Шелковая паутина - Браун Сандра (электронная книга .txt) 📗
Пока он плавал, Кэти сидела на берегу. Он направо-налево швырял мальчишек, с девочками играл осторожнее, но никто из детей не мог пожаловаться, что его обошли вниманием. Даже Джейми, весь день ходивший за Эриком как привязанный, был включен в общую игру.
Кэтлин пальцами расчесывала волосы. Они уже почти высохли, когда Эрик крикнул детям «хватит" и вылез из воды.
— Если я пробуду здесь слишком долго, мне понадобятся витамины, — заявил он и развалился на траве.
Она засмеялась.
— Не волнуйтесь, не такой уж вы слабый. — И, сама не понимая почему, добавила: — Просто я хотела, чтобы вы сегодня совершенно выдохлись.
Эрик перевернулся на бок и посмотрел на нее своими пронзительными голубыми глазами. Она, не желая встречаться с ним взглядом, с преувеличенным вниманием наблюдала за резвящимися в воде детьми.
— Почему? — тихо и серьезно спросил он.
— Сама не знаю. Может быть, виной тому моя инстинктивная неприязнь к тем, кто со своей камерой лезет людям в душу и радуется, когда удается снять что-нибудь пикантненькое. Я сразу решила, что вы циник, приехавший сюда снимать из-за какой-нибудь собственной мелкой выгоды. Лагерь «Горный» открыт для всех и существует только на частные пожертвования. Себе на зарплату Эдна и Би Джей берут совсем немного, а осенью и весной они работают как проклятые — набирают группы и все такое. Свою зарплату они тратят на нужды лагеря. Они считают этот лагерь для сирот собственным детищем, но они всегда готовы выслушать критику в свой адрес. А про вас я сначала подумала, что вы из этих нынешних охотников за ведьмами.
К ее удивлению, он рассмеялся.
— Несколько лет назад я именно таким и был.
— Неужели?
— Да. Я был циником. Я считал, что мир насквозь прогнил. Я, разумеется, знал, как его можно исправить, но своими соображениями на этот счет ни с кем не делился. Не хотел оказаться в одной компании с теми идиотами, которые жаждут установить всеобщую справедливость. — Он горько усмехнулся и стал пересыпать мелкие камешки из одной руки в другую.
— А что же заставило вас поверить в несовершенство этого мира? — спросила Кэтлин. — Было время, когда я тоже так считала, но у меня есть оправдание: этот мир отобрал моих родителей.
— В том-то и штука. У меня нет оправданий. Думаю, мною двигали незрелость и скука, а не что-нибудь осмысленное. Я — типичный представитель эгоистичного поколения. Раз уж мир вздумал лететь в тартарары, туда ему и дорога. Я же буду заботиться только о собственной персоне.
— И благодаря чему вы изменились? Хотя, по-моему, вы по-прежнему слишком много о себе воображаете.
— Меня послали делать репортаж об Эфиопии. Я отправился туда с твердым убеждением, что мир уродлив, и провел там шесть месяцев.
— И что же, там вы увидели еще большее уродство?
— Нет, — покачал головой Эрик. — Я нашел там красоту.
— Я не…
— Попробую объяснить, если смогу. Однажды я попал в лагерь для беженцев. Господи, Кэтлин, вы даже представить себе не можете, что существуют такие несчастья и лишения. Мы даже примерно… — Он беспомощно развел руками. — Невозможно описать словами эту разруху, эту… гниль. — Он потряс головой, словно пытался отогнать нахлынувшие воспоминания. — Однако я должен был все это снимать. Вдруг я увидел юную мать с младенцем на руках. Оба они были крайне истощены, просто ходячие мертвецы. Но, заметив, что я смотрю на нее, женщина попыталась выжать из своей груди последнюю каплю молока и вложила сосок в ротик ребенка. Она заплакала. Ребенок протянул ручку и коснулся щеки матери. Он словно утешал ее, давая понять: она сделала все, что могла, и он благодарен ей за это. — Эрик замолчал, глядя в пространство. Даже крики галдящих детей, казалось, не могли нарушить его задумчивости. — Посреди ужасающего уродства я увидел нечто прекрасное. Я не переродился в тот же миг, но я понял, что если хорошенько присмотреться, во всем можно найти хорошее. И вообще, мир стоит того, чтобы его спасти, хотя бы ради одного-единст-венного младенца.
На Кэти эта история произвела впечатление.
— Ваша камера может уловить сотню нюансов, недоступных невооруженному глазу. Она беспристрастна. Ей неведомы предрассудки.
— Идите сюда, — вдруг сказал он, схватив Кэти за руку и рывком подняв ее на ноги.
— Куда? — удивилась она. — А дети…
— Нет-нет. Мы никуда не уйдем отсюда. Мало кто удостаивается подобной чести. Надеюсь, вы оцените это по достоинству.
Эрик подвел ее к большому камню, на котором лежала камера. Подбоченившись, он оценивающе оглядел Кэтлин, потом перевел взгляд на тяжелую камеру.
— Интересно, как вы это будете делать? — пробормотал он. — Если я положу камеру вам на плечо, вы же по пояс в землю уйдете.
— Что…
— Ага! Придумал. — Он пощелкал кнопочками, совсем как вчера вечером, когда они возвращались к машине. — Так, теперь подойдите сюда. — Он взял ее за талию и придвинул к камню так, что ее глаза оказались на одном уровне с камерой.
— А теперь поднимитесь на цыпочки и прижмите правый глаз к видоискателю. Видите, там есть маленький монитор?
Она сделала, как он сказал. Было трудно сосредоточиться на чем-то другом, когда его руки касались ее обнаженного живота.
— Я вижу, но не уверена, то ли это. Он похож на черно-белый телевизор. Я думала, увижу то же самое, что и в обычной камере, — сказала она.
— Если вы снимаете этой камерой, вы можете сразу видеть, как это будет выглядеть на телевизионном экране, за исключением цвета. Вот почему мне необходимо было установить цветовой баланс. — Он откашлялся и слегка ткнул Кэти локтем в бок. — Что вы видите? Говорите мне о каждом движении камеры.
— Так, — неуверенно начала она. Вообще, она видела только размытый силуэт дерева, стоявшего перед ними. — Наверно, не наведен фокус, — предположила Кэти.
— Скажите «стоп» когда надо, — проговорил он совсем рядом с ее ухом. — Я постараюсь навести фокус.
Кэти смотрела, как ствол дерева постепенно становится все четче, наконец она смогла различить все мельчайшие детали.
— Стоп! — крикнула она.
— А теперь решите, куда вы хотите направить объектив. Направо? Налево? Вверх? Вниз?
— Немного вверх, поближе к веткам.
Эрик шагнул ближе и слегка передвинул камеру. Кэти почувствовала, как его теплая широкая грудь прижалась к ее спине. Руки его опустились ей на плечи, и он снова проделал какие-то манипуляции с линзами. Сердце Кэтлин учащенно забилось.
— Теперь левее, — с трудом переводя дыхание, сказала она. — Так… Подождите! Вот. Здесь что-то… А-а, это паук… и паутина какая огромная! Она тянется от ветки к ветке. Паук так занят своей работой. О, Эрик, а нельзя ли поближе, я имею в виду — сделать паука крупнее?
— Конечно. Но тогда нужно будет снова подкрутить фокус. Так хорошо?
— Да-а-а! Отлично! Он великолепен, просто великолепен.
— Значит, вы хотите снять день из жизни пауков?
— А разве мы не снимаем?
— Нет, я еще не нажал на «пуск».
— Но вы не возражаете?
— Конечно, нет.
«Раз мы начали снимать, он сейчас уберет левую руку», — подумала Кэти. Но она ошиблась. Наоборот, он оперся на камень, так что она оказалась зажатой между жестким, холодным валуном и теплым, вибрирующим телом Эрика. И она затруднилась бы сказать, где было больше мощи — в камне или в мышцах.
— Ну, как он? — прошептал Эрик. Его усы слегка пощекотали ей мочку.
— Чудесно. Он такой красивый.
Она почувствовала, как его колени касаются ее ляжек, и непроизвольно встала так, чтобы ему было удобнее.
— Ваши волосы пахнут медовым клевером, — прошептал Эрик.
На этот раз никаких сомнений не оставалось: его губы почти касались ее уха. Он чуть шевельнул бедрами, и тут Кэти вдруг поняла, что единственной преградой между ними является ткань ее купальника и его плавок.
— Эрик, — прошептала она.
— М-м?
Носом он зарылся ей в волосы возле уха.
— Мне кажется… я… паук… Нам лучше прекратить.
Она сама не была уверена, имеет ли она в виду съемку или опасную близость их тел, больше походящую на объятия.
