Красавица некстати - Берсенева Анна (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Собеседование в райкоме происходило вечером, и домой Игнат вернулся поздно. Он думал, что Ксения уже легла, но из-за ширмы, которой был отгорожен ее уголок в комнате, пробивался свет настольной лампы.
Она не вышла ему навстречу – Игнат сам заглянул за ширму. Склонившись над столом, жена расписывала фарфоровое пасхальное яйцо. Тоненькая кисть скользила золотом по ярко-голубому полю, и казалось, Ксения держит перед собою какой-то совсем особенный, только ей принадлежащий мир.
Наверное, тень от Игнатовых плеч загородила свет лампы. Ксения подняла глаза. Они были туманны. Как будто она не вернулась еще из того мира, который сама создавала движениями кисти и в который была полностью погружена.
– Игнат!.. – сказала она, словно удивилась его появлению.
Но уже через мгновенье иномирный туман в ее глазах развеялся. Игнату показалось, в них мелькнуло мимолетное сожаление из-за того, что надо уходить из того мира в этот, обычный.
– Игнат! – повторила она. – Ну, что?
Она знала, что муж пошел сегодня на собеседование по норвежской стажировке, и волновалась за него. Она не была безразлична к его делам. То, что лежало между ними невидимой стеною, вообще не было безразличием.
– Ничего, – пожал плечами Игнат. – Через три дня еду.
– Господи, неужели! – воскликнула Ксения. – А я уж думала…
– Ну что ты думала? – Игнат подошел к ней, успокаивающе коснулся ее руки. – Я же тебе говорил: не о чем волноваться.
– Ты и сам не веришь в то, что говоришь, – тихо сказала она. – Ты и сам прекрасно знаешь, что все для тебя непросто. Из-за меня…
– Перестань, Ксёна, – поморщился Игнат. – Давай лучше поужинаем. Ты и не ела, наверно.
Когда Ксения была увлечена работой, она могла не есть, не спать и не помнить ни о чем, включая существование мужа. Но он был на нее за это не в обиде. В глубине души Игнат понимал: ему даже легче, когда жена забывает о его существовании. Тогда он не чувствует с ее стороны не только внимания, но и того болезненного надрыва, которым с самого начала был отмечен их брак.
– Сейчас поужинаем, – кивнула Ксения. – Для тебя мясо есть.
– А для тебя?
– Нынче Петровский пост. Расскажи же, как все было? О чем тебя спрашивали?
Меньше всего он хотел рассказывать о сегодняшней беседе кому бы то ни было и уж тем более жене. Ему было противно об этом вспоминать.
– О рабочем движении в Норвегии.
– А оно там есть? – усмехнулась Ксения.
– Не знаю, – поморщился Игнат. – Пришлось сказать, что есть.
Расспрашивая мужа, Ксения быстро накрывала на стол. Комнатка у них была маленькая, не то что в «Марселе». Игнат вообще вспоминал «Марсель» часто, и главным образом потому, что видел, как потускнела, словно съежилась его жена, когда им пришлось оттуда уехать. Здание на углу Петровки и Столешникова переулка понадобилось под солидное учреждение, и немногочисленных жильцов расселили. Игнату с женой выделили комнату в коммуналке у Преображенской заставы – неподалеку от тех мест, где он жил в бараке, когда только-только приехал в Москву и нанялся на стройку.
Ксения восприняла переезд с покорностью, но и с такой тоскою, что Игнат опасался за ее здоровье.
Он сел к столу, придвинул к себе тарелку, на которую было выложено вареное мясо, аккуратно нарезанное и политое каким-то соусом. Ксения сидела напротив и смотрела, как он ест. Лицо у нее было печальное.
– Что ты, Ксёна? – не выдержал Игнат. – Ты поела бы хоть что-нибудь.
– Тяжело тебе со мной… – тихо сказала она. – Ты глубоко, глубинно со мною несчастлив.
– Да что ты вдруг! – Он в сердцах бросил вилку. – С чего ты взяла?
– Я это чувствую. Да ты и сам это знаешь. Только убеждаешь себя, будто это не так. Зачем, Игнат?
– Что – зачем?
Он опустил глаза. Она обезоруживала его своей печальной прямотою.
– Зачем держаться за то, чего нет? Добро бы тебе была от меня хотя бы польза. Но ведь и этого нет. И зачем же я тебе? Только ходу тебе не даю. Ведь это чудо, что тебя за границу посылают! При такой-то жене… Думаешь, они всегда будут так снисходительны?
– Перестань, прошу тебя, – сердито сказал Игнат. – Сто раз я это слышал.
– Но ведь это правда.
– Ксёна, я через три дня уезжаю. – Он бросал слова резко, будто камни. – Возможно, надолго. После Норвегии – в Берлин. Это на учебу уже, на год, не меньше. Зачем ты сердце себе рвешь? Какого мне от тебя нужно ходу? Думаешь, я столицу приехал покорять, как прадед пятиюродный? С голоду вся семья подыхала в деревне, вот и приехал! Будто сама не знаешь.
– Знаю, – тихо проговорила Ксения. – Прости… – Она тряхнула головой, словно надеялась прогнать этим из своего голоса тоску, и сказала, стараясь, чтобы голос звучал бодро: – Отсюда кажется, что в Европе все близко, все возможно, правда? Кажется даже, что ты и Звездочку сможешь увидеть. Где-то она теперь?..
Игнат промолчал. С тех пор как Эстер уехала в Прагу, прошло пять лет. Но каждый раз, когда он слышал ее имя – Ксения вспоминала ее часто, со всей безмятежностью чистой любви, – сердце у него сжималось такой же болью, как тогда, на Брестском вокзале.
Он не верил, что такое может быть. И если бы вдруг вздумал рассказать об этом кому-нибудь из знавших его по учебе или по работе, то и никто бы в это не поверил. Слишком уж не вязалась с ним такая непонятная чувствительность, со всем его характером, да и с обликом не вязалась.
– В Праге, наверное, – пожал плечами Игнат. – Вряд ли я ее увижу.
– Она была бы тебе лучшей женою, чем я, – вдруг сказала Ксения.
Игнат едва не подавился мясом.
«Ты что, ты о чем?» – чуть не спросил он.
И хорошо, что не спросил. Наверняка этот вопрос прозвучал бы фальшиво, а Ксения чувствовала любую фальшь, как птица бурю.
Она встала из-за стола и принялась стелить постель.
– Я выйду, покурю, – сказал Игнат.
– Да, конечно.
Он долго курил на лестничной площадке у окна, унимая стремительный сердечный бег. Прекрасные блестящие глаза угадывались в перекрестье оконных рам, и манили, и бередили несбывшимся счастьем…
«Что же ты? – с тоской спросил Игнат. – Зачем же ты… так? Раз все равно ничего невозможно? Уходи лучше».
Он часто вот так вот спрашивал ее о чем-нибудь, но она никогда не отвечала. Она только делала каждый раз то, о чем он просил. Сейчас он попросил, чтобы она ушла, – и она сразу исчезла. И сердце его сразу сжалось такой тоскою, по сравнению с которой померкли прежние горести.
Он затушил окурок в пустой консервной банке и вернулся в комнату.
Свет был выключен. Ксения была уже в постели. Игнат разделся в темноте, лег рядом с ней. Она подвинулась, давая ему место. Она никогда не угадывала, сколько места ему потребуется на их общей кровати – наверное, потому, что кровать была для него узка. Или по другой какой-нибудь причине.
Игнат нашел в темноте ее руку, погладил. Рука дрогнула под его ладонью. Ему показалось вдруг, что Ксения ждет близости.
«Да нет, вряд ли, – подумал он. – Никогда она этого не ждала, с чего бы сейчас?..»
За пять лет брака он привык к тому, что эта, ночная часть семейной жизни едва ли не тягостна Ксении. А ему… Близость с женой лишь обостряла ту жалость, которую он чувствовал к ней, и делала для него еще более очевидным, что он не чувствует к ней ничего, кроме жалости.
И зачем была эта тягость и эта жалость? Игнат старался не только не отвечать на этот вопрос, но даже не задавать его себе. А что до этой вот, телесной стороны жизни… Он был уверен, что она ничего для него не значит.
Но другой вопрос, тот, что недавно задала неизвестно кому Ксения, он задавал снова и снова. Только не себе он его задавал…
«Где ты? – спрашивал он. – Может, правда тебя увижу?»
Ксения коснулась рукой его груди. Потом рука ее скользнула ниже, погладила его по животу. Игнат вздрогнул.
– Что ты? – машинально спросил он.
И сам расслышал в своем голосе удивление.
– Ничего. – Ксения поспешно убрала руку. – Спи. Ты устал. И скоро уезжаешь.
