду Лив будто парализует. Но вот уже Генри чуть ли не волоком тащит ее за собой, кто-то пихает ее локтем, кто-то выкрикивает ее имя. Кто-то всовывает ей в ладонь записку, и она слышит панические нотки в голосе Генри, когда толпа начинает сжиматься вокруг нее. Она видит вокруг себя пиджаки, пиджаки и темные призрачные отражения огромных объективов.

— Всем посторониться! Пожалуйста, назад!

Она замечает блеск латуни на полицейской форме и закрывает глаза, а потом чувствует, что Генри усиливает хватку, так как ее отпихивают в сторону.

Наконец они проходят через охрану и оказываются в торжественной тишине здания суда. Лив ошеломленно моргает, не в силах оправиться от шока.

— Какого черта здесь происходит? — тяжело дыша, спрашивает она.

Генри приглаживает волосы и поворачивается, чтобы выглянуть из дверей на улицу:

— Газетчики. Боюсь, дело вызвало слишком большой ажиотаж.

Она одергивает пиджак, осматривается вокруг и именно в этот момент видит, как через охрану с бумагами под мышкой проходит Пол, надевший по такому случаю бледно-голубую рубашку и темные брюки. Похоже, репортеры не стали ему досаждать, так как вид у него абсолютно невозмутимый. Их глаза на секунду встречаются, и во взгляде Лив читается молчаливая ярость. Он чуть-чуть замедляет шаг, но выражение его лица остается прежним. Оглянувшись на секунду, он направляется в сторону зала заседаний номер два.

Лив разворачивает бумажку, что ей сунули в руку, и читает:

— Что там такое? — заглядывает ей через плечо Генри.

— Почему они мне это дали? Ведь истцы даже не евреи! — восклицает Лив.

— Я предупреждал вас, что трофейные произведения искусства — взрывоопасная тема. Боюсь, что в вас вцепятся все группы заинтересованных лиц вне зависимости от того, пострадали они или нет.

— Ведь это же нелепо. Мы не крали чертову картину. Она принадлежала нам почти десять лет.

— Ну все, хватит, Лив. Нам нужно попасть в зал судебных заседаний номер два. Я попрошу кого-нибудь принести вам стакан воды.