Полет над разлукой - Берсенева Анна (читать книги полные .txt) 📗
Таксист говорил так громко и так выразительно показывал пальцами фейерверк, что Аля тут же решила, что он, наверное, не каталонец с их trato distante.
Адрес она узнала у Карталова.
– Зачем тебе? – удивился Андрей, когда Аля однажды спросила, где он живет. – Думаешь, ты прилетишь в Барселону, а я тебя не встречу?
Конечно, этого быть не могло, и Аля не стала переспрашивать адрес. Андрей сказал только, что живет в Энсанче – значит, в одном из тех яблок-кварталов, где они сидели перед «Каменюкой» Гауди…
И вот она прилетела в Барселону, он ее не встретил, и никто, кроме нее самой, не был в этом виноват.
Когда Аля увидела, во что превратился центр города, то подумала, что, может быть, и дома его не застанет. Людей на улицах было столько, что казалось, все дома должны опустеть этой ночью. Куда только исчезла «дистанте», так удивившая ее в первый раз!
Вся улица Пасео-де-Грасия, на которую привез ее таксист, показалась Але огромной танцплощадкой. Танцы лились по ней рекою, а музыка – дождем. Пасодобль незаметно сменялся рок-н-роллом, танцевали старушки и тинейджеры и даже, кажется, собаки. Аля почувствовала, что ее подхватывает эта неостановимая стихия и вот-вот унесет куда-то с этой улицы, от его дома…
Она с трудом выскользнула из яркой смеющейся толпы и, обойдя бело-голубой, еще какими-то цветами переливающийся дом, остановилась перед дверью подъезда.
Не меньше минуты она смотрела на фамилию Андрея на пластмассовой табличке, то поднимая, то опуская руку, не решаясь нажать кнопку звонка.
Ярко освещенные, удивительные стрелы Саграда Фамилиа вздымались над домами у нее за спиной. Аля оглянулась, словно ожидая, что ей придаст мужества вид этих башен, но рука ее дрожала по-прежнему.
Она уже забыла о том, как решила, что его может не оказаться дома. Теперь она думала только о той минуте, когда увидит его – и боялась, и ждала этой минуты так, как никогда ничего не ждала в своей жизни.
Наконец она нажала кнопку, отняла руку, нажала еще раз. Звонок не был слышен в огромном доме, Аля не знала, прозвучал ли он вообще. Дом был все так же безмолвен и ни одним звуком не откликнулся на ее робкий зов.
Она не понимала, сколько времени стоит у прозрачной двери, всматривается в ярко освещенный подъезд и все нажимает и нажимает кнопку. Наверное, это длилось очень долго, пока она наконец поняла, что больше нет смысла звонить и ждать.
«Вот и все, – подумала Аля, медленно спускаясь с невысоких ступенек. – Так и должно было быть. Так и есть».
Эти бессмысленные, долбящие своей пустотой слова звучали у нее в висках, когда она снова оказалась на сияющей, ликующей улице. Как яркую щепку, толпа подхватила одинокую черноглазую девушку в легком, в огромных алых цветах, платье и понесла в своем счастливом, плотном потоке.
Ей это было уже безразлично.
Часа через два Аля опять оказалась на Пасео-де-Грасия. Она не представляла, как, плохо ориентируясь в любом городе, снова нашла эту улицу в общей радостной неразберихе. Голова у нее уже кружилась от ледяного вина, выпитого на ходу в уличном кафе, но это не только не добавляло ей веселья, а совсем наоборот – погружало в беспросветную тоску.
Трудно было поверить в это, глядя на небо, расцвеченное огнями фейерверков, на дома, играющие фантастическими, невообразимыми цветами, на разгоряченные лица людей. Аля и сама не поверила бы, что можно испытывать тоску, оказавшись в такой толпе, которая, казалось, заряжала тысячами огоньков счастья. Но сейчас это было именно так.
Она ни минуты не могла больше оставаться среди людей: общая радость мучила ее больше, чем мучила бы, наверное, могильная тишина.
«Никуда больше не пойду! – мелькнуло у нее в голове. – Какая разница? Останусь здесь, вернется же он когда-нибудь».
Аля старательно гнала от себя мысль о том, что Андрей может и не вернуться – во всяком случае, сегодня. Весь мир открыт был перед ним, и неизвестно, каким унесло его ветром после ее жестоких, бессмысленных слов.
Хорошо, что веселье шло на другой стороне дома, у выходящего на улицу фасада. А здесь, во дворе, никто ее не тревожил, никому не было до нее дела, и Аля присела на ступеньку у входной двери, прислонившись к облицованной яркой плиткой стене.
От усталости, от волнения, от бессонницы последних ночей и выпитого вина апатия наконец охватила ее. Наверное, это было единственное ощущение, которого хотелось ей сейчас. В тихом, вязком безразличии незаметно было, как текут минуты, не слышны были веселые голоса, не видны вспышки огней над городом и морем.
Аля поставила на колени сумку, положила на нее голову и закрыла глаза.
…Вот они идут по какой-то улице – где это, в Москве, в Барселоне? Наверное, в Москве, они ведь почти и не гуляли вдвоем по Барселоне, совсем немного, несколько часов, после которых жизнь перевернулась… Да, конечно, в Москве. Они видят какой-то дом – то есть это Андрей видит и показывает ей, а сама она, скорее всего, просто прошла бы мимо.
– Смотри. – Он чуть-чуть придерживает ее за локоть, и она останавливается, чтобы посмотреть. – Видишь, легкий какой, смелый какой полукруг!
Она смотрит туда, куда указывает его рука – на полуротонду углового дома, действительно кажущуюся воздушной.
– Все баженовские дома такие, – говорит Андрей. – Как эта легкость века переживает – вот секрет… А бывает – замысел до того монументальный, что даже стыдно, а получаются карточные домики.
Его волосы перебирает ветер, а рука тает, исчезает в вечернем воздухе…
… Они сидят на траве под стеной Новодевичьего монастыря. Дома брошен недоприготовленный обед, потому что Андрей вытащил ее из кухни и повел сюда. Она даже обиделась слегка: это ведь был первый обед, который она готовила для него… Но ей хорошо сидеть рядом с ним на теплой майской земле и чувствовать, как трава растет прямо под ними.
– Знаешь, как Гауди портал Саграда Фамилиа строил? – говорит Андрей. – Тот, который только и успел, – «Рождество»? Ему нужен был ослик, а он не мог найти, никак не мог. Хотя ослов в Барселоне было предостаточно. И вдруг увидел его на улице – того самого ослика, которого искал, представляешь? – Он улыбается, и улыбка переливается в его глазах вместе с солнечными бликами. – Я думаю, только он понимал, что это и есть тот самый ослик. Хозяин, во всяком случае, был против, чтобы гипсовый слепок делали именно с его несчастного животного. Но он уговорил… – Андрей на минуту умолкает, и она незаметным движением снимает с него очки – чтобы прямо заглядывать в его глаза и чтобы видеть светлую ложбинку на переносице. – Знаешь, как Гауди умер? Попал под трамвай – под первый же трамвай, который пустили в Барселоне. Три дня лежал в морге, и ни один человек не знал, кто это…
… Аля вздрогнула и открыла глаза. Воспоминания, казавшиеся призрачными и почти небывшими, вдруг стали совершенно реальными, когда она вспомнила именно это: трамвай, Гауди, тот день у стены Новодевичьего.
«Почему его нет? – холодея всем телом, несмотря на летнюю жару, подумала она. – Может быть, с ним что-нибудь случилось, а я сижу здесь и ничего не делаю, ничего!»
Непонятно было, что она могла бы делать. Непонятно было даже, как она могла бы найти его на праздничных, гудящих улицах, но Аля вскочила, как подброшенная невидимой пружиной.
Она уже не могла рассуждать здраво и спокойно, не могла оставаться в неподвижном неведении!..
Бросив сумку на ступеньках перед подъездом, она побежала к выходу из двора – на улицу, в этот огромный город, в котором исчез Андрей!
Как назло, в самый неподходящий момент расстегнулся ремешок на босоножке, и Аля едва не упала, потому что та слетела с ноги прямо на бегу. Она на секунду остановилась, досадуя на глупую помеху, наклонилась, присела на корточки и стала шарить по земле, чтобы поскорее найти босоножку или снять вторую и бежать босиком, как вдруг почувствовала, что голова ее уткнулась в чье-то колено.
Походка у Андрея была такая, что Аля не слышала его шагов, хотя только к ним и прислушивалась, только их и ждала услышать все это время. От неожиданности, от растерянности она села на асфальт и машинально вцепилась обеими руками в его брюки.
