Ловец мелкого жемчуга - Берсенева Анна (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
Чтобы успокоиться, он выпил еще виски, но это, наоборот, еще больше взволновало его. Но в Вадиме по-прежнему чувствовалась та спокойная сила, которая так же не имела названия, как его пронзительный и непроницаемый взгляд. И, словно отдаваясь этой мощной внешней силе, Георгий неожиданно стал рассказывать обо всем, что произошло с ним за последние пять лет. Наверное, он говорил сбивчиво, к тому же то и дело подливал себе виски и забывал закусывать хотя бы орешками, но ему казалось, что он воспроизводит в своем рассказе какое-то главное единство жизни – то самое, ускользающее от определения, но понятное взору…
Он рассказывал о том, как скрипела голубятня в старом богудонском саду, когда холодный ветер дул с залива, и как ветки акаций перисто расчерчивали светлое ночное небо, и как Зина шла вдоль гарнизонного забора, вдоль столетней тайги, и как он прощался с Зиной ночью в библиотеке, несмотря на запрет ее отца, и как снимал свои первые наивные московские этюды – конечно, об одиночестве человека в огромном городе, он именно сейчас, вот в эту минуту, понял, какие они были наивные и как сильно он изменился с тех пор… И о девочке Марфе рассказал, в которой ему впервые стала понятна Москва, потому что он почувствовал к ней благодарность и нежность, и даже о недоловском лете, хотя ему казалось, что уж об этом-то рассказать невозможно, как невозможно объяснить, почему ты был счастлив… Еще он рассказывал о том, какие фильмы хотел снимать – сначала про необыкновенного человека, который бежал с тюремного острова на плоту из кокосовых орехов и знал, что будет плыть один в океане, но взял с собою бритвенный станок; потом про «жизнь как она есть» – документальное кино.
– А потом мне захотелось другого, – чуть заплетающимся языком говорил он. – Мне захотелось соединить документальное кино с художественным, понимаете? И так соединить, чтобы… Ну, вот если вы положите рядом синий и желтый листы, только совсем рядом, вплотную, то вы увидите между ними зеленую линию. Ее нет, но вы ее видите так же ясно, как то, что существует в реальности. Вот так я хотел связать жизнь и вымысел, понимаете? Чтобы никто не мог словами объяснить эту связь, но видел ее яснее ясного, как… Как ускользающее от определения, но понятное взору!
Он наконец произнес эти слова вслух и чуть не засмеялся от радости.
Вадим слушал, не произнося ни слова и не двигаясь. Но тонкая, холодная струна его взгляда трепетала, то натягиваясь между ним и собеседником, то ослабевая, чтобы Георгий мог перевести дух.
– Понимаете, – говорил он, – я и сам не знаю, что со мной происходило. Конечно, я ничего еще не умел, но мне почему-то казалось, что я все могу, понимаете? Я чувствовал жизнь, так сильно ее чувствовал, так… И, главное, я мог к ней что-то добавить, изменить ее как-то мог, вот в чем дело! – Он замолчал, словно споткнулся.
– Ты думаешь, в тебе это кончилось? – наконец спросил Вадим. – Ты ошибаешься.
– Я не знаю… – медленно проговорил Георгий. Он и не заметил, когда крепкий хмельной дух, взводивший его нервы, сменился каким-то усталым отупением. – То есть я ни в чем не уверен теперь…
– Ну и хорошо. – Вадим улыбнулся, придвинул к себе черный лаковый футляр, достал сигару; мелодично щелкнула крышка платиновой зажигалки. – Это же хорошо, Дюк. Даже в бизнесе уверенность во всем далеко не во благо, а ты ведь не бизнесом занимаешься, – добавил он, словно Георгий и не говорил ему, что работает маклером.
– Да не знаю я теперь, чем занимаюсь, – пробормотал тот. – А главное, зачем занимаюсь…
– А ты не бросайся за мелким жемчугом, – пожал плечами Вадим.
– В каком смысле?
– В прямом, как в пословице. У всех, мол, разное горе: у одних чай жидкий, у других жемчуг мелкий. А по сути это ведь одно и то же – что мелкий жемчуг, что жидкий чай. Убожество. И тебе оно не нужно. Думай лучше об огненных чертах, больше толку выйдет. Лет-то тебе сколько?
– Двадцать четыре.
– Время есть, – снова улыбнулся Вадим. – Нарисуешь ты еще свою невидимую линию!
– Как же ее нарисуешь? – с трудом выговорил Георгий. – Очень сильный материал нужен, отснятый материал, а у меня его нет и не предвидится. Это я заврался что-то, вы извините…
– Да опьянел ты просто, – усмехнулся Вадим. – Смотри, Дюк, дело, конечно, хозяйское, но лучше бы тебе с этим тормознуться. – И, заметив недоумение во взгляде Георгия, пояснил: – Со страстью ты пьешь и слишком уж чего-то от выпивки ждешь. Перемены настроения, еще чего-нибудь – в общем, результата какого-то. А это, поверь мне, лет через десять обернется глубокими запоями.
– Извините, – повторил Георгий. – Что-то меня и правда развезло.
– За что же я тебя должен извинять? – пожал плечами Вадим. – Это тебе побеспокоиться надо, а мне-то с тобой и с таким хорошо. Что-то в тебе есть такое… Аура, дао, карма, или как это теперь называется? Если хочешь, можно ведь и вытрезвиться, – неожиданно предложил он.
– В смысле, похмельщика вызвать? – поморщился Георгий.
– Рано тебе еще похмельщика вызывать, – жестко отрезал Вадим. – Нашатыря в воде разведешь, выпьешь залпом – и в бассейн. Ну что, налить?
Георгий молча кивнул. Пронзительная Вадимова догадливость обескураживала его снова и снова. Ведь он действительно подумал сейчас о том, как глупо, как невовремя опьянел, и если бы не это, если бы не собственная его дурость, то он мог бы сейчас еще немного посидеть вот так с Вадимом за столом и поговорить об огненных чертах жизни, а потом пошел бы по ночному метельному городу в Николопесковский переулок, и Ули открыла бы ему дверь и обняла бы его с той счастливой доверчивостью, которую он так чувствовал и так любил в ней…
По комнате разнесся резкий запах нашатыря, и Георгий увидел, что Вадим уже протягивает ему наполненный хрустальный стакан, от одного взгляда на который глаза лезли на лоб.
– Пей, пей, – поторопил он. – Или еще виски хочешь принять – продлить удовольствие?
– Да какое уж тут удовольствие… – пробормотал Георгий.
Разведенный в воде нашатырный спирт влился, казалось, не в желудок, а во все тело до самых пяток. Георгий закашлялся, слезы не выступили, а брызнули у него из глаз, и он зажал рот рукой, чтобы избежать еще более неприятных последствий. Но хмель вышибло сразу, словно взрывной волной.
– Вы что, всегда с собой в командировки такие средства возите? – с трудом выговорил он, вытирая слезы и тяжело дыша.
– В какие командировки? – удивился Вадим. – А!.. Да я же не в командировке. Я москвич в неведомо каком поколении, у меня квартира на Смоленке, дом на Рублевке, все как у людей. Просто накатило что-то… Не женись без любви, Дюк, – улыбнулся он. – Ни на молодой, ни на красивой. А то в один прекрасный день обнаружишь, что живешь дома как в гостинице, да и подумаешь: так не лучше ли и правда в гостинице пожить? Ну, извини за нотацию. Все равно каждый только своим умом крепок. Пойдем, пойдем поплаваем!
– У меня и плавок нет, – сказал Георгий. – И разве здесь ночью бассейн работает?
– Все здесь работает, – махнул рукой Вадим. – Совка, конечно, все равно хватает, но поплавать можно.
Бассейн гостиницы «Метрополь» слегка ошеломил Георгия. Непривычно было плавать, глядя сквозь стеклянную стену на Кремль, он чувствовал себя неуютно, и только невозмутимость Вадима удерживала его от того, чтобы поскорее отсюда смыться. Правда, они были в бассейне одни, поэтому хотя бы не приходилось стесняться того, что плавать приходится в трусах.
– Я уже неделю здесь живу, – сказал Вадим, когда, наплававшись, они сидели в белых пластмассовых креслах у бортика. – И, знаешь, сначала вообще кайф ловил. Как будто не в номер дверь захлопнул, а в мир, извини за красивость. Телефон отключил, охрану отпустил, сам за рулем, в комнате тишина, никто не знает, где я… А я в потолок смотрю и трубку курю, и ни для кого меня нету. Самообман, конечно, но сладкий ведь самообман, а человек слаб, как известно.
– Это вы-то – слаб? – удивился Георгий.
– И я тоже, только на свой лад, – кивнул Вадим. – Мне в жизни – вот в такой, какая она каждый день есть, – ничья помощь не нужна. То есть я не жду, что за меня кто-то что-то сделает, решит, подставит мне плечо друга, или обеспечит крепкий семейный тыл, или какие там еще пошлости обычно говорят? Но внутреннее что-то… Не знаю, как это назвать, но это мне нужно, и этого у меня нет. Жизнь живая, на самом острие, трепет душевный – так, может быть. Меня, наверное, потому к тебе и потянуло, – улыбнулся он. – В тебе этого очень много, Дюк. Вот того самого, без чего человек жить не должен.
