Каркуша или Красная кепка для Волка (СИ) - Кувайкова Анна Александровна (книги TXT) 📗
Поймать занесенную для очередного удара руку оказалось не сложно. Как и заставить парня повернуться ко мне лицом. Куда сложнее оказалось подобрать правильные слова, утыкаясь носом в его грудь и обнимая руками за талию, забираясь холодными и дрожащими пальцами под тонкий свитер. Именно по этой причине, я не сказала ни слова, просто прижавшись теснее и спрятав лицо на его груди. И не удержалась от тонкого, едва слышного всхлипа, когда чуть помедлив, меня обняли в ответ, пряча от окружающего мира в теплых, надежных объятиях.
— Прости, — наконец, выдохнул Эрик, уткнувшись лбом в мои волосы. — Я… Я не думал… Прости меня…
На пару секунд меня от этих слов обдало арктическим холодом, заставив сжаться в комок и долго молчать, не решаясь задать вопрос, оглушивший меня внезапным осознанием.
— Ты же не… Это же… Скажи, что это не ты… — хрипло пробормотала, сжимая пальцы в кулаки и, супротив всей логики даже не думая отстраняться. — Скажи, что это не ты дал ей возможность прийти сюда. Скажи, пожалуйста… Скажи!
С каждым новым вопросом голос становился выше, срываясь на крик. Не выдержав, я ударила его по спине кулаком, затем еще раз. И продолжала, как заведенная повторять эти слова, на живую чувствуя, как корчится в агонии надежда, где-то глубок в душе. И не зная, от чего мне было больнее: от того, что я хотела, что бы это был кто угодно, но не Эрик или от того, что где-то там, в самом углу сознания теплилась абсурдная в своем безумии мысль, что я его прощу за это?
— Скажи… — беззвучно шепнула, обессиленно повиснув в его руках. Чувствуя, как по щекам текут слезы, впервые за весь этот долбанный день.
И честно не представляя, что будет дальше, если…
Дурная привычка обрывать меня на половине мыслей, похоже стала старой доброй традиции. Чуть отстранившись, Кальянов обхватил мое лицо ладонями и, с минуты пристально глядя в глаза, поцеловал. Сильно, крепко, подчиняя и не давая и слова против вставить. А когда отстранился, тихо и зло припечатал, вновь притягивая меня к себе:
— Дура. Вот уж точно, Каркуша…
Я на это промолчала, притираясь щекой к его плечу и зажмурившись, для надежности скрестив пальцы, что бы уж точно не сбылись самые худшие из моих подозрений. Эрик же, глубоко вздохнув, тихо заговорил, прислонившись спиной к стене и не замечая, как разводы крови со сбитых костяшек раз и навсегда портят его одежду.
— Каюсь, я не безгрешен. Я узнавал про твои проблемы всеми способами, какими мог. Я мать твою, совсем не случайно оказался тогда в университете вашем. И да, я не предполагал, что столкнусь с твоей матерью и ее этим… Адвокатом, — последнее слово парень чуть ли не выплюнул, явственно поморщившись. Я же молчала, слушая ровное и такое успокаивающее биение его сердца. — Та еще мразь. Но рад, что так спонтанно решил заглянуть. И я даже поинтересовался у специалиста. — тут Эрик как-то странно хохотнул, насмешливо фыркнув, — как поставить под сомнения вердикт врачей о том, что твоя мать вылечилась и не представляет угрозы обществу. И да, я планировал вашу встречу, думал, как ее подстроить, что бы она сорвалась на людях, — моя слабая попытка вырваться оказалась неубедительной даже для меня. — Только каким же монстром надо меня представлять, что бы я позволил твоему брату пострадать? — тихо закончил он, тяжело сглотнув и коснувшись губами моего виска.
— Тогда… — я сглотнула, вместе с ним съезжая по стенке на пол и не обращая внимания на острые иглы боли. Анестезия отошла, открывая мне всю прелесть, весь спектр неприятных ощущений. Только мне сейчас на это было глубоко и откровенно наплевать.
— Я прошу прощения за то, что не смог тебя защитить, — меня затащили на колени, пряча лицо на плече, осторожно касаясь губами кожи. — Я не думал, что она решится прийти сюда. Вроде бы все просчитал, все проверил, но…
— Безумие не подчиняется логики, — криво усмехнулась, вспоминая, как раз за разом сама пыталась предугадать поведение собственной матери. И ошибалась, снова и снова, получая очень горький и весомый опыт от этих ошибок.
Много позже, вопрос заданный украдкой преподавателю, открыл мне глаза. Я не была дурой, я все делала правильно, я просто не была сумасшедшей и поэтому не могла увидеть мир таким, каким видела его она. И понять ход ее мыслей.
Вот такой вот коленкор.
Снова вздохнула, рассеянно проведя рукой по вьющимся волосам Эрика. Пропуская сквозь пальцы мягкие, шелковистые пряди. Прислушиваясь к себе, пытаясь понять, что я чувствую, что хочу сказать, в ответ на такое признание. На то, что друзья поддались чужому очарованию и рассказали все, как есть, не став кривить душой. На непрошенную помощь, план, включавший открытую провокацию и то, чем все в итоге закончилось. Пыталась и…
Не находила. Глупое сердце билось ровно и спокойно, пальцы давно перестали дрожать, а в душе царило тепло и приятное опустошение, сменившее клубок бурных эмоций, бивших во все стороны. В конце концов, я не могу ставить ему в вину то, что он хотел мне помочь. Не могу обвинить его в том, что мать как всегда поступила так, как хотела, в очередной раз чуть не разрушив мою устоявшуюся, мирную жизнь. Не могу.
Да и не хочу, если уж совсем честно. Эта страница жизни действительно подошла к концу, окончательно и бесповоротно. Так стоит ли винить единственного человека, который наплевал и на мое упрямство и на мою гордость, просто делая то, что считал нужным?
Несмело улыбнулась, потянув за волосы на затылке, заставляя Эрика поднять голову и посмотреть на меня. Погладила щеку, легко очертила контур носа и честно, шепотом, доверчиво проговорила:
— Я тебя люблю. И будь, что будет…
— Каркуша…
Видеть, как светлеет его лицо, как широко улыбается этот невозможный кудрявый наглец, мягко целуя меня в ответ на это признание, было чем-то невероятным. Щекочущим нервы, заставляющим смущаться и краснеть. И я не хочу думать, чем бы это все закончилось, если бы наше уединение не нарушил один из врачей, сообщив, что полиция желает задать нам несколько вопросов.
Увы, представителям правопорядка как-то нет никакого дела до того, что у нас тут, можно сказать, судьба решается.
Последовавший за этим допрос, нудный и вытянувший все моральные и душевные силы, плавно перетек в медицинское освидетельствование. Там меня вертели из стороны в сторону, что-то записывали, делали снимки, после чего вновь отдали на растерзания для очередного сеанса вопросов. Я стоически терпела, наотрез отказавшись разбудить брата и позволить задать ему некоторые вопросы. Как законный представитель его интересов, я со всей оставшейся у меня вежливостью и любезностью заверила, что моих показаний будет достаточно. Вместе с показаниями очевидцев и записями камер видеонаблюдения, этого хватит, что бы отправить мою так называемую родительницу на освидетельствование.
Что-то мне подсказывает, что в этот раз разыграть милую и добрую, а главное психически здоровую женщину у нее вряд ли получится. Тем более, что судя по тому, как задумчиво щурился Эрик, глядя на полицейских, кое-кто лично проследит, что бы ее упрятали далеко и надолго. Желательно, на всю жизнь.
